Пролог

Тяжелая серебряная фляга с живой водой неудобно болталась на ремне, слишком длинном для десятилетнего Ивана. Мальчишка придерживал ее рукой, стараясь шагать быстро и бесшумно.
Солнце стояло в зените, лучи дробились в витражах высоких окон галереи, превращая старый замок в зачарованное королевство.
Марья, сестра-близнец Ивана, чуть опередила его, осторожно заглянула в дверной проем и кивнула – дорога свободна!
Они пробежали по древним плитам на полу приемного зала к винтовой лестнице. Фляга глухо звякнула о перила, Марья шикнула на Ивана, но, к счастью близнецов, их никто не заметил.
В библиотеке уютно пахло старыми книгами, пылью, чернилами, краской от стопки свежих газет на столе и чуть-чуть, едва уловимо – специями и пряностями с дальних жарких островов, ледяными скалами Криенны и зеленой дымкой Мутных озер. Когда-нибудь близнецы станут капитанами быстрых парусников и отправятся за пиратскими сокровищами. Потом отыщут затерянные в Болотах и Озерах древние города… Сейчас есть дела поважнее.
Иван и Марья прикрыли за собой тяжелую дверь, перевели дыхание и решительно подошли к дальней стене с картинами. Здесь, среди пейзажей и натюрмортов, было несколько портретов прежних владельцев Лунного замка. Парадные изображения господ Луниных висели в мраморной гостиной, а те, что попроще, хозяева разместили в библиотеке.
- Действуй! – с ноткой зависти сказала Марья. – Твоя очередь.
Иван пододвинул к стене табуретку, взобрался на нее, отвинтил крышку фляги, плеснул живой воды на ладонь и дотянулся мокрой рукой до небольшого темного портрета. Слегка намочил позолоту рамы и брызнул несколько капель на холст.
Примерно минуту ничего не происходило.
Близнецы переглянулись – неужели не вышло? Но тут портрет стал еще темнее, в раме заклубился дым, вырвался за пределы холста, и из картины вытек, соткался или, может быть, воплотился – близнецы не задумывались над точностью слов – призрак господина в чопорном костюме прошлого века. Господин спустился со стены, будто по невидимой лестнице, бесшумно постукивая по воздуху щегольской тростью. Мрачно посмотрел на Ивана и Марью, оскалил зубы и спросил гулким, замогильным голосом:
- Это кто тут ко мне на обед пожаловал? Ух, обглодаю я сахарные косточки!
- Прапра-а-адед Павел, ну нам же не пять лет! – пряча испуг за укоризной, воскликнул Иван. – Мы к тебе по делу!
- По важному! – Марья встала плечом к плечу с братом.
Призрак внимательно посмотрел на потомков. Смерил глазами от испачканных в глине сапожек до растрепанных макушек. Отметил взглядом следы травы и грязи на коленках их холщовых штанов, содранную кожу на костяшках и царапины на одинаковых физиономиях.
Иван безуспешно попытался пригладить торчащие вихры, а Марья торопливо выдернула из разлохмаченной косы застрявшую веточку.
- Нам про старые времена узнать надо, - попросила Марья.
- Ты ведь самый умный! – поддержал ее Иван. – А нам на каникулы назадавали…
Призрак усмехнулся. Сел в кресло, задумчиво постучал тростью по паркетному полу (звука не было) и притворно-удрученно вздохнул.
- Что, оболтусы, учебники и энциклопедии читать не хотите? Сказки вам подавай?
- Ага! – хором выдохнули близнецы.
Марья открыла створку старого, потемневшего от времени комода и взяла серебряный кубок – в пару к фляге. Иван наполнил его живой водой до краев и поставил перед призраком. Прадед выпил примерно половину, пошевелил плечами, как будто пробуя силу, и снова постучал по полу тростью. На этот раз раздался почти живой звук.
Близнецы радостно переглянулись и с грохотом уселись на пол перед призраком.
- Ты интереснее рассказываешь!
- И знаешь больше, чем все учителя! Разом!
- Все с вами понятно, - кивнул призрак. - Какую вам сказку рассказать? Про Колобка?
- Нам быль! Про то, как Заозерье получилось! – наперебой заговорили Иван и Марья. – И про Мстислава Великого! Как сначала вместо империи было Тридевятое царство, потом он пришел, и колдовать перестали, а сто лет назад снова начали. А то книжек много, и все скучные…

