- У меня все хорошо! Очень хорошо! Лучше некуда!
Каждое утро я твержу эти слова, когда смотрюсь в зеркало. Твержу даже тогда, когда вижу растрепанную, полусонную особу с темными кругами возле глаз, иногда с синяком, а сейчас вот с разбитой губой. Накануне вечером мне пришлось унимать драку на свадьбе, а затем, уже глубокой ночью, сопровождать двух ее зачинщиков в район. Один из них, Гришка Степанов, съездил мне по физиономии, а потом всю дорогу заливался пьяными слезами, клялся в вечной любви и тут же толкал локтем под ребро своего обидчика, Сашку Корнеева.
Наконец мне надоели плаксивые вопли, матерки и возня за спиной, и я приказала Гришке перебраться на сидение рядом с водителем, а сама заняла его место. Перегаром тут воняло сильнее, добавьте к нему не совсем приятный запах мужского пота, и вполне реально сможете представить мои душевные муки.
Но такова моя профессия, где изысканный парфюм - большая редкость. Поэтому я просто опустила стекло и вдохнула теплый ночной воздух. «Нива», за рулем которой сидел мой лучший дружинник Сева Поспелов, с трудом преодолевала колдобины лесной дороги, разбитой тяжелыми грузовиками. Машину раскачивало и бросало из стороны в сторону, но я привыкла к нашим дорогам, и наслаждалась свалившейся на меня возможностью, хоть ненадолго отвлечься от текущих проблем.
Запахи цветущей тайги: черемуховые и рябиновые, медвежьей дудки и смородины не просто расслабляли и завораживали. Они мгновенно вытеснили витавшую в салоне вонь. И хотя в машину тут же налетели комары, стекло я не стала поднимать. Все-таки от комаров можно отбиться, а от густого перегара одно средство – противогаз.
Сашка, лишившись соперника, притих и даже засвистел носом. Гришка же продолжал возиться и поскуливать.
- Заткнись! – не выдержал Сева и для острастки ткнул его кулаком в бок.
- Марья! Марья Владимировна! – Гришка с трудом развернулся на сидении и отвлек меня от созерцания неба, щедро усыпанного звездами. – Сними наручники, а? - прогнусавил он и горестно шмыгнул носом. – Страсть, руки затекли.
- Они б затекли, когда на свадьбе махался, - ехидно заметил Сева и, резко вывернув руль, объехал огромную, отсвечивавшую свинцом лужу.
- Осторожнее! – вскрикнул Гришка.
- Не сдохнешь! – весело отозвался Сева. – Тепленьким доставим в «обезьянник».
- Марья! Ты серьезно? За простую «хулиганку» на нары? Да я…
Гришка поперхнулся и, кажется, на мгновение потерял дар речь.
Даже в темноте было заметно, как заблестели его глаза. Поплакать он, конечно, мастак, особенно, под пьяную лавочку. Но я – стреляный воробей, и на такие уловки не поддаюсь.
- Серьезно! – сказала я сердито. – Достал ты, Гришаня, село своими выходками. Драку я оформила протоколом, куча свидетелей имеется, что ты на меня с кулаками набросился. И вещественные доказательства у меня на лице. Говорила же, не лезь ко мне!
- Марья! – Гришка, похоже, окончательно протрезвел, потому что смотрел на меня более осмысленно, а язык у него перестал заплетаться. – Да я… да ты…. Да кто тебя обидит, тот три дня не проживет!
- Точно! - Опять засмеялся Сева. – Лучше нашу Марию не трожь, когда она в форме. А если без формы, то и вовсе не подходи. Так врежет, мало не покажется! – И, видно, непроизвольно, приложил ладонь к уху.
Я усмехнулась про себя. Было дело, Сева тоже пострадал от моей затрещины. На моем участке он самый богатый предприниматель. Держит два магазина: один в селе Марьясово, а второй - в Безенкуле, что на другом берегу реки. Теперь Сева - мой первый друг и помощник, а когда-то мы долго и безнадежно конфликтовали. Я едва не упрятала его за решетку за систематическое спаивание односельчан фальсифицированной водкой. В деревне называют ее «шмурдяком», а Сева завозил эту бодягу в свои магазины цистернами.
В конце концов мы пришли с ним к негласному соглашению: Сева помогал мне ликвидировать все нелегальные пункты продажи спиртного, а я закрывала глаза на то, что он торговал водкой в ночное время.
Но имелось еще одно обстоятельство, которое заставило Севу протянуть мне руку дружбы. Сева влюбился. Влюбился в меня. Несмотря на то, что я изрядно расшатала ему нервы. Не зря говорят: «От любви до ненависти – один шаг». В нашем случае получилось наоборот. Ненависть незаметно переросла в любовь. Но только с его стороны. Я же не смогла ответить ему взаимностью. Впрочем, и не пыталась.
С любовью у меня напряженка, но заставить себя влюбиться в Севу? Нет! Ни за что! Меня вполне устраивали его дружба, его готовность всегда прийти на помощь, но лечь с ним в постель? Брр! Даже озноб пробрал, когда я представила, как он обнимает меня. Не знаю, почему, но даже предположение, что я могу вступить с ним в более близкие отношения, вызывало у меня отвращение. Хотя, поверьте, Сева этого не заслуживал.
