Недовольный дед встретил меня на вокзале лично. Даже водителя не послал. Радость езды на белом мерседесе омрачалась нравоучениями старого:
— Андж, нахрена, мне скажи, я тебя зимой из твоего интерната забрал? Вот какая разница, что тогда тебя не было, что сейчас по своим заплывам гоняешь. Лето уже, в саду надо пахать, в огороде, а у тебя соревнования. Бабка уже поедом ест.
Я, нахохлившись, молчал в тряпочку. Дед со всех сторон был прав. В школе шло всё просто отлично и на зимних каникулах я отрывался по-полной. А потом бац, и «ежовые рукавицы режима». Занятия, тренировки, тренерская у малышни. Я же ещё школьник. Мне охота Мирошникову за упругий зад потискать или напомнить полушёпотом «королеве класса» Ритке, с кем она пьяная на новый год у меня за летницей целовалась. Все радости беззаботной школьной жизни ухнули в чашу бассейна и помахали мне оттуда ластами. Самое печальное было то, что мне приходилось учиться после соревнований и тренировок. Вот эти все личные планы и задания по школьной программе пипец как напрягали. Короче, своим в доску в классе я не стал. Бывало классная «элита» захочет подскочить ко мне, видик посмотреть, а я с красными глазами от хлорки и с учебником физики в зубах, посылая всех нахер, засыпаю на пороге. Все решили, что я зазвездился и дружно высказались: пусть живёт, как хочет, курва польская! Ну а может и не так. Мне Андрюха Продик что-то рассказывал, но я просто засыпал, да и мне было пофиг. Вот теперь я по-настоящему осознал, что спортшкола — это хорошая вещь. Всё чётко по плану и графику, и тренироваться, и учиться успеваешь.
— Чего дуешься? — рявкнул дед Казик, — Каникулы у тебя, ты же всего с одной четверкой по геометрии закончил.
— А огород? А сад? А со сколькими четверками я закончу?
— Молдаване закончат, не ной, — загадочно ответил дед.
Как оказалось, дед на огород нанял шабашников-молдаван, которые строили в станице пару домов. У соседа дядьки Фёдора шла большая стройка, среди работяг были тётки-штукатурщицы, приехавшие с мужьями. Дед быстренько сообразил что к чему и договорился по садово-огородным работам. Плевать ему было на мнение окружающих. А тёткам-молдаванкам тем более.
Вот это отличная новость! Тем более, в секции тоже каникулы не для всех, но я, как честно отпахавший, попал в список достойных. То есть я спокойно могу гулять! Может даже с классом на море на пару суток сгоняю. Хотя, я как понял, меня «зазнавшегося» в расчёт абсолютно не брали.
Доехали до дома. Дед вкратце обрисовал как выглядят наши «крепостные-огородные».
— Ну, Аня... ээ... ну вот такая, — и дед показал что-то руками на уровне груди, — И ещё Злата... ээ.., короче, сам разберёшься. В душ их пускай, и постирать на машинке я тоже разрешил, шобы с мужиками в очереди не стоять. Ладно, давай, я — в Горячий!
Дед махнул рукой и, забрав из холодильника бутылку «ореховки», скрылся совсем не в том направлении, которое указывал. Я, скинув шмотки и переодевшись в драные шорты, радостно погнался за котом Тихоном, который пытался делать вид, что убегает.
В станичке на улицах никого из знакомых пацанов нет. Ясно: или все на море, или на речке, а кто-то разъехался по отпускам с родителями. Даже «ёбнутого» мотоциклиста-Воробья не видно.
Вот тебе и отдых. Никого! Идти по одноклассникам и навязываться в гости — не моё.
Сидеть дома, смотреть видик? Ну почему бы и нет. Варить самогон? Ну а чем ещё заняться? А как только я сварю сэм, так народ сам непонятно откуда появляется. Ну, тем более, голову пора в порядок привести. Надо будет вызвонить Машку в её ателье, пусть в гости с Витьком заскакивают, давно не виделись. Я побродил по улицам и никого, кроме малышни и малолеток лет десяти-двенадцати, не встретил. Зашёл в прохладную летницу, упал на диван в зале и врубил видик. Щёлкнул тумблером вентилятора, раскрутил его рукой. Хорошо, но скучно. Тихон подкрался и запрыгнул мне на колени. Скотина мохнатая!