- Давным-давно, в некотором царстве-государстве, а именно пять веков назад, в одном из Рутенских удельных княжеств, жил-был князь с сыновьями. Младшего звали Мстиславом. Жили они – не тужили, пока с востока не пришел Потрясатель, – нараспев начал призрак. – Князь с дружиной оборонял свою землю от орды, а младшего княжича отправил за помощью, наказав и воинов поднять, и колдунов позвать…
Близнецы хором вздохнули.
- Ты как по-писаному говоришь, - сказала Марья, - то ли сказку детскую, то ли главу из учебника.
- Вот ведь привередливые потомки, - покачал головой призрак. Допил воду из кубка и звонко щелкнул пальцами. Встал, прошелся мимо стола, чуть сдвинул стопку газет и продолжил рассказ уже без распевных интонаций.
– До появления Потрясателя в степи жили обычные кочевники. Пасли скот, воевали друг с другом по мелочи, иногда приходили к соседям – в общем, ничего необычного. Кто кочевье ограбит, кто шубу жены подарит вождю сильного племени и с ним вместе врагу отомстит – дела житейские.
Западная цивилизация, в том числе и Рутенские княжества, развивала науку и магию, а на восток почти не смотрела. Что там могло быть интересного? Степь без конца и края. И тут, буквально лет за десять, вместо разрозненных кочевий появилась орда. Во главе стояли шаманы, и то, что они могли творить, было недоступно нашим магам. Откуда они взялись, выяснить так и не удалось. Может быть, пришли из другого мира… Кто теперь разберет? Потрясатель среди них был самым сильным.
Пока в совете магов сообразили, что происходит, Рутения уже горела. Гнездовск еще как-то отбивался, туда ушли все, кто успел, включая Мстислава с остатками дружины. Возвращаться посольству было некуда, их родной город орда спалила до угольков. Мстислав встал под руку старого князя Горазда Гнездовского.
- Я все понять не могу, - насупилась Марья, - они, в смысле князья, не понимали, что орда идет? Подготовились бы…
- Пока гром не грянет – мужик не перекрестится, - развел руками призрак. – Тогда не особо крестились, но суть не изменилась. Кто ж знал, что это не обычный набег?
- А маги?! – воскликнул Иван. – Они-то должны были понять?
- Маги привыкли, что войны простых людей их не касаются… Вскоре выяснилось, что Потрясатель плевал на этот обычай. Был такой город некромантов – Тервень, филиал академии. Первый магический город, под стены которого пришла орда.
- И что? – нетерпеливо спросил Иван.
- И ничего, - развел руками призрак. - Всю элиту некромантии тех времен шаманы извели под корень. Вот тут-то до магов наконец дошло, что нашествие нужно останавливать любыми способами. Перепугались, проще говоря, до истерики.
Марья задумчиво подергала себя за косу.
- Логично. Пока обычных людей резали, маги не шевелились. Зато как их самих убивать начали…
- Своя рубашка ближе к телу, - согласился призрак. – Триедин, огненный змей, собрал совет магов, призвал Древних, до кого смог достучаться... Через пару дней на границе Гнездовска открылся портал. Наверное, интересное было зрелище – почти все сильные маги вместе.
- Вот и шаманы, я думаю, обрадовались – все в кучу собрались, никого ловить не надо, - мрачно сказал Иван.
- Еще как обрадовались… Но теперь магов прикрывали воины Горазда и Мстислава, так что резню в Тервене степнякам повторить не удалось. Потери были страшные с обеих сторон, плюс маги совершенно не стеснялись в применении боевых заклинаний. Земля горела в прямом смысле слова.
Мстислав с отрядом конников сумел прорваться к сердцу степного войска. Что там произошло, так и не удалось выяснить. Возможно, что-то знал Триедин, но его теперь не спросишь. Ясно одно — Мстислав в поединке зарубил Потрясателя. Из полыхающих шатров он вышел один, израненный и обожженный, но шагал твердо.
После той битвы магия на Мстислава перестала действовать. Совсем. Но это выяснилось позже, а пока степные шаманы отступили, маги стали считать свои потери, а люди — хоронить мертвых. Это была победа, пусть и доставшаяся чудовищной ценой.
Маги снова собрали совет. На этот раз на него даже пригласили Мстислава и Горазда – стало очевидно, что без их воинов никуда. Нужно было решать, как уничтожить остатки степного войска, а главное – уцелевших шаманов.
- Если Потрясатель был уже мертв, почему они не повторили успешное нападение на шаманов? – удивилась Марья.
- Вот и Мстислав так думал. Он настаивал на немедленной атаке. Шаманы отступили в долину к сожженному Тервеню. Их можно было там прижать и окончательно разгромить, - призрак стукнул ладонью по столу, - цитируя князя Горазда: «прихлопнуть, как мышА в бочке». Но Триедин предложил сначала ударить магией. Мол, так будет намного проще их добить. Вы ведь слышали сказки о гребешке, ленте и платке, которые создают преграды – море, горы и стену огня?
- Слышали, - хором ответили близнецы, - так Иван-дурак от Бабы Яги удирал.
- Это реальные артефакты. Их скинули на стоянку степняков. Разом. У страха глаза велики, а магам было очень, очень страшно.
- Похоже, что-то пошло не так, - мрачно предположил Иван. – Я-то не дурак, в отличие от... всяких сказочных.