Внешне он очень прилично выглядел: крепкий, высокий, одной рукой раз двадцать выжимал пудовую гирю. И невесту подыскал бы себе достойную даже в городе, не говоря уж о нашем селе. А он увивался возле меня, и с каждым днем мне становилось все труднее и труднее делать вид, что не замечаю его ухаживаний. Что поделаешь, если я терпеть не могла белобрысых парней, да еще тех, чье тело густо покрыто веснушками, а ресницы и брови и вовсе смахивают на щетину молодого поросенка. Но, скорее всего, это было оправданием моего прохладного отношения к мужикам вообще, и к Севе - в частности.
Честно сказать, иногда я даже пользовалась его светлыми чувствами, вот как сегодня, например. Везти задержанных ночью на мотоцикле с коляской, гиблое дело. А Севе только свистни. Он даже джип свой не жалел для милицейских нужд, но сегодня я сама предложила добраться до райцентра на «Ниве», чтобы Гришаня на пару с Сашкой не загадили салон дорогого автомобиля.
Я поежилась – все-таки ночная сырость пробрала меня до костей. Впопыхах я забыла прихватить плащ и отправилась в путь в курточке, которую обычно носила вместо кителя. Я постаралась перевести мысли в другое русло, но они почему-то меня не послушались.
Видно, я так и умру в девках, потому что самый привлекательный во всех отношениях жених нашего околотка абсолютно меня не интересовал как мужчина. Поначалу я думала, что в моем организме произошли какие-то сбои на почве несчастной любви, но потом догадалась, что это издержки профессии. Ведь зачастую я наблюдала наших мужиков в самом неприглядном виде – напившихся до поросячьего визга, грязных, облеванных, с размазанной по лицу кровавой юшкой. Видела их замордованных жен, перепуганных детей. Несомненно, мне не хотелось превращаться в жалкое затравленное создание. Ради чего ломать жизнь? Чтобы иметь рядом с собой существо, чье достоинство заключается в умении строгать детей и приносить домой вместо денег одни неприятности?
Конечно, Сева не шел ни в какое сравнение с этими типами. Он не пил, не ругался матом, не размахивал кулаками. И дом себе построил, чуть ли ни самый большой и красивый в районе. И машин у него не одна, не две, а пять.
У меня в наличии только служебный мотоцикл, но пользовалась я им крайне редко. Свой участок я предпочитала объезжать верхом потому, что на таежные заимки и метеостанцию иначе не пробиться. Мой Воронок знает все козьи тропы в округе. А на занятия в школу я езжу на велосипеде.
Зимой я иногда запрягала Воронка в сани. Но он этого не любил. Мог заупрямиться и встать посреди дороги. Тогда уж - ни тпру, ни ну! Очень упрямый подлец, но я его понимала. Гордость не позволяла ему превращаться в ездовую лошадку, ведь когда-то Воронок брал призы на областном ипподроме.
Поэтому зимой я часто вставала на лыжи. Меня никто не принуждал рисковать жизнью в пургу и в стужу, но я все-таки пару раз в месяц выбираюсь в дальние деревушки, чтобы их обитатели не забывали: капитан полиции Мария Лазарева всегда на посту.
Гнусавый Гришкин речитатив снова отвлек меня от копания в собственных проблемах. И, слава Богу! Этот процесс мог завести меня в такие дебри!
- Марья! – затянул свою песню Гришка. – Сними наручники! Куда я сбегу в такую грязюку?
- Ладно, - согласилась я, чтобы не слушать его вопли. – Давай сюда лапы!
Гришка с готовностью задрал руки вверх, и я сняла с него наручники.
- Ох, ты! – выдохнул Гришка и принялся растирать запястья с такой откровенной радостью, словно только что избежал казни на электрическом стуле.
Сашка продолжал сопеть носом и всхрапывать. Хотя по характеру он менее буйный, чем Гришка, я решила не будить его и оставить в наручниках. Спит себе, и пусть спит. Быстрее протрезвеет. Мне тоже не мешало вздремнуть. По той причине, что днем выспаться вряд ли получится. Я закрыла глаза. Но, то ли не прошло возбуждение после схватки на свадьбе, то ли ночные мысли меня растревожили, вздремнуть не получалось. К тому же Гришка никак не унимался. Теперь он принялся клянчить сигарету у Севы. И не успокоился до тех пор, пока тот не бросил ему на колени пачку «Кента» и зажигалку.
- Только две, - предупредил Сева Гришку. – Арестантам больше не положено! Привыкай помаленьку!
- Я тебе не арестант! Я – задержанный, – напыжился Гришка. Избавившись от наручников, он вновь обнаглел до крайности. – Я в прокуратуру жаловаться буду. За избиение, - он вытянул руки вперед, - и наручники.
- Чего? – рявкнул Сева и неожиданно резко остановил машину.
