ГЛАВА 11. «СТАРИКИ-РАЗБОЙНИКИ»
Камера 902 была первой, куда заселили «политических». Как выяснилось позднее, поначалу их «поселяли» на разных корпусах и в разных камерах, в основном, в «двойках», то есть, двухместных камерах. Но, видимо, СБУ дали команду набирать таких побольше и в Днепропетровском СИЗО стали готовить под «политических» сразу целый этаж в Новом корпусе. На третьем этаже этого же корпуса размещали российских военнопленных.
Позже один из Саниных сокамерников рассказал, что первые несколько дней он сидел в одной «двойке» с пленным российским военнослужащим. Россиянин был ранен в ногу и руку, еле двигался, но тюремщики над ним постоянно издевались, заставляли вскакивать со шконки по утрам во время побудки. А поскольку у арестантов не было никакой посуды – миски, кружки, ложки – то тюремную баланду им насыпали в полиэтиленовые кульки и ели они её руками.
Когда Саня зашел в свою первую в жизни тюремную камеру, понятное дело, он тоже не имел ни ложки, ни кружки, ни миски. А вот его сокамерник был немного подготовлен к тюремной жизни.
– Будем знакомы – Башмаков Евгений Петрович, можно просто Женя, – сразу протянул он руку Орлову.
Саня тожеотрекомендовался. Женя уже немного успел посидеть в СИЗО и узнал местные порядки. Однако оперативник всё же прочитал им краткую лекцию о том, что можно в камере, чего нельзя и как себя вести. Нельзя было громко разговаривать после отбоя, кричать, иметь колюще-режущие предметы, закрывать глазок в двери. И много чего еще было нельзя. Нельзя было закончить жизнь самоубийством, посему никаких веревочек, развешанных под и над шконками и в прочих местах! Само собой, в камере надо было поддерживать порядок и чистоту. По поводу отсутствия посуды опер пообещал разобраться и решить проблему. После чего, проведя «инструктаж», удалился.
У Жени, как у «старожила», была посуда и даже немного продуктов питания. Но увы, этого для тюрьмы было крайне мало.
– Ничего, сейчас обживемся, подселят ещё кого, там будем разбираться, – философски отметил он.
Как оказалось, в тюрьме совсем плохо без... кипятка. То есть, тюремную баланду, которую сложно назвать едой, хорошо было бы хоть чем-то запивать, лучше всего – горячим чаем. Чай в тюрьме – это вообще божественный напиток! Это также и лекарство, и наркотик – если его заваривать в виде чефира. Чефир – очень крепкий чай, примерно так полпачки на кружку. Ну или эконом-вариант – четверть. Поэтому без кипятильника в тюрьме очень туго.
Розетка в камере была. Плохонькая, на «соплях», но работала. Поэтому какое это было счастье, когда через некоторое время оперативник зашел в камеру в сопровождении контролера, который принёс не только посуду, но и кипятильник! Правда, завтрака ни у Сани, ни у Жени не было, но для них запить хлеб кипятком на тот момент уже было счастьем!
– А жизнь-то налаживается? – подмигнул Женя.
Если честно, то с одной стороны жизнь, конечно, вошла в какую-то нормальную колею, конечно, если эту тюремную камеру можно было назвать так. Но Сане уже стало ясно, что, во-первых, судя по всему, будут содержать отдельно. Во-вторых, бить их тоже не будут. И вообще, в ближайшее время их ситуация будет более-менее стабильной. Как пелось в одной песенке, «и даже если ходишь ты – ты всё равно сидишь». Так что надо было привыкать, так сказать, к обстановке.
Итак, туалет и он же по совместительству умывальник – с этим было всё понятно. Шконки были железными, на них лежали только матрасы, причем, не на всех. Саня сразу занял нижнюю у окна слева, а Женя – справа. Эти места считаются лучшими в камере, так что кто первый встал – того и тапки! Матрасы «новосёлы» тоже выбрали себе наиболее похожие на матрасы, ибо в целом они напоминали какого-то непонятного зверя, который еле вырвался из зубов крокодила.Стоит отметить, что за окном был март месяц и в камере было довольно прохладно. Точнее, холодно было.И если в начале Женя, раздухарившись и, обживая «квартирку», переоделся в спортивный костюм, очень скоро он снова напялил на себя свою теплую пуховую куртку. И в первую же ночь, кстати, спали арестанты не просто в одежде, но еще и укрывались сверху матрасами, которые лежали на соседних шконках.
Но это было потом.
А пока Орлов и Башмаков, осваиваясь,так сказать, в новом помещении, привели себя в порядок и, как следует,вымылись.После дактилоскопии рукиоставались грязными, да и Саня, просидев в подвале СБУ два дня, чувствовал себя очень некомфортно. Поэтому сразу помыл не только руки, но и сполоснул тело под краном, благо, в «туалете» это было сделать не сложно.
После водных процедур Женя как раз и переоделся в спортивный костюм, благо, у него с собой была целая котомка вещей. Сане переодеваться было не во что, он и так приехал из Киева практически в чем был.
Костюм у Жени был самый что ни на есть украинский – желто-голубой, патриотический.
– Интересный у тебя прикид, – заметил Орлов. – Тренер что ли?
– Да нет, Днепропетровская областная федерация дзю-до. Я там фотограф ну и вообще соревнования фиксирую, вся видеотехника на мне, – улыбнулся его новый знакомый.
Разговорились, рассказали друг другу о себе. Женя, оказывается, был известным в Днепропетровске фотографом, причем, его учителем был другой, ещё более известный фотограф – Анатолий Красножон. А Саня, когда работал спецкором в газете «Днепр вечерний», с Толиком иногда сотрудничал. Ну, для Орлова Красножон был Толиком, ибо Сане все же стукнуло 56. Ихотя Женя выглядел даже постарше его, на самом деле Башмакову было лишь 42. Просто ранняяседина его слишком старила. Но в целом общаться с ним было легко, Женя, хоть и не имел высшего образования, но знал столько, что непонятно даже было – откуда все эти знания? Впрочем, в эпоху интернета такой вопрос вряд ли уместен.
Саня тоже про себя рассказал, но весьма сжато. Он помнил истину про «молчание-золото», а также уже знал, что в тюрьме не надо спешить рассказывать о себе, важнее слушать, что говорят другие. Это, кстати, один из самых важных тюремных законов: не спеши говорить, кому надо – тот спросит. Опытные «сидельцы» говорят мало и очень медленно, как бы процеживая каждое слово через какой-то невидимый фильтр. И если кто вдруг начинал сильно резво лезть в душу, ему, как правило, задавали вопрос: «А с какой целью интересуется?» За спрос, конечно, ещё не бьют в нос, но и сильно много задающих вопросы не любят. И вообще, задавать вопросы по поводу чьего-то уголовного дела считается в тюрьме некорректным. Захочет человек – расскажет.
Пока первые «постояльцы» обживали камеру, принесли посуду и – о счастье – кипятильник! Так что обед, который вскоре принесли баландёры, было из чего есть и чем запить. Вода, понятное дело, была из-под крана, качество, само собой, было соответствующим помещению, но все же прокипяченная, она пошла на «ура». Еда, точнее, баланда, состояла из супа с вермишелью, где вермишель, видимо, кидали в бульон раньше картошки, и перловой каши. Но оказавшиеся у арестантов кое-какие продукты – у Жени пара булочек, а у Сани – кусок мяса, который он припрятал, сидя в подвале СБУ, предвидя худшие времена – были как нельзя, кстати.