- Это точно – не дурак... – улыбнулся ему призрак. - Земля и так была расшатана магической битвой, и твердь перестала быть твердью. От колдовского удара пошла огромная трещина. Гнездовску повезло, катаклизм двигался от него… по всем остальным рутенским землям. В паре сотен километров от Тервеня проснулся вулкан, о котором никто и не знал до той поры. Извержение продолжалось несколько дней. Пыль и пепел поднялись так, что в Гнездовске неделю не видели солнце. Маги кое-как сумели не допустить землетрясения там, где сейчас стоит Заозерье, но все, что восточнее, спасать было уже поздно. Часть людей, живших в тех землях, сумело уйти в Гнездовск и Кошиц. Но, конечно, далеко не все... Говорят, у кого-то из магов даже взыграла совесть, и они поставили несколько порталов, чтобы спасти, кого смогут. Потом многие беженцы присоединились к Мстиславу, когда он пошел на запад, искать новый дом.
Близнецы сидели, приоткрыв рты. Конечно, они читали учебники, и даже на уроках слушали учителя, но картина складывалась только сейчас.
- Из-за катастрофы реки изменили свои русла, затопив начавшиеся пожарища, - продолжал призрак. - Столбы пара поднимались выше гор, казалось, небо рухнуло на землю. Все успокоилось примерно через месяц, и там, где были Рутенские княжества, остались только болота и вода. Так и получилось Заозерье.
Он замолчал, давая детям обдумать услышаное.
- Получается, Мутные озера – результат ОШИБКИ? – воскликнула Марья.
- Мне очень жаль, но да, – почти как живой, вздохнул призрак. – Мстислав этого магам не простил. Как выжил змей Триедин после общения с озверевшим воином – загадка. Скорее всего, просто сбежал в Дракенберг. После победы над Потрясателем Мстислав вообще мог… многое.
Потом совет магов запретил колдунам участвовать в войнах любым способом, кроме медицины. Все записи о заклинаниях, позволяющих устроить глобальные катаклизмы, были уничтожены, на попытки исследований наложено строжайшее ограничение. Но это уже никого не спасло.
Близнецы ошарашенно молчали.
- А потом? – тихонько спросил Иван. – Как Мстислав стал основателем Империи?
Призрак улыбнулся.
- Тут есть несколько вариантов истории, - с иронией сказал он. – Кто-то рассказывает, что Мстислав пришел в Тридевятое царство с теми, кто выжил после разгрома орды, и завоевал эти земли. Кто-то вспоминает, что Мстислав спас гётскую Царь-Девицу, королевну самого большого местного племени, женился на ней и сам стал царем.
- А на самом деле? Что правда?
- На самом деле – все правда. И завоевал, и спас. Вы помните – на Мстислава после победы над Потрясателем перестала действовать магия? Он мог рубить в капусту нечисть и колдунов Тридевятого царства, не опасаясь чар. А потом выяснилось, что его дети унаследовали этот талант. Причем наследники могли отключать магию по своему желанию, а после коронации колдовство рядом с царями, а после – императорами, переставало работать совсем. Это назвали «Благословением Мстислава». Детям и внукам царей Благословение тоже передавалось, а дальше – уже нет. Только в редчайших случаях в дальних родственниках правящей династии просыпается эта сила… Причем совершенно неважно, на ком женились потомки Мстислава, царевны и царевичи все равно получали Благословение. Известно одно исключение – дети магов и Мстиславичей. Им передавалось только колдовство. Но потомки основателя Империи редко… хм… общались с магами.
- Род Мстислава уничтожил сказку? – с обидой вскрикнула Марья, не придав значения престолонаследию.
- Сказку? – переспросил призрак. – Наверное… Но представьте, какая это была сказка. Откуда черепа на заборе у Бабы Яги? Почему раз в год Водянику отдавали в жертву девушку? Из чего, точнее, из кого варили зелья ведьмы?
- Но ведь была и польза! – возразил Иван. - Не все ж людей ели… И что, люди вот так запросто отказались от колдовства?
- Не совсем запросто и не все отказались. Но сами подумайте – что сделает крестьянин, отдавший ребенка черту, если придет царь и убьет черта? А если царь еще и объявит, что так теперь будет со всеми чертями?
- Порадуется… - побурчала Марья, - и потом, если что, сам первый черта на костер потащит. - А если не убивать? Если, ну например, ковер-самолет? Замечательная же штука!
- С него камень на голову скинуть можно, - возразил Иван.
- С забора тоже можно!
- Не ссорьтесь, вы оба правы, - прервал их перепалку призрак. – Поначалу Мстислав запретил всю магию – помня об утонувшей в болотах родине. И чтобы в его царстве больше не приносили людей в жертву. Потомки чудищ, ведьм, оборотней и другой нечисти стали жить, как обычные люди. А если вспоминали о колдовстве, к ним приходили Охранители… Почти у всех имперцев был не совсем обычный предок, но о нем предпочитали помалкивать. Зато в Заозерье магию продолжили развивать, и вместо кровавых ужасов она стала способом получения массы полезных вещей. Через почти четыре века после Мстислава его потомок император Александр, позже названный Великим, издал закон о разрешении магии… Но это другой разговор.
- Я помню! – воскликнул Иван, - ты ведь тогда был живой, да? И сам все видел? И как прабабушка Елизавета, твоя дочь…
- Точно! – перебила его сестра. - Она же тогда как раз… Ой. Тебе, наверное, грустно вспоминать?
- Ничего, - улыбнулся призрак. – Но на сегодня сказок хватит. Сила живой воды почти закончилась, а историю про юность Елизаветы Луниной, или, как мы ее называли, Элизы, я вам расскажу, когда подрастете. Пока рано.
- Ну во-о-от, - вздохнули близнецы. - Как уроки делать – так мы выросли. А как про родных предков – так маленькие?
- Через пару минут вас позовут ужинать, - отрезал призрак. – И мне пора на покой. Так что – живо мыть руки бегом в столовую.
- Ладно, - кивнула Марья, - мы потом вернемся.
- Ага, - поддержал ее Иван, - спасибо, предок!
- Пожалуйста… - прошелестел призрак.