Сашка стукнулся лбом о спинку переднего сидения, что-то замычал и выпрямился, тупо мотая головой и издавая нечленораздельные звуки.
- Сева! – крикнула я сердито. – Предупреждать надо, когда тормозишь!
От Сашкиной участи меня спасла хорошая реакция: я вовремя ухватилась за спинку.
Но Сева меня не услышал. Он сцапал Гришку за грудки и притянул к себе.
- Это на кого ты жаловаться будешь, гнида вонючая? На меня или на Марию?
- Да я чего? Я ничего, - залопотал Гришка, стараясь оторвать Севины руки от своей рубашки. – Пошутить нельзя, что ли?
- Брось его! – приказала я. – Куда он побежит?
- Пусть живет!
«Нива» снова помчала нас сквозь тайгу, навстречу серенькому рассвету, который зачинался впереди по курсу.
Небо все светлело, светлело на горизонте, пока сквозь утреннюю мглу не пробились первые лучи солнца. Они залили золотом верхушки деревьев, и сразу на душе у меня повеселело. Все вокруг заиграло, запело, затанцевало. Тайга плавно уступила первенство березовым рощам, которые разлеглись на невысоких холмах вперемешку с сосновой порослью. В высоком разнотравье полыхали жарки, точно капли глазури светились незабудки, вдоль дороги желтели одуванчики и «куриная слепота». А в поднебесье заливался жаворонок. Я очень люблю раннее утро, когда все вокруг ликует от радости. Темнота отступила, и вновь светит солнышко, синеет небо, а шапочки одуванчиков схожи с облаками, которые повисли над дальними горами.
- Рассвело! – вздохнул рядом со мной Сашка и робко поинтересовался: - Ты нас в район везешь?
- Нет, в Америку! На конкурс «Мистер – Стальной Кулак»! – опередил меня Сева.
Я тронула его за плечо, и он замолчал.
- Везу! – ответила я. – Как не крути, а поножовщина была! Тому масса свидетелей!
- Так меня-то за что? – крайне удивился Сашка и погладил ладонь, перевязанную грязным бинтом. – Меня ведь Гришка пырнул. Я только защищался!
- Он тебя - ножом, ты его – табуреткой, - вздохнула я. – Какая разница, кто кого чуть не угробил? Вы ж не только друг на друга кидались, но и на окружающих. На счастье, вовремя вас связали. Был бы труп, была б другая песня.
- Так не было же трупа! – дружно взвыли дебоширы.
- Слава Богу! – столь же дружно откликнулись я и Сева.
Я покосилась на Сашку. Он виновато улыбнулся и, жалобно шмыгнув носом, попытался вытереть его ребром ладони. Но это у него плохо получилось.
Тогда я сняла с него наручники.
- Спасибо! – Сашка снова улыбнулся и потер запястья. – Непривычно! Руки занемели!
Я промолчала. В солнечных лучах задержанные мной мужики выглядели совсем уж неприглядно. Одежда - грязная, измятая, физиономии заросли щетиной, а дух, дух такой, словно после газовой атаки…
Наша машина тем временем выехала на асфальт, и теперь ее не трясло и не покачивало. К райцентру ведет приличное шоссе. Хотя езды до РОВД осталось на полчаса, я откинулась головой на спинку сидения, закрыла глаза и, кажется, задремала.

Глава 2

Привел меня в чувство звонок мобильного телефона. Слава Богу, звонил телефон Севы. Звонки на мой мобильник обычно ничего хорошего не сулили. Чаще всего меня тревожили начальники. А им, известно, требуется от подчиненных одно: хорошие показатели в борьбе с преступностью. Недавно начальство и вовсе решило извести под корень преступность на вверенном мне участке и превратить его в образцово-показательный. Естественно, моими трудами.
Я, конечно, отвлеклась на мысли об утопических планах отцов-командиров, но все же невольно прислушивалось к тому, что Сева говорил в трубку. Впрочем, особой нужды, чтобы прислушиваться, не было.
Дорога позволяла Севе крутить баранку левой рукой, а правую он прижал к уху и восторженно орал в трубку:
- Откуда вы нарисовались? Сто лет вас не слышал, не видел!
Пара секунд ушла на то, чтобы невидимый собеседник ему что-то ответил, отчего Сева и вовсе захлебнулся от восторга.
- О чем разговор, Олег Матвеевич! Обязательно встречу! Я тут, недалеко! С делами управлюсь, и - на станцию. К поезду успею. В войсках дяди Васи командиров не забывают!
Он выключил телефон и поймал в зеркале заднего вида мой взгляд.
- Мария! – Сева радостно прищурился. – Слышала? Комбат мой приезжает! Рыбку половить, по горам побегать. Эх-ма! – он энергично растер затылок свободной рукой. – Ох, и погуляем мы!
- Комбат? – удивилась я. – С чего вдруг он тебя вспомнил? Столько лет прошло! И как нашел?
- Ну, Маша, - радость наша, - покачал головой Сева. – Все криминал ищешь? Нет тут никакого криминала! Я ж в ВДВ служил, а там все друг другу братаны!