— Хазяееен, хазяееен! — раздались вопли на улице.
Ну, вот кто там ещё приперся? Оказалось — «тётки-молдаванки». Ну как тетки? Лет по двадцать пять, максимум. У одной были такие выдающиеся сисяндры, что я сразу опознал в ней Аню. Вторая, в синем рабочем халате и с косынкой на голове, ничего такого примечательного.
— Чего вам?— буркнул я, рассматривая гостей.
— А ты внучок Казимира? — спросила сисястая Аня, подойдя вплотную и рассматривая меня.
— Да, — буркнул я, — ещё не определившись с линией поведения.
— Здоровый, — одобрительно сказала Злата в халате, — и белесый, чисто немчик. Мы в душ пришли и по огороду.
— Ну, я понял, мне дед говорил. А чего по огороду?
— Та разберемся, мы уже здесь убирались, — махнула рукой Аня, — где шланги и тяпки знаем. Ты тут не менжуйся, пока здесь бегать будем.
Хотелось бы сказать, чего тут менжеваться. Но не сказал, ибо молдаванки скинули свои рабочие халаты и повесили их на бельевые верёвки. Блять, они не в купальниках, а в обыкновенных лифонах и спортивных трусах. А у Златы под косынкой оказалась целая грива роскошных чёрных волос. Я, сделав вид, что мне пофиг, ушёл в летницу и расположился возле окна в зале. Есть что поинтереснее видика. Девушки споро работали тяпками и ворочали шланги, весело переругиваясь и посматривая в сторону окна, в котором я маячил, якобы читая книжку. Вот же дед, старый проказник Казик!
Девки-то ох какие. Злата, походу дела, лёгкой атлетикой занималась, вон какие длинные и мускулистые ноги. Я сходил к парнику за огурцами и зелёным луком. Молдаванки уже вовсю шарились среди винограда, что-то подвязывали и ругались на косорукость виноградаря. Увидев меня, Злата очень красиво выпятила свои сисяндры и запела, куда там до неё Софе Ротару:
— Як-то утром, на рассвете, заглянул в соседний сад!
Девки заржали и продолжили работу. Херовый я барин. Ни плётки, ни хозяйственного рыка у меня нет. Пойду окрошку делать.
Закинул вариться яйца с картохой, в другую кастрюлю отдельно — кусочек свинины с ошейка. Окрошка с колбасой? Да не смешите. Нашинковал редиску, огурцы, лук. Пока варилось мясо и картоха, процедил квас от хлеба. Нифига, как в нос шибануло! Крепкий получился. Настругал чуть хрена, помельчил его ножиком, потом ещё скалкой раскатал, завернул всё в марлю и закинул в трехлитровку с квасом. Бля, сметаны нет.
Пойду к дядьке Фёдору, бывшему прапору-вещевику. С пустыми руками не пойдёшь, а в заначке оставалось очень мало. Так, а вот в этом бочонке что? Вспомнил, два года назад, когда начал заниматься самогоном, одну из партий залил в обожжённый изнутри бочонок. Как теперь его открыть? Нашёл в инструментах дрель с насадками. Просверлил дырку и едва успел подставить черпак. Пришлось старой пробкой из-под шампанского (вроде все после нового года выкинул, откуда она ?) заткнуть дырку. По запаху вроде ничего. Цвет светло-коричневый, приятный такой. Да ладно, перелил в политровку, закупорил, спрятал под майкой и пошёл к соседу. А у того на подворье работа шла полным ходом. Дядька Фёдор строил себе здоровенный гараж со вторым этажом. Интересно, на чем же он так деньгу срубил? (Естественно, я знаю на чем — с Оксанкой, хозяйкой ателье и кооперативного магазина, до сих пор что-то крутит).
Дядька Фёдор поприветствовал меня. Воровато оглядываясь, принял подарок в руки и озадачил младшую дочку Валерку принести мне пол-литровочку домашней сметаны. Поболтали ни о чём, и я пошёл к себе. Закончил с окрошкой, выглянул в сад. Девушки-работницы уже плескались в душе, вопя во всё горло какие-то свои песни. Надо им магнитофон что ли в сад выносить. Хотя поют, вроде, красиво.
Вышли из душа опять в своих халатах и с пакетами в руках.