На верхней полке пятого стеллажа во втором ряду стояла тонкая книга в черной обложке. Привидение прекрасно помнило строки из нее: «Не стоит считать призраков шансом на бессмертие. Мертвые не испытывают эмоций, не способны на привязанность, не имеют собственных мотивов. Они – информация, воплощение летописи, не ограниченное личной памятью умершего человека».
Дух, считавший себя Павлом Луниным, не возражал против такой трактовки.
Но почему-то каждый раз, когда в замок приезжали шумные близнецы, в бестелесной оболочке призрака как будто зажигался огонек свечи. Он чувствовал и берег это крошечное тепло, которое, казалось, делало его чуточку плотнее. А при словах о начале царствования Александра у призрака дергалась рука и ныло в груди, там, где при жизни было сердце.
Павел Лунин усмехнулся (да-да, эмоций у них нет!) и вернулся в свой портрет.
Было очевидно, что близнецы не отстанут, историю придется рассказать – призрак не может нарушить прямой приказ потомка, подкрепленный живой водой. Дети об этом пока не знают, но скоро разберутся. Пострелята…
Значит, нужно заранее продумать, о чем говорить десятилетним непоседам, а о чем лучше пока помолчать.
Пора вспоминать во всех подробностях.

Глава 1. Барышня на балу

Едва слышный шелест шелкового подола, стук изящных каблучков, поворот, снова поворот, искрящийся всплеск изумрудов браслета на руке, поднятой навстречу партнеру...
Элиза очень нравилась себе в бальном наряде. Она не могла посмотреть со стороны, но восхищенно-грустный взгляд кавалера отражал ее красоту лучше любого зеркала.
- Елизавета Павловна, - негромко сказал он, приблизившись в танце, - надеюсь, вы не лишите меня счастья видеть вас на осеннем балу в Цитадели?
Элиза улыбнулась. Чуть более лукаво, чем пристало барышне в разговоре с не-женихом. Особенно, когда дата свадьбы уже назначена.
- Я постараюсь уговорить Петра Васильевича.
При упоминании будущего мужа взгляд бравого лейтенанта императорской гвардии стал еще тоскливее. Элиза наклонила голову, пряча усмешку. Светлая прядь, продуманно-небрежно выбившаяся из прически, упала ей на лоб.
Пьера и уговаривать не придется. Ему все равно где Элиза и что она делает. Даже на бал Конца лета в ратушу не явился – сослался на дела. Тоже мне, жених.
Не хочешь ты танцевать – не надо. Но приличия-то можно соблюсти?! Нельзя же так явно показывать пренебрежение и невестой, и правилами хорошего тона!
Здесь, в ратуше, собралось все высшее общество Гетенберга. Император Александр почтил бал своим присутствием, и даже канцлер Воронцов, известный нелюдим, станцевал первый тур!
И, конечно, все знакомые Элизы отметили отсутствие ее жениха.
«Ты скучный крючкотвор! – в который раз мысленно обругала его Элиза. – Свил гнездо из своих рабочих бумаг, как... как крыса в подвале!»
Танец закончился, кавалер проводил Элизу к креслу пожилой графини, присматривающей за молодой просватанной девицей по древней традиции «для соблюдения приличий». Элиза поискала взглядом отца, но в бальной зале его не было. Павел Лунин, видимо, играл в карты или увлекся беседой с каким-нибудь седоусым генералом.
«Я от танцев еще при прежнем правлении устал», - говаривал, бывало, папенька, удаляясь в курительную.
Элиза не хотела портить себе настроение. И так скоро свадьба всю жизнь испортит. Она только тихонько вздохнула.
- Дорогая, не придавай женитьбе большого значения, - как будто услышала ее мысли графиня, - ничего не изменится. Будешь так же танцевать на балах, кокетничать, обсуждать новости и заниматься благотворительностью... Или чем ты там занимаешься?
- Простите?
- Детка, послушай старую бабку. Трагизм не красит милое личико, а Петр, или, как ты его называешь – Пьер - не чудище из сказок. Может быть, у вас все сладится. Может быть, и нет. Но если ты заранее решишь, что свадьба – конец света, так и будет. – Графиня пристально посмотрела на Элизу и грустно усмехнулась. - Или ты собралась демонстративно пострадать, а потом, так и быть, снизойти до навязанного судьбой жениха? Чтобы он тебе всю жизнь был благодарен?
Элиза остолбенело молчала. Не таких слов она ожидала от пожилой светской дамы. Тем более что та, в общем-то, угадала.
- Зря, - веско заключила графиня. – Любить мужа не обязательно, но от элементарного уважения никому еще хуже не стало. И, кстати, подумай, ему-то есть за что тебя уважать? - старуха захлопнула веер и всем видом продемонстрировала, что разговор окончен.
Элиза пробормотала что-то невнятное и отошла. А что еще сделаешь? Не спорить же с выжившей из ума бывшей фрейлиной бабушки императора…