- Он что, на поезде приезжает? – спросила я, не понимая, что меня так взволновало. И не просто взволновало, встревожило. Хотя, моя ли это забота, кто приезжает к Севе в гости? Тем более гость – мужчина, а не женщина. Интересно, какие б чувства я испытала, если бы к нему пожаловала женщина? Я на минуту задумалась, но Сева мое молчание воспринял по-своему.
- Будь спокойна! – сказал он бодро. – Прикончишь свои делишки и заскочим на вокзал. Часа тебе хватит?
- Мне полчаса хватит, если начальство к себе не потребует, - проворчала я в ответ, так и не разобравшись, взволновал бы меня приезд Севиной женщины или нет. – А к вечеру мне нужно быть у Мордахина. Что-то ему в выходные не спится! Срочное дело, говорит.
Мордахин – глава сельской администрации и, скажу вам, форма, вернее, фамилия, как нельзя лучше соответствует содержанию. Я давненько, чуть ли ни с первой минуты моего вступления в должность, пребывала с ним в контрах. И мои опоздания на совещания Мордахин воспринимал однозначно: как плевок в свою толстощекую физиономию.
Сева, видно, прочитал мои мысли по глазам, потому что предложил:
- Позвони ему и скажи, что задержишься в райотделе. Он ведь в курсе, что ты должна определить этих орлов в «обезьянник»?
- В курсе! – буркнула я. – Но что ему стоит позвонить в отдел? Не хватало, чтобы он поймал меня на вранье!
- С каких пор ты боишься Мордахина? Скажи лучше, что западло ехать со мной на вокзал!
- Всеволод! – сказала я строго. – С чего вдруг я должна перед тобой отчитываться?
- Хотя бы потому, что на моей машине едешь и двух отморозков везешь…
- Ну, ты, осторожнее! Слова выбирай! – взъерепенился Гришка. – Какие мы отморозки? Мы, что, убили кого или ограбили?
- Так лучше б ограбили! – в сердцах произнес Сева и резко вывернул руль, объезжая стадо коров, возникшее на дороге. – Тогда б за вами «воронок» прислали!
- Между прочим, я не просила везти их в город, - пришел мой черед подняться на дыбы. – Сам вызвался!
- А кто б тебя, дуреху, повез? – добродушно усмехнулся Сева. – Свадьба в разгаре, все – пьяные в дымину. Или Мордахин твой разлюбезный?
- Всеволод, - произнесла я сквозь зубы, - останови машину! Как-нибудь сама справлюсь!
Сева язвительно хмыкнул, но машину не остановил.
- Мария, - тихо сказал Сашка, - не глупи! Не хватало, чтоб ты нас под конвоем вела. Позору не оберешься!
- О позоре нужно было думать, когда глаза водкой заливал, - парировала я.
- Пешком не пойду, - подал голос Гришка. – Нога болит.
- С чего вдруг? – усмехнулся Сева. – Отсидел, что ли?
- Куда там! – оживился Гришка. – Давеча у тещи с крыльца сходил, а там ступенька гнилая, вот и грохнулся. С той поры нога, как не своя, все время подворачивается.
- Эх, Гриша, Гриша! – преувеличенно тяжело вздохнул Сева. – У тебя по жизни все подворачивается!
Впереди показалось длинное кирпичное здание, возле которого, несмотря на воскресенье, стояли с пяток автомобилей с синими милицейскими номерами.
Гришка и Сашка вмиг, словно уменьшились в росте, и замолчали. А Сева весело воскликнул:
- Приехали, господа хорошие! Выгружайся! – и посмотрел на меня. – Тебя ждать или как?
Мне очень хотелось ответить: «Или как!», потому что я крепко обиделась и за «дуреху» и за то, что он хоть и впервые, но упрекнул меня своей помощью. На самом деле не было особой нужды везти Гришку и Сашку ночью в город. Они вполне протрезвели бы и в моем чулане, а утром я вызвала бы машину из райотдела. Тут я вспомнила, почему все-таки согласилась на настойчивое Севино предложение и отправилась в райцентр. Ведь даже насущные проблемы, заботы, дела, обязанности – одним словом, ничто не могло заслонить мое желание снова увидеть Бориса.
Я вздохнула. Мне очень хотелось, чтобы Сева не понял, как мне тошно сейчас, ведь он то и дело бросал на меня взгляд в зеркало над головой. Но, похоже, за эти годы я научилась владеть собой, потому вполне безмятежно произнесла:
- Подожди! Так и быть, встретим твоего комбата!
- Ну, спасибочки! – Сева прижал руку к сердцу. – С чего вдруг передумала?
- Просто неохота попутку ловить, - улыбнулась я в ответ.
Какой бы Севка ни был занозой, отношения с ним портить не стоило. Все-таки он единственный человек в округе, который никогда не отказывался помочь с машиной. Да и по мелочам сколько раз он меня выручал! От Мордахина такой помощи не дождешься.