— Вы окрошки не хотите? — поинтересовался я у Анны.
— Да хотим, приглашай в летницу, — заржали девахи.
До меня в летнице только дошло, что у них под халатами нихрена нет. Ой да ладно, меня и в женский душ на тренировках запихивали, ничего страшного. Но чего-то, как-то стеснительно.
Девчата слупили по полной тарелке, похвалили мои поварские способности. Злата сказала, что зайдет с утра полить грядки, а в обед они придут снова в душ и заодно снова прополят и соберут какую-то хрень с деревьев. Ну вот и славно. А мне реально делать нехрен. Стричь, что ли начать?
Тут как раз Злата и выдала:
— Блин, как с космами-то жарко. В город надо ехать стричься.
Я хмыкнул и выдал:
— Чего ехать-то? Я парикмахер-универсал, давай стрижку сделаю?
Девки радостно заржали, ухохатываясь с меня. Потом Анна задумчиво протянула:
— Так, а Лерка, дочка хозяйская, не про тебя говорила, шо прям мастер, перманент и покраска?
Я молча достал из шкафа парикмахерский набор. Дамочки, увидев кучу ножниц и машинок, присвистнули и начали вполголоса советоваться между собой.
— Сколько возьмёшь? — спросила Злата, откидывая назад мешавшую ей челку.
— Да нисколько, — пожал я плечами.
— Та не, цене годно, давай мы тебе в большом доме порядок наведём, а то дед твой показывал, там пылищи по уши.
— А, точно!— вспомнил я одну из задач, которую мне ставила матушка при созвоне с Ленинградом. Красть там, вроде, нечего. Да и девушки на нашу цыганву не похожи вообще. Тем более, девчата оказались вообще не молдаванками, а русской и украинкой.
Стриг я Злату долго. А всему виной вырез её халата. Она и закрыться не думала, пришлось ненавязчиво закрывать её полотенцем. Для её волос и типа лица я выбрал боб-каре. Работал долго. Репутация превыше всего, а если мне самому прическа не понравится, то однозначно получится плохо. Анна сперва охала, когда я беспощадно кромсал длинные прямые патлы. Пришлось ей включить на видике «Коммандо», чтобы ни отвлекала. Час я убил на эту прическу. Хотя, честно говоря, так стриг в первый раз, да и давно хотелось попробовать.
— Ох, как легко-то голове, — сказала Злата, вставая после отряхивания волос. Интересная реакция. Она подскочила к зеркалу и замерла.
— Златка, тебе чёрные стрелки надо, — тут же подскочила Аня, — хля а тут можно и завивку делать, тоже хорошо будет, — продолжила она и, подойдя ко мне, упёрлась мне сиськами пониже груди. Ну, высокий я, за метр восемьдесят девять теперь.
— Анжай, так меня потом тоже подстрижёшь, как обрасту?
Я покивал и быстренько проводил девок до выхода. Девчонки действительно были работящие. Пока я убирал инструменты, всё замели, пропылесосили и посуду помыли.
***
Блядский дед Казик! Нахрен он это делает? То на завод устраивает, то теперь позвонил и огорошил тем, что нашёл для меня работу. Оно мне надо? С утра пораньше такие новости. И кому жаловаться? Бате в Ленинград? Ему не до меня, у него сейчас какие-то сессии, последний год учебы. Тем более, они собрались в какой-то профилакторий в Карелии ехать чуть ли не на месяц. Мать с сестрой прискачут на Кубань в конце июля и заберут меня в Ленинград на полмесяца в августе. Бабке если пожаловаться, то такой срач с дедом будет, похуже гражданской войны.
Утренний визит своих «селянок» я проспал, хотя и встал в восемь утра. Пробежал трёшку, повисел на турниках. Беспощадно отпиздил боксёрскую грушу, подаренную мне чемпионом Борькой Саватеевым. Вот кто реально будущий чемпион мира. У этого вся жизнь в тренировках, и ничего ему не надо. А вот плавать никак. Я его научил чуть-чуть брассом, и всё равно он воды боится.
Сходил в душ, ополоснулся и пошёл готовить завтрак. Полбулки хлеба начало черстветь. Ну, значит, будут гренки. Наболтал яйца с зелёным луком, нажарил гренок, заварил покрепче чаю. Тут и дед припёрся с каким-то здоровенным седым мужиком.