Элиза шла по залу, улыбалась знакомым и слушала отголоски разговоров, выбирая, к какой группе присоединиться.
... - Вы слышали, как теперь называют этих бедняжек? - Охала княгиня, в ужасе округляя глаза. – «Дочки императора». После того, как Помазанник обещал работающим женщинам свою отеческую поддержку, народ все переиначил! В наше время «детьми империи» были сиротки, а сейчас...
- Вы правы, - кивнул ее собеседник, солидный господин в кавалерийском мундире, - если слабый пол взваливает на себя тяготы службы, пусть и гражданской, это не от хорошей жизни. Перевелись настоящие мужчины!
- Если бы! Моя племянница, княжна, при живых родителях рвется стать «дочкой»! Жениху отказала! Чего ей не хватает, не понимаю!
- Тетушка, - терпеливо-ласково улыбнулась стоявшая рядом барышня, - я хочу служить империи в меру сил и возможностей. Я же не мечтаю о военной карьере, как госпожа Орлова. Хоть и не устаю ею восхищаться. Юная барышня, а уже лейтенант рейтарского полка.
Элиза прошла мимо. В эту беседу ей вступать не хотелось.

...- Новый провинциал-охранитель Гетенбергский. Вон, сидит, закусками лакомится. Вызван из захолустья, ставленник Архиепископа. Говорят, не жег ведьм просто за магию, непременно за злодейство, – совершенно не стесняясь, иронично говорил молодой человек в мундире Второго егерского полка.
- Последние указы предвосхитил? Ловок! И сделал карьеру, - хмыкнул его собеседник, седой старичок с тростью. – Императору, конечно, виднее... А я, уж простите, по старинке колдунов опасаюсь. Четыре века назад полматерика разнесли, вместо старой Рутении – болота с озерами, Гнездовск еле-еле оклемался. Хорошо, Мстислав наших предков собрал, до этих земель дошел и местную нечисть приструнил, а то ловили б лягушек по кочкам да трясинам, кабы не чего похуже.
- Так потому со времен Мстислава любая боевая магия во всем мире под запретом, - пожал плечами егерь. - В мирных целях пожалуйста, сколько угодно, а воевать извольте без колдовства, в доспехах, с мечами, пиками, пищалями да пушками. Ну, или с ножами, по-тихому, - ухмыльнулся он чему-то, прекрасно известному обоим.
- Юноша, вы излишне оптимистичны, - хохотнул дед. - Любую полезную штуку можно к драке приспособить и любой запрет обойти. Нет предела изобретательности, когда надо ближнего половчее изничтожить...

... - Господа! – услышала Элиза, проходя мимо группы людей, окруживших темноволосого человека в одежде слегка необычного покроя, - Гетенбергский Университет уже предложил мне дать серию открытых лекций, посвященных моим исследованиям. Прошу, приходите, там я отвечу на любые вопросы.
- Профессор Каррера, мы ждем от вас рассказов о Криенне! Вы побывали в самом сердце магического царства Древних - что может быть интереснее?!
- Там просто холодно, - развел руками профессор. – Снег, лед, северное сияние, медведи и тюлени.
Элизе захотелось послушать (наверняка он не только тюленей видал в колдовских замках!) но рядом с Каррерой, заинтересованно распахнув огромные голубые глаза, стояла княжна Нина Гагарина, ее давняя подруга-соперница. Не обойдется без очередной колкости, без удивленно-наивного вопроса: «Дорогая, а где же Пьер?»...
Соревнование в остроумии окончательно испортит вечер.
Элиза дружелюбно кивнула Нине и не стала останавливаться.
Она вышла из бальной залы в неожиданно безлюдный коридор, сделала несколько шагов...