Сева остановил машину рядом с милицейской стоянкой. Я открыла дверцу и вышла. И тут же увидела Бориса, точнее, Бориса Михайловича Садовникова – начальника уголовного розыска нашего РОВД. Его «Волга» подкатила почти одновременно с «Нивой», и затормозила всего в паре метров от нашей машины. Первым делом Борис открыл дверцу машины и подал руку красивой женщине в светлом костюме. Подал руку своей жене – что в том удивительного? Я закрыла на мгновение глаза, чтобы не видеть эту сцену. Я знала эту женщину так же, как она знала меня.
Верка, Верочка, Верунчик, теперь – Вера Николаевна Садовникова – когда-то моя самая близкая подруга. А сейчас? Я тряхнула головой, чтобы не произнести слова, которые я выкрикнула ей в лицо, тогда, двенадцать лет назад, когда узнала об измене Бориса и предательстве подруги.
Не удостоив меня взглядом, супруги прошествовали в здание РОВД. Да и с какой стати им обращать внимание на простого участкового, тягловую лошадку полиции общественной безопасности? Я, конечно, не подала виду, что это меня не на шутку задело. Никто во всем мире не должен знать, что эти двое когда-то сыграли со мной отвратительную шутку. В первую очередь, они сами. У них своя жизнь, пусть здравствуют и наслаждаются ею на всю катушку. У меня – своя. Пусть не слишком счастливая и благополучная, но зато в ладах с собственной совестью.
Я отдернула куртку, разгладила складку на юбке, провела ладонью по волосам и скомандовала двум помятым личностям, которые переминались с ноги на ногу возле «Нивы»:
- Руки за спину и шагом марш в «дежурку»!
Сева тоже вышел из машины и, облокотившись на капот, дымил сигаретой. Выглядел он, как всегда, здорово, словно не провел бессонную ночь за рулем автомобиля. Розовощекий, загорелый, косая сажень в плечах…
«Эх, Сева, Сева, - подумала я с тоской. – Знал бы ты…».
Но мысли свои не озвучила, потому как Севе не положено знать, о чем я подумала. В любом случае я не расскажу ему о своих переживаниях. Даже под самой страшной пыткой не сознаюсь, насколько мне бывало порой одиноко и трудно.
- Подожди меня, - сказала я мягко и улыбнулась. – Я быстро!
Севины глаза радостно блеснули. Оказывается, как мало нужно мужику, который питает к тебе теплые чувства.
- Да чего там! – расплылся он в ответной улыбке. – Делай свои дела, еще успеем! – И вдруг произнес скороговоркой, не обращая внимания на развесивших уши Сашку и Гришку: - Ты прости меня, а? За «дуреху» и за то, что машиной попрекнул. Мне не жалко, пойми! – Он прижал руку к сердцу. – Только ты не обижай! И не командуй!
- Посмотрим, - сказала я и перевела взгляд на своих подопечных. Они уже достигли крыльца и торопливо курили одну сигарету на двоих.
- Кончай курить! - прикрикнула я на них.
Сашка, сделав судорожную затяжку, передал окурок Гришке. Тот обжег пальцы и выронил «бычок» на асфальт.
- Поднять «бычок»! Отправить по назначению! – приказала я.
Гришка поднял курившийся сизым дымком окурок и с сожалением пульнул его в урну.
- Мария Владимировна, - он льстиво улыбнулся. – Может, решим все полюбовно? Мы вон с Шуриком все осознали. Надо будет, в дружину твою вступим. И с пьянкой, вот те крест, - он быстро перекрестился, - в один миг завяжем!
Я покачала головой.
– Мне ваши клятвы уже поперек горла...
Я не успела сказать все, что полагается в таком случае, так как дверь, возле которой топтались незадачливые герои криминальной сводки, внезапно распахнулась. Из нее вылетел Борис с чрезвычайно взволнованным видом. Должно быть, случилось что-то невероятное, иначе он просто сбежал бы с крыльца, а тут только что не скатился по ступенькам. На ходу он натянул форменную фуражку, а под кителем я заметила оперативную кобуру. За ним выскочили два оперативника в таком же возбужденном состоянии. Гришка и Сашка вовремя отпрянули в сторону. Я же слегка запоздала, и коллеги едва не смели меня с крыльца. Летевший последним опер грубо пихнул меня, выругался сквозь зубы и на рысях ломанулся к служебной машине, подкатившей к «Волге».
Я пошатнулась, ухватилась за перила и оглянулась. Садовников в эту минуту вылез из своего автомобиля и что-то быстро говорил выбежавшим вслед за ним операм. Они успели забраться во вторую машину, и, высунув головы в окна, с нетерпением выслушивали инструктаж начальства. Скорее всего, я была права: в воскресенье почти весь состав нашего уголовного розыска редко переводят в боевую готовность. Разве уж произойдет нечто из ряда вон выходящее, из-за которого тебя в любое время суток выцепят непременно.
То ли почувствовав мой взгляд, то ли по какой другой причине, Борис глянул в сторону РОВД. Понятное дело, он сразу определил, что я уставилась на него. В его глазах промелькнуло недовольство. Он скривился, точно я поймала его на чем-то нехорошем, и нырнул в «Волгу».