— Здаров ночевали козаки, — заржал дед, — как там, молдаванок не обижаешь? Как тебя Анька? Уххх! — начал издеваться надо мной старый, проявляя неуемную жизнерадостность.
Я поздоровался с незнакомым мужиком и хмуро пригласил всех за стол.
— Это дядь Слава, для тебя Вячеслав Петрович, он тебя на работу берёт, — возвестил дед, макая гренку в миску со сметаной и откусывая половину.
Ну и на какую работу меня берут? Мешки таскать? Опять на токарном ДИП-200 втулки вытачивать?
Не угадал.
— Слава начальник ОСВОДа на участке побережья. Начальник спасателей, короче.
Дядь Слава дыхнул вкусным перегаром и сожрал две гренки и, запив чаем, уточнил:
— От Бетты до Небуга, хорошийу часток. Сложный, канешн, но хороший.
— Дядь Слав... ээ... Вячеслав Петрович, дед, а я-то причём?
— Анджи, здоровый ты и с руками. Но не с головой. На должность матроса-спасателя хрен просто так на сезон устроишься. Слава — дружок мой лепший, ну мы с ним… ээ... Ну да ладно. Тебя по большому блату на месяц берут. А там у Славки требования ох какие!
— Ну так я, может, и не подойду, — продолжил я бесславное отступление.
— Андж, покажь свои цидульки Славе, книжки там, удостоверения! — рыкнул на меня дед.
Я вытащил мастерское удостоверение, тренерское, медицинскую книжку.
— Ух, ты! — восхитился Слава, — Мастер спорта! Да у меня таких почти что и нет! А ну расскажи мне правила спасения утопающих!
Он серьёзно? Да, я инструктором-спасателем в бассейне дежурю по три раза на неделю. Я даже уколы умею делать, я даже как-то манекена оживил дыханием рот в рот.
Я, оказывается, подходил по всем параметрам. Да по таким параметрам я был идеальным матросом-спасателем. Тем более, в медицинской книжке все заключения ВСК[Врачебно спортивных комиссий] есть. И реальные, а не купленные за магарыч.
Так этот старый чекист ещё заставил меня показать мои наборы ласт, очков и спасиков.
***
А вот теперь мы радостно переваливаем через хребет и несёмся к Новомихайловке. На месте мне покажут что делать и оформят. А дед и этот грёбанный Петрович дела какие-то свои решать собрались. Ага, как же, полбочонка моего «двухгодичного» сэма отлили.
Дед забрал мои документы, и я остался скучать в мерседесе, слушая «Депеш Мод» и наслаждаясь холодным воздухом из кондиционера. Вокруг машины крутились какие-то мужики и пацаны, обсуждали немецкий автопром. Потом подскочил парняга лет за двадцать, в тельняшке и трикушках. Постучал в окошко и махнул мне рукой.
— Чего? — опустил я окошко.
— Того! Ты Загребельный Андрей?— спросил незнакомец.
— Ну я, только — Анджей.
— Ну и ладно, — миролюбиво ответил парень, — пойдём на вводные инструктажи и в журналах расписываться. Петрович за тобой послал, кадровичка тебя оформила.
— Ну, пойдём, — печально вздохнул я, — а сам Петрович-то где?
— У него большие люди в гостях, квасить будут, — хохотнул парень и представился, — Семён, начальник вышки на Архипке, тебя ко мне поставили на лодку, матросом-спасателем. Ты плавать-то умеешь?
Я вышел из машины и пожал руку Семёну.
— Нихера ты шпала! — восхитился мой непосредственный начальник, — а по плаванию-то что?
— Да так, держусь на воде. А со спасиком, так вообще Сальников.
— Ну-ну, все вы, приблатнённые, почти что Сальниковы, — непонятно выразился Семён.
Он-то что на меня злится? Я что ли специально к нему припёрся матросом летом поработать?