Крик. Сгусток боли, недоумения и страха.
Вихрь. Не бывает смерчей в стенах гетенбергской ратуши, не может быть, показалось!
Еще один крик. Знакомый, родной голос - торжество боль, разочарование – все вместе.
Отец?! Что...
Элиза не помнила, как оказалась в той гостиной. Наверное, бежала, ломая каблучки, и грянулась в тяжелую дверь всем телом, чтобы скорее открыть...
Зато следующие минуты навсегда застыли в памяти Элизы собранием холстов злого художника, рядом полотен в мрачной галерее - сжечь бы! Но память не горит.

...За окнами полыхал августовский закат, заливая все багровым - светом, огнем и кровью.
Отсветы уходящего солнца на светлом ковре смешались с потеками красного, густого, остро пахнущего болью. Блестели алыми искрами серебряные статуэтки на камине, плясали оранжевые языки пламени в топке, спорили с закатными лучами огоньки свечей на столе и сверкали мелкой вишней летящие капли.
Медные стрелки на циферблате настенных часов казались двумя росчерками красной туши. Два скупых мазка, меньше минуты до восьми.
Уютный запах горящих березовых поленьев стал терпким, ядовитым от привкуса металла.
На ковре, у массивного кресла, скрючился человек в мундире императорской канцелярии. Он схватился руками за живот, между пальцами нелепо торчала рукоять кинжала.
Рядом – медленно, как сквозь густой кисель – падал навзничь Павел Лунин. Из обрубка, оставшегося на месте правой руки, бил фонтан крови.
Перед ними, спиной к Элизе, стоял невысокий человек в черном. На острие отведенного в сторону клинка набухала тяжелая темная капля.
Элиза кинулась к отцу – подхватить, поддержать... Спасти!
- Стоять, - обернулся к ней человек в черном.
Она не видела движения.
Вот картина с тремя фигурами – и вот следующая, на которой человек с клинком заслоняет всё.
На его плече блеснул серебряный аксельбант кавалергарда. Голос императора?!
Элиза и не подумала останавливаться, шарахнулась в сторону – обойти! Но как будто налетела на прозрачную стену. Вскрикнула, дернулась еще раз, кажется, даже чуть-чуть продавила преграду. Ее взгляд прикипел к обрубку руки отца. Больше всего на свете она хотела одного – остановить кровь, остановить, прямо сейчас! Ведь еще чуть-чуть – и никакой жгут не спасет Павла Лунина, быть Элизе круглой сиротой!
За спиной с треском распахнулась дверь, в гостиной сразу стало многолюдно. Элизу мгновенно оттеснили, кто-то крепко взял ее за локти сзади, она пыталась вырваться и кричала – бессмысленно, путая «Пустите!» «Отец!» и «Это ошибка!». Бой часов, неожиданно гулкий, остановил крик Элизы.
Она пыталась рассмотреть, что же происходит там, на залитом кровью ковре. Жив? Умер? Спасли? Судьба второго раненого ее не слишком волновала.
Издалека доносились обрывки фраз:
- Канцлер Воронцов... нападение... на волосок от смерти... Лунин что, рехнулся на старости лет?
И негромкий отчетливый приказ:
- Всех – вон. Бельскую сюда, немедленно. Девчонку под домашний арест, пальцем не трогать и глаз не спускать.
Следом – еще один голос. Не вопрос – новый приказ:
- Я провинциал-охранитель Гетенбергский. Что произошло?
Элиза не услышала ответа. У дверей к ней кинулась Нина, но конвоиры аккуратно оттеснили княжну от задержанной.
В толпе Элиза заметила недавнего партнера по танцам. Восторженно-влюбленного взгляда больше не было. Бывший воздыхатель старательно отводил глаза.

Глава 2. Епископ на балу

Запеченные креветки у повара магистрата получились куда лучше, чем любое блюдо у кухаря подворья охранителей. Отцу Георгию, Провинциал-Охранителю Гетенбергскому, стоило некоторых усилий не потянуться за следующей - толстой, сочной, в золотистой корочке панировки, сдобренной нотками лимона и перца.
Епископ хмыкнул и вознаградил себя глотком вина за смирение. Креветок он съел уже немало, отдыхая от трудов праведных. Общаться с высшими чинами имперских ведомств – это вам не нечисть по болотам гонять и не Ягинь жечь, тут потруднее приходится.