Настроение снова испортилось. И с какого перепуга мне вздумалось глазеть на него? Теперь он будет думать, что я специально путаюсь под ногами, но, я вас уверяю, у меня и в мыслях не было подстраивать эти встречи. Наоборот, я постоянно боролась со своим желанием увидеть его. Умом я все понимала, но сердцу не прикажешь…
На долю секунды мне стало неприятно, что мой вид вызывает у него отвращение. Будь мы один на один без свидетелей, я бы нашлась, что сказать по этому поводу. Но такой случай вряд ли представится, поэтому я молча проглотила обиду и открыла дверь, пропустив вперед Сашку и Гришку. Правда, переступив порог, я с трудом перевела дыхание, оказывается, поймав взгляд Бориса, я забыла, что нужно дышать. От неожиданности всякое бывает.
Когда-то, юная и наивная, я мечтала полюбить героя. Борька по всем статьям вписывался в этот образ. Красавец, спортсмен, за словом в карман не лезет… И все было прекрасно, пока на горизонте не появилась Веруня, с которой мы дружили с первого класса. Уверенная, пробивная, победительница по жизни… Она сразу ухватила Садовникова за хобот, да так, что он и пикнуть забыл.
Возможно, женись он на ком-то другом, я бы не столь болезненно пережила расставание. И не занесла бы его в список негодяев, где он останется до конца. И после конца. Теперь все мужчины для меня либо негодяи, либо ничтожество. Так лучше уж негодяй, чем ничтожество. Он хотя бы более предсказуем. Правда, эта точка зрения не блещет оптимизмом. Если все так плохо, зачем кого-то любить? Страдать, мучиться, реветь в подушку? Ни один мужик не стоит таких переживаний. Никого не любить, никого не прощать… И расставаться вновь не придется! Разве так не проще жить?
Но взгляд Бориса продолжал преследовать меня. Все же я не безразлична Садовникову. И хотя тут явно не любовь, не признательность, но ведь что-то он испытывает? Значит, не равнодушен, значит, обеспокоен!
«Шалишь, Боря, - подумала я со злорадством. – Все ты помнишь, милый мой! Все до капельки!»
И на этой жизнерадостной ноте, я подошла к окошку «Дежурной части».

Глава 3

На самом деле мне хватило двадцати минут, чтобы сдать горемык в кутузку. Честно сказать, я не ставила себе цель отправить хулиганов за решетку. У того и другого куча детей – мал-мала меньше. Жены по этой причине не работали. И водворение буянов на нары пусть и избавляло их семьи от пьяных дебошей, но временно, а вот на семейном бюджете это сказалось бы непременно. Сашка и Гришка трудились в местном лесхозе, и деньги на лесоповале зарабатывали хорошие.
Впрочем, я не слишком забивала голову подобными рассуждениями. «Виновен? Понеси наказание, чтобы другим неповадно было! Не создавай своим близким и друзьям головную боль, отвечай за свои поступки, живи по совести и не завидуй. От зависти все болезни, несчастья и преступления». Бабушкины слова я запомнила навечно. Они для меня сродни библейским заповедям, и я стараюсь выполнять их неукоснительно. Хотя понимаю, что по большому счету все мои беды как раз от упрямства и нежелания действовать в обход неприятностей.
Я постаралась сделать все, чтобы изгнать из памяти образ счастливой семейной пары. От этого, наверно, мое настроение улучшилось. Но, возможно, на него повлияло и то, что после недели проливных дождей небо наконец-то очистилось от туч, солнце сияло, будто в первый день Творения, и до конца лета было так же далеко, как до гор, синевших на горизонте.
- Едем? – деловито поинтересовался Всеволод и открыл дверцу машины.
Я отметила, что теперь мне предстоит ехать на заднем сидении, но вслух ничего не сказала. Преимущество езды на заднем сидении очевидно: можно вздремнуть, и Сева не будет досаждать разговорами. Судя по его счастливой физиономии, он весь в предвкушении встречи со своим бывшим командиром. Странное дело, наверняка во время службы крыл «батяню» последними словами, да и тот, скорее всего, немало Севе крови попортил. А вот приезжает, и Сева радуется, словно пацан первому в жизни свиданию.
Помнится, бабушка говорила, что самые благодарные ученики получаются как раз из отпетых двоечников и хулиганов. Не знаю, насколько верно это утверждение. Возможно, бабушка слегка лукавила. На самом деле ее обожали все ученики, без исключения. Хотя она никогда и никому не делала поблажек, не заигрывала, не лебезила, была строгой и требовательной учительницей. Строгой, но справедливой. А справедливость всегда ценится выше и помнится долго.
У нее училось добрая половина нашего села, и даже дети из Безенкуля, где жили одни староверы. Они – люди строптивые, и если отдали детей в мирскую школу, значит, безгранично доверяли учительнице.