Пляж в Архипо-Осиповке имел условное деление на три участка. То есть на каждом участке есть вышка, на которой сидит начальник смены и один матрос-наблюдатель. Каждая вышка смотрит за своим участком. Есть бинокли и большая хрень на треноге, на центральной вышке.На всех вышках есть радиостанции, они там как-то связываются между собой чуть ли не по всему побережью. А ещё на вышках есть системы вещания, через которые можно громко орать на весь пляж, ну или включать музыку. На весь пляж две моторки, на которых радиостанции поменьше. На лодках дежурят посменно матрос-рулевой, он же радист, и матрос-спасатель. Спасатели на лодке, когда она не сломана, гордо фигачут по акватории, смотрят за заплывшими за буйки и, не дай бог, спасают кого-нибудь. А ещё есть медицинский пункт, где с утра проводят медосмотр или медики пытаются оживить утонувших и ударенных солнцем. Причём, как сказал Семён, ударенных солнцем больше, чем нахлебавшихся. А ещё с нами работают милиционеры, закрепленные за участками пляжа. Потому что многие отдыхающие выпивают и ведут себя непристойно, и шнырей «синих» тоже в достатке. То сумочку подрежут, то очки солнечные. Забот хватает. Я определен матросом-спасателем на первую лодку с номером тридцать один. Послезавтра должен буду явиться в Архипку на вышку к Семену, и он передаст меня старшему лодочного наряда. Как-то тускло и печально это звучит. Я до вечера проторчал в конторе спасателей, то бумажку подпишу, то деду и Петровичу за минералкой сгоняю. Дед решал какие-то свои проблемы. К нему и Петровичу изредка подъезжали какие-то мужики. В основном на «Волгах» и «Жигулях», прикинутые такие все. Пара человек даже в варёнках, несмотря на начинавшуюся июньскую жару.
Под вечер мы поехали в станицу. Дед абсолютно не опасался милиции и гаишников, лихо вёл мерседеса по горному серпантину и что-то бурчал себе под нос.
— Чего не рад Андж? Работа хорошая, интересная. Ты же воду, как тюлень, любишь, платят хорошо. Сутки через сутки, всего пятнадцать раз на смену выйдешь, — успокаивал он меня.
— Дед, мне придётся или там жить у кого-нибудь, или на вечерней электричке ехать и на пляже ночевать. Там к шести утра на смену идти, — желчно напомнил я деду.
— Да, сейчас в сезон койку хрен найдешь, — согласился дед, — хотя в Волане[Санаторий в Архипо-Осиповке] через Шурку Казимирову решим, там же и питаться будешь. Не ной. За домом девки присмотрят.
— Спасибо, — хмыкнул я и отвернулся к окну.
— Хотя да, не дело, за домом тоже надо смотреть и брага скоро выстоится, — задумчиво пробормотал дед, — у тебя же права есть? В школе сдал, вроде?
— Ты мне мерседеса подаришь, что ли? Ох, спасибо дед. Только я могу лишь на мотоцикле ездить, на остальном пока нельзя, — ответил я безразлично. Всё уже было пофиг.
— А, ну славно, — не уловил иронии дед.
Завёз меня в станицу и ушуршал к себе. Готовить ничего не хотелось. Вечерело. Тихон, валявшийся среди грядок и ловивший гусениц, подошёл, посмотрел презрительно и, потершись о ногу, юркнул в летницу.
Засигналили у ворот. Ну, кого ко мне приперло в этот грустный теплый кубанский вечер? Ну, блять, мне ещё Мадонны с Витьком не хватало. А это были именно они.
— Что нос повесил, Буратино? — заорала Машка и переебла меня тяжеленным пакетом, — стричься будем, не будем? Вода в душе теплая? Пожрать есть чего? Всю неделю из швейки не вылазила. Света белого не видела. Как сгонял в Самару, выиграл чего?
— Детей тебе надо, — заныл я, убегая от Машки.
— Вот, вот, — пробормотал Витёк, гоняясь за Тихоном.
Машка пошла в душ, а я поставил вариться картошку и достал из погреба банку с домашней селедкой. Пока она там намывалась, я разобрал селедку от костей, посыпал луком и окропил уксусом.
Башку мою уже отточенными движениями, в течении пятнадцати минут привели в порядок. Машка прошлась блондараном ещё раз по шевелюре. Сели поужинать. И в процессе я рассказал о том, что меня снова подставил дед.
— Кем-кем? Спасителем? — катая горячую картоху во рту, спросила Машка.
— Ну да, буду матросом, на лодке кататься вдоль пляжа.
— Круто, — сказал Витек, — прям как в «Байваче». Вон, у нас, кстати, пара кассет есть. Хороший фильм, серий много.