Когда Архиепископ Гетенбергский предложил отцу Георгию принять сан епископа и возглавить столичное отделение, опальный охранитель из горного захолустья очень удивился.
- Я солдат, - с сомнением сказал он. – Сержантом был, сержантом и помру, хоть и на службе церкви. Боюсь, не справлюсь с политическими тонкостями в столице.
- Мне, - архиепископ недвусмысленно выделил это «мне», - и нужен солдат. С политикой сам разберусь, - Владыка криво усмехнулся своим мыслям. – А еще я прекрасно помню, за что тебя загнали в глушь... И как ты там по банковским документам вычислил гнездо чернокнижников. Я подскажу, с кем раскланиваться, а кого не замечать. Твоей основной задачей будет не столько ловить колдунов, сколько защитить церковь от внутренних врагов. Помнится, есть такая строчка в уставе Официума... А у нас в столице казнокрадов многовато развелось, надо укоротить излишне жадных иерархов, пока император не сделал это сам. Придется тебе опередить Помазанника.
В словах Архиепископа угадывалась тень недосказанности - не так должен говорить священник об Императоре, главе государства и Церкви.
Отец Георгий не стал вникать в эти тонкости. В Гарце карьеры не сделать, а такие предложения бывают раз в жизни.

На балу епископ встречался с информатором. Странное место для тайной передачи сведений об источниках средств одного не в меру богатого протоиерея, но добровольных помощников нужно беречь, это основа агентурной работы. Вот и пришлось епископу улыбаться, вести светские беседы и раскланиваться во все стороны. Хорошо, что официально повод явиться на праздник был более чем убедительный – познакомиться с руководителями разнообразных имперских ведомств. Где ж их еще всех разом найти, как не на балу? Не угадаешь, чья помощь в расследовании может понадобиться, а содействия лучше просить не только официальным запросом. Идею подсказал Архиепископ, ему виднее, Владыка в таких делах ориентируется, как зубастая щука в мутной воде Ристера.
Щуку здесь, кстати, тоже подавали. С укропом, луком и грибами. Отец Георгий от нее вежливо отказался - не стоило рисковать. А то начнешь сыто икать и выйдет неловко, и так про «толстых попов» байки травят. Глупо предполагать, что высшее дворянство ни одну из них не слышало.
Слышали, еще как. И сами, наверняка, сочиняли элегантные эпиграммы.
Пииты, чтоб им самим икнулось.
Вокруг блистал ежегодный бал Конца лета. Дамы в легких, едва слышно шуршащих платьях, кавалеры в многообразии имперских мундиров, весь высший свет Гетенберга, включая Его Императорское Величество Александра. Первые лица империи, их приближенные, семьи - почти все, кто упомянут в Железной, Золотой и Серебряной книгах родов. Плюс несчитано помощников, приспешников и прихлебателей.
Сливки общества. Лучшие люди. Цвет Империи.
Наверняка среди них – будущие обвиняемые по делам о кровавом ведовстве, вызове демонов и других мерзостях. По опыту отца Георгия, прогрессивные люди с громкими титулами часто творят такую гнусь, какая темным крестьянам с древними обычаями и не снилась. И все, конечно, на благо высших целей. Взять хотя бы всю семейку Эзельгаррских баронов. Или собственные недавние расследования...
Костры, впрочем, у всех одинаковые.

Креветка манила. Сверкала панированным бочком, звала – съешь меня, епископ! Отец Георгий искушению не поддался. Глянул на часы – без минуты восемь вечера, можно и откланяться, вежливость соблюдена.
Он скорее угадал, чем услышал крики. Учуял, как натасканный охотничий пес. Что-то тревожное прозвучало в дальней галерее, за толстыми стенами и портьерами.
Епископ не торопясь встал и пошел на звук. Быстро, но не бегом, стараясь не обращать на себя внимание. Бегущий охранитель высокого ранга мог вызвать смех или панику, и оба варианта категорически не устраивали отца Георгия.
Он даже сумел не заблудиться, не такая уж и запутанная планировка у гетенбергской ратуши.