Вспомнив бабушку, я чуть не всплакнула. Полтора года прошло, как ее не стало. Теперь у меня во всем белом свете нет никого, кому я могла бы пожаловаться на отдельные печальные обстоятельства или обсудить проблемы, которые нельзя развести одним движением руки. Но я борюсь, бьюсь, сражаюсь, иногда побеждаю, иногда проблемы наваливаются кучей, и тогда я лишь отражаю нападение, чтобы не погрязнуть в них с головой.
Подруг у меня нет, среди сослуживцев – большей частью мужчины, а те женщины, что имеются, старше меня лет на десять. Все они дамы семейные, затурканные нелегкой милицейской службой, детьми, мужьями и прочими родственниками.
Хотя одна ровесница у меня есть. Верочка Садовникова. Я недовольно поморщилась. С той поры, когда эта парочка появилась в нашем РОВД, дня не проходит, чтобы я не вспомнила о них. И это моя самая большая проблема.
Кажется, все давным-давно прошло и быльем поросло. Даже рана на сердце зарубцевалась, но вот увидела Бориса, и старые швы вновь разошлись. Видно, нитки попались непрочные, или стежки я сделала на скорую руку. Словом, все ко мне вернулось, словно и не старалась я вычеркнуть его из памяти навсегда.
Иногда мне казалось, что Борис намеренно перевелся в наш РОВД. Понимаю, что это ерунда. Он ни сном, ни духом не ведал, что я служу в полиции. В городе я работала в школе, учительницей начальных классов, и даже в дурном сне не могла представить, что сменю буквари и тетрадки на форму милиционера, да не какого-нибудь, а участкового уполномоченного, в чьем попечении находится территория равная двум Бельгиям или Голландиям.
- Маша, - голос Севы прервал мои мысли, - я у магазина приторможу. – И выразительно щелкнул себя по горлу. – Встречу с командиром полагается обмыть!
- Тормози! – ответила я. – Мог бы не спрашивать!
- Марья, - Сева укоризненно покачал головой, - что ты по всякому поводу огрызаешься? Понятное дело, не выспалась. Но на людях зачем дурное настроение срываешь?
- Ты еще не видел меня в дурном настроении, - пробурчала я в ответ.
- Прямо не видел! Только при командире, прошу тебя, не опускай меня ниже плинтуса, а?
- Слушай, иди уже! – рассердилась я, потому что «Нива» на полном ходу чуть не врезалась в крыльцо районного магазина, а какая-то бабуся резво отскочила в сторону и погрозила нам сухоньким кулачком.
Сева вышел. С минуту я наблюдала за тем, как старушка вправляет ему мозги, а Сева покорно кивает головой, и закрыла глаза. Тихо играла музыка. Нежная, чистая мелодия… Такая грустная, что у меня невольно сжалось сердце. Зачем я опять сорвалась, нагрубила Севе вместо благодарности, что он всю ночь не спал, помогал мне абсолютно бескорыстно?
Я вздохнула. Что-то изменилось в моем характере за последние годы, и – самое печальное - в худшую сторону. Конечно, мне не хотелось связывать это со своей службой. Вернее всего, сильный отпечаток в душе оставили смерть бабушки и измена Бориса. И все-таки жизнь идет своим чередом, а горькие потери совсем не повод превращаться в злобную фурию. Умом я все понимала, но как переломить себя, как пересилить? Как забыть?
В душе, словно что-то хрустнуло и разбилось, будто старая ваза, в черепки. Как же мне было муторно в ту минуту! Сева точно заметил - все мои нервы от усталости. В последнее время я почти не отдыхала. Хорошо хоть в школе начались каникулы, а то бы у меня окончательно снесло крышу. Если в будущем году районо не найдет учителя в нашу малокомплектную школу, мне снова придется вести уроки параллельно со службой в полиции. А это головная боль, причем сильнейшая! Ко всему прочему раз в неделю нужно непременно выкроить день, чтобы съездить на метеостанцию. У тамошнего начальника сын болен церебральным параличом и не может посещать занятия. В будние дни я частенько занята сутки напролет, поэтому навещаю мальчика по выходным.
Конечно, я могу отказаться, и когда-нибудь это придется сделать, но кто тогда будет учить ребят? А их пятнадцать человек, да осенью добавятся четыре первоклассника. Если школу закроют, до ближайшей – три десятка километров по глухой тайге. Как детям до нее добираться, уму непостижимо, особенно зимой, когда зарядят морозы и задуют ледяные ветры.
Учителя к нам не едут. Что им делать в нашей глухомани? Молодежи у нас мало, клуб не работает, медпункт держится на фельдшере Евдокимыче, которому пошел седьмой десяток. Порой для него самого приходится вызывать неотложку из райцентра. А она зачастую не может к нам пробиться то из-за дождей, то из-за снегопадов. Вот и лечится народ доступными ему средствами: медом да травами, а в большинстве случаев, самогоном и водкой. И бабы, бывало, дома рожали, а мне приходилось выступать в роли повитухи. Правда, под присмотром Евдокимыча. У него воспалились суставы, так он советовал мне, что да как, а я принимала роды. Ничего, справилась, хоть и страху натерпелась. Зато по селу уже двое пацанят бегают, крестники мои, получается.