— А то! Тёлки там в красных купальниках хороши, да Витенька? — подначила Машка мужа.
Мне оставили посмотреть пару кассет американского фильма про спасателей и посоветовали не грустить. Я проводил гостей, нацедил в большой стакан «ореховки», намешал сладкой газировки из сифона, закинул туда замороженных недозрелых виноградин и упал возле видика.
Ох там и девки бежали вдоль пляжа в красных купальниках и с какими-то поплавками! И мужики все качки, как Витька. Я представил себя, бегущего по пляжу в трикушках и тельнике с пенопластовым спасательным кругом. За мной бежал Петрович с кадровичкой и орали, что я не отработал ни одной смены. Вместо красоток в откровенных купальниках на пляже валялись жирные тётки и бродили голожопые дети. В тот момент, когда ко мне подбежала Мирошникова и начала лизать меня в шею, я проснулся и послал Тихона нахер. Ни хрена себе, наливочка получилась, со стакана вышибло, наверное из-за газировки.
Следующий день был абсолютно ничем не примечателен. Позвонил дед, спросил за те деньги, которые я ему в страшной тайне оставил два года назад перед интернатом. Уточнил, что мне пофиг и отключился. Прибежали Аня и Злата, начали копаться и возиться в огороде. Потом взяли вёдра и тряпки, пошли убираться в дом. Убирались там долго и закончили только после обеда. Вымыли все полы, даже стеклянную посуду в чехословацкой стенке перетерли. Шторы сняли и окна завесили бумагой. Шторы, тюль и прочую херомантию поручили мне постирать. Завтра придут, погладят и повесят. Я посудачил с девушками, угостил их квасом и решил собираться на завтрашнюю работу. Собрал пару трусов, футболок, шорты и спортивки. Джинсы мне там нахрен не нужны, смена заканчивается в десять вечера. Куда мне в них там ходить? Ещё и жить в этом санатории. Короче, тоска и безнадега. Сяду дальше фильм про спасателей смотреть.
Приехал дед и по своему обыкновению начал орать:
— Анджей, у Шурки всё решено!
— А ну да, ну да, — с кислой миной обрадовался я.
— Нехер у неё там жить, тама девок молодых дохрена приехало работать, дискотеки кажный вечор, а винищще хлещут, — возвестил дед.
Стоп! А я об этих аспектах ведь и не думал! Почему-то проживание в санатории заиграло новыми красками. И тут же облом.
— Хотя, иногда можешь оставаться там, тебе в каптёрке Шурка раскладуху поставит, — продолжал дед, ловко доставая из холодильника поллитровку.
Я отобрал у деда бутылку, заправил баллончик в сифон и смешал ему коктейль с замороженным виноградом.
Дед попробовал и, довольно хмыкнув, потащил меня на улицу. К тому моменту, когда мы оказались у ворот, подкатил ЗИЛок и три здоровенных парняги с дедовской работы вытащили какой-то охрененно здоровый деревянный ящик.
— Опять, что-то купил? Бабка в курсе?— поинтересовался я.
— Та её це не должно волновать, — махнул дед и залпом опорожнил стакан, — Бяги ещё такой же сделай, — отправил он меня в летницу.
Стало интересно, что за хрень очередную он приволок.
Когда я пришёл и увидел распакованный ящик, меня выхлестнуло словно с бутылки «ореховки».
Дед гордо посмотрел на меня:
— С Женькой, батьком твоим, долго обсуждали, мамка твоя против была, конечно. Но ты заслужил. За год одна четверка, соревнований кучу выиграл. Да и денег сам, считай, заработал.
Я потряс головой. Виденье не проходило. А дед продолжил:
— Ну не знаю, хороша эта цацка али нет, но ездун ты аккуратный, сам видел, как со своим другом Воробьём катаешься на его «Чижике». Не то, что этот полоумный. Так что владей. Петрович, кстати, помог через порт Новороссийский. Щас ребята соберут, да опробуешь. Тама запчастей ещё ящик взяли да цацок всяких. Шлём со стеклом, гля какой!
Я очумело тряс головой. В принципе, догадывался. Думал, ну мопед «Рига», а может новая «Ява» или «Иж-планета Спорт». Воробей уссытся от зависти. Это же пиздец!
У меня вся стенка возле кровати завешана картинками. Красный «Кавасаки»!