Запах крови заливал все. Сквозь него едва пробивался тонкий аромат женских духов и уютный дух жарко растопленного камина.
Костер?! Нет, не здесь. Не сейчас.
На полу скорчился канцлер Воронцов. И без того невысокий, сейчас он казался еще меньше ростом. Над ним склонился кавалергард, подкладывая под голову раненого свернутый плед, очень аккуратно, чтобы не потревожить нож. Все правильно, если бездумно вынуть клинок из раны, канцлер очень быстро истечет кровью. Воронцов был в сознании, проследил взглядом за охранителем и негромко фыркнул: «Вот и исповедника доставили, раньше лекаря».
Несмотря на слабость голоса, едкий сарказм прозвучал отчетливо.
Неподалеку без сознания лежал нападавший. Вместо руки у него торчал слабо кровоточащий обрубок. Гвардейцы выводили что-то невнятно лепечущую девицу.
- Я провинциал-охранитель Гетенбергский, громко сообщил отец Георгий. - Что произошло?
Он отодвинул еще одного гвардейца, попытавшегося было преградить дорогу. Парень остановил бы любого, хоть герцога, хоть министра, но хватать и задерживать охранителя с высшим саном не решился.
Епископ шагнул к канцлеру, но на его пути оказался кавалергард с окровавленным клинком.
Только что он укладывал плед – и вот уже бесстрастно смотрит в лицо Провинциал-охранителю. Не встречаясь глазами, куда-то в переносицу.
Отец Георгий прекрасно помнил, что и как этот с виду щуплый, изящный господин способен вытворить хоть мечом, хоть кинжалом, хоть голыми руками.
Виделись. Давно.
- Позвольте помочь раненому, - чуть быстрее, чем следовало, попросил епископ.
Если бы ему потом пришлось описывать свои мысли и ощущения, получилось бы длинно: он вспомнил давнюю встречу в катакомбах Гетенберга, где, к счастью, они были на одной стороне. По телу прокатилась горячая волна опасности. Епископ прикинул, как будет прыгать к камину и хватать кочергу – а там Господь не выдаст, свинья... простите, кавалергард не зарубит.
На деле все заняло полсекунды. Отец Георгий чуть переместил вес тела и приготовился к драке.
- Не стоит, Ваше Преосвященство, - медленно ответил кавалергард. – На нем лечащий амулет, и скоро прибудет медик.
Отец Георгий шагнул в сторону. Снова чуть быстрее, чем пристало епископу, но сейчас это можно было объяснить заботой о раненом. Знак охранителя – намоленная святыня, рядом с ней магические артефакты работают плохо, а жизнь канцлера, похоже, на волоске.
Да и самому охранителю спокойнее стоять чуть поодаль от бешеного кавалергарда... и поближе к кочерге.
- Здравствуйте, Георг фон Раух, Меч императора, - невпопад торжественно сказал епископ, только чтобы не молчать.
- И вы здравствуйте, Ваше Преосвященство отец Георгий, охранитель по прозвищу Жар-Птица, - в тон ему отозвался кавалергард.
- И что?! – ехидно поинтересовался канцлер. – Власти светская и духовная не подерутся над моим остывающим телом? А я-то уж понадеялся на тризну на манер далеких предков. Хотя вы, скорее, духовная и абсолютная... Георг – именем императора, а он глава и государства, и церкви... Двуглавый наш, - канцлер хихикнул. – А охранитель, ох-рааана от сил магических-зловредных и прочих демонов – тот духовный. Или следственный? Кто ж вас разберет... Зато как осень – так бюджет вам подпиши, и не жадничай...
- Отто, помолчите, - перебил его фон Раух. – Магическое лечение сопровождается ложным ощущением эйфории и прилива сил, но это иллюзия.
- Да уж... Эйфория... - снова хихикнул канцлер, хотя получилось скорее бульканье.
- Помимо исцеления, артефакт дает анестезию, - пояснил отец Георгий тоном лектора. – По действию сходную с эффектом некоторых наркотических веществ. Вы, господин Воронцов, как говорится, закумарены. Так же можно употребить модные в богемной среде термины «обдолбаны» и «угашены». Вам действительно лучше помолчать.
Канцлер от таких слов ошарашенно икнул. Кавалергард приподнял бровь и промолчал.
Пока они переваривали епископскую эрудированность, отец Георгий мысленно поздравил себя с маленькой победой (ошеломить возможного противника - полдела) и подошел к нападавшему. Убийца-неудачник упал затылком на резной угол низкого столика. Ему повезло всего лишь потерять сознание, а не проломить себе череп.
Повезло ли? Все равно на плаху, а так бы умер мгновенно.
- Господин фон Раух, этого вы тоже магией лечили? – поинтересовался епископ.
Кавалергард подошел поближе, пристально посмотрел на культю.
– Крови должно быть намного больше, - пояснил епископ. - Она фонтаном била, брызги веером по потолку, а на ковре совсем немного, как будто жгутом перетянули. Но жгута я не вижу.
Кавалергард пожал плечами:
- Ну не давать же ему так просто помереть. Нам с ним еще многое нужно обсудить.
Ответ получился сомнительным, но отец Георгий не стал уточнять. Быстро осмотрелся, снял шнур с гардины и перетянул культю. Так, как когда-то перетягивал солдатам – кому повезло дожить до прихода лекарской команды. Взял несколько подушечек с дивана, устроил пострадавшего, чтобы рана была повыше. Оглянулся в поисках бинта...

- Гоша, сгинь, - услышал епископ знакомый женский голос от двери.
Охранитель обернулся с улыбкой. Воспоминания не ходят одни.
На лице Георга фон Рауха на полсекунды мелькнуло выражение удивления, недоумения, и, кажется, обиды? Этот момент стал для отца Георгия еще одной наградой за страхи.
Полная пожилая дама в кавалергардской форме на них уже не смотрела – встала на колени рядом с канцлером, положила руки на его грудь и полностью погрузилась в магическое лечение. Канцлер снова булькнул, но говорить больше не пытался.
Пришедший с ней лейб-медик молча поклонился отцу Георгию, осмотрел однорукого, уважительно кивнул епископу и приступил к перевязке.

Во время Войны Принцев отец Георгий успел поработать в лазарете. Где застала беда – там и пригодился. Тогда он и познакомился с Викторией Бельской, ментальным магом-медиком высочайшего класса, последним спасением для безнадежных.