Хлопнула дверца машины.
- Ну, все, затарился! – бодро сообщил Сева.
Я не открыла глаза и не ответила.
- Спишь, что ли? – опять подал голос Сева.
- Теперь не сплю, - ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком сердито.
- Ложись на сидении. Я тебя курткой прикрою, - не отставал Сева.
Делать нечего, пришлось открыть глаза.
- Ты картину представил? Командир твой в машину садится, а там баба на заднем сидении валяется.
- Вот если б ты голая валялась, - захихикал Сева.
- Кто о чем, а вшивый о бане, - все же не сдержалась я. – В форме я ложиться не буду.
- Как знаешь, - ответил Сева и включил мотор. – Тебе не угодишь!
Я хотела ответить, что мне угождать не надо, но подумала, что этим вызову новую словесную перепалку, и промолчала.
Сева одной рукой передал мне джинсовую куртку.
- Все же, накинь! Вижу ведь, продрогла!
Я улыбнулась в ответ на его быстрый взгляд в зеркальце и накинула куртку на плечи.
- Спасибо, Сева, - сказала я проникновенно, - ты – настоящий друг!
Сева расплылся в ответной улыбке.
- Почему ты редко улыбаешься? – спросил он. – Такая девушка красивая, а как форму натянешься, сам не знаю, в кого превращаешься.
- Оставь, Сева, - сказала я тихо. – Я прекрасно знаю, в кого превращаюсь. В змею подколодную, в стерву конченую. Ты это имел в виду?
- Маша, - снова посмотрел в зеркало Сева, – ты ведь знаешь, я так не думаю. Только обидно, со всеми ты лучше некуда, даже с этими поганцами, что машину чуть не заблевали, а со мной точно с врагом заклятым! Что я рылом не вышел? Не пью, не гуляю, все в дом, все в дом… Жила б за мной, как за каменной стеной. Будто Марья-царевна!
- Сева, давай, не будем! Зачем воду в ступе толочь? Не собираюсь я замуж. Я что, не ясно сказала?
- Не собираешься! – скривился Сева. – А если соберешься? За кого пойдешь? Можно подумать, женихи кругами бегают!
- Не нужно за мной бегать!
Все мои благие намерения не грубить Севе вмиг улетучились. Кто ж его просил затевать этот разговор?
- Не твоя это забота, Сева! О себе подумай! Вон сколько девок незамужних в селе. Только свистни!
- И свистну! – с досадой произнес Сева и резко вывернул руль, отчего я чуть не врезалась головой в боковое стекло. – И женюсь!
- На здоровье! – буркнула я. – Буду очень рада!
- Ну, и дура! – рявкнул Сева и выругался: прямо из-под колес метнулась рыжая дворняга и залилась вслед пронзительным лаем.
- Может, и дура! – согласилась я. – Ты прав, за тобой, как за каменной стеной… Молодая жена оценит!
- Так в чем дело? – воскликнул Сева. – Хоть сегодня ко мне переезжай! Там и свадьбу сыграем. Все честь по чести!
- Нет, Сева, не получится, - я виновато улыбнулась в ответ на его взгляд. – Не трать время. Женишься и думать обо мне забудешь!
- Тебя забудешь, как же! – насупился Сева. – Я ж в тебя еще в десятом классе втрескался. Из армии письма писал, только не отправлял. Знал ведь, все равно не ответишь. Фотокарточка твоя у меня в казарме на стенке висела.
- Откуда она взялась? - поразилась я. - Я тебе ничего не дарила.
- Так я у подружки твоей выпросил, у Верки.
- У Верки? - опешила я. – Она мне даже не сказала.
- Это я попросил, чтоб не говорила, - самодовольно усмехнулся Сева. – Я ведь тебя жутко стеснялся. Ты такая была… - Он повертел пальцами перед лицом. – Красивая, недоступная, и на парней совсем не смотрела. Правда, и сейчас не смотришь, - вздохнул он и тут же хитро ухмыльнулся. – С Веркой поругалась, или как? Признавайся, что не поделили? Или кого?
- Отвяжись, а? – попросила я с надеждой. - Что ты в мои дела нос суешь?
- Да, бог с ней, с Веркой, - Сева подмигнул мне и снова ухмыльнулся. - Мужика она себе видного отхватила. Кто бы сомневался! Верка что схватит, то не выпустит! Пять копеек вход, рубль - выход! А комбат тогда твою фотку увидел и говорит: «Ишь, глазастая! Из таких, Всеволод, настоящие боевые подруги получаются».
- Он еще и психолог твой комбат? – я решила перевести разговор в другое русло - более нейтральное.
- Не ехидничай, - отрезал Сева. – Комбат мой мужик с понятиями, ему и тридцати не было, когда батальоном командовал.
- Сейчас, наверно, уже генерал, - улыбнулась я. – Только с чего его в нашу глушь потянуло?
- Генерал не генерал, а полковника точно получил. Ему досрочно майора дали. Правда, я уже дембельнулся к тому времени. Они группу боевиков в Дагестане обезвредили.