Автор с грустью признаёт, что подавляющая часть сцен насилия не является плодом его извращённой фантазии, а почерпнута из новостей 2002-2005 гг.

Часть первая
ХОРЁК

Я дыханием своим опалю тебе вены
Родились мы вчера, чтобы сдохнуть сегодня,
Никотином я крашу вчерашние стены
Твоя мама смеётся, ей снова не больно
У меня есть работа — это окна напротив,
Сторожу их ночами, чтоб не сбежали,
Им так весело лазить на крышу, где звёзды
Они смрад переулков отражать так устали
Поцелуй её, мамочка, в чёрные веки
Поцелуй её, мама, в шершавое горло
Под асфальтом ползут и шуршат человеки
Твоя дочка смеётся — ей снова не больно…

1
ЧЕБУРЕК

Я знаю точно наперёд —
Сегодня кто-нибудь умрёт.
Я знаю — где, я знаю — как.
Я не гадалка, я маньяк!

Детское творчество
Дим поспорил с Бобом, что придушит бабушку верёвкой.
Открыв дверь, он поморщился от душной, привычно-ненавистной вони нафталина, сырой обуви и ветхих деревянных комодов. Сегодня смрад показался ему особенно невыносимым. Стараясь вдыхать ртом, Дим скинул в сумрачной прихожей куртку, мягко защёлкнул замки. Хотел разуться, но вовремя спохватился. Теперь можно не разуваться. Дим удивился, как это раньше он мог дышать в отравленной атмосфере бабкиной хаты.
Ничего, настало время проветрить!
Некоторое время Дим не шевелился, прислушиваясь к бормотанию телевизора, затем толкнул дверь в кухню. На кухонной плите его ждала кастрюлька, укутанная полотенцем, на столе — тарелка с мытым виноградом и черешней.
Дим прожевал несколько ягод, улыбнулся своему отражению в зеркале Мирка права, чёлку следовало укоротить. Впрочем, можно оставить и так, девчонок слушать ни к чему. Дим порылся в карманах в поисках перочинного ножа. На пол высыпались остатки попкорна, который они грызли в кино. Жёлтые комочки запрыгали по половикам. Дим беззвучно выругался, заозирался в поисках веника, но его тут же разобрал смех. Только полный дебил мог вспоминать о венике. Несколько солёных кукурузных зёрен сохранилось, Дим подул на них и отправил в рот. Попкорн ему нравился всё больше.
Мирка и Боб поспорили, что он забздит и не уложится в полчаса. Но Дим совершенно не волновался, сердце билось ровно, ладони не потели.
Дим отодвинул краешек шторы. Мирка, Боб и Киса курили на лавочке Киса передал Бобу сигарету и, как бы невзначай, провёл Мирке ладонью по ляжке, Мирка смеялась. Боб сосал пиво. Дим подумал, что когда с предками будет покончено, следует непременно сломать гондону Кисе его вонючий нос. Дим не слышал, что там такого смешного говорил Мирке Боб, но она закатывала глаза и ржала от души. В туалете журчала вода, от работающего в комнате телевизора по потолку коридора прыгали неясные лиловые тени.
Старая жаба, равнодушно подумал Дим. Наверняка грызёт карамель, упоённо смакуя свои дерьмовые сериалы. Крошки, сыплются ей на трясущийся подбородок, на столетнюю верблюжью кофту, потому что зубы ни фига не жуют. И зачем жить человеку, которому даже нечем жевать.
Старая жаба.
Дим выдвинул левый ящик буфета и достал оттуда моток прочной бечёвки. О ней он вспомнил, ещё, когда дрочил на литературе. Он отрезал двухметровый кусок, затем разыскал в шкафчике чёрные кожаные перчатки без пальцев. Перчатки классно смотрелись на руках, как у реального байкера. Дим намотал бечёвку на ладонь, несколько раз подёргал.
Всё классно, будет красиво и быстро. Прошло всего восемь минут.
В телевизоре слезливые тётки выясняли, кто чей муж и кто кому изменил. Ходики на стене пробили три. Дим сверил часы, через полчаса мог появиться отец. Если что, Боб и Киса задержат предка во дворе, но лучше всё закончить к его приходу.
Дим размотал полотенце с горячей кастрюльки, радостно присвистнул. Бабушка сварганила его любимые чебуреки. От такого предложения отказаться было невозможно. Не снимая перчаток, обжигаясь и приплясывая, он отправил в рот, один за другим, три истекающих жиром хрустящих треугольника. Вытер руки и подбородок свежим полотенцем, запил ананасовым соком.
Вот теперь можно заняться полезным делом.
Дим покрепче намотал на ладони бечёвку и осторожно потянул створку двери, ведущей в гостиную. В телевизоре плоская рыжая дикторша рассуждала о нитратах, солях и всякой подобной фигне. А бабуля, как всегда, не видела и не слышала, когда кто-то входил, слишком громко врубала ящик. Дим в который раз спросил себя, на кой хрен коптить воздух, если вся польза от тебя сводится к кастрюле с чебуреками. Пользы — ни малейшей, зато желчи хватит на троих.
Бабушка, отчего у тебя такие большие зубы?…
Старая жаба развалилась на диване, вытянув вперёд толстые пятки в шерстяных носках. Под спину она подсунула упругую жёлтую подушку, расписанную драконами, а на коленях держала газету. Из-за верхнего края подушки торчал хвостик седых волос. Старая часто засыпала с газетой на коленях, не меняя положения, и особенно хорошо ей удавался сон при включённом телевизоре.
Ничего в доме не происходило без её назойливого вмешательства. Папачес не мог выбрать стенку, куда повесить календарь, мать колотили истерики по поводу дотошных осмотров сковородок и круп, а Дим не мог спокойно посидеть в сортире. Стоило на горшке задуматься, как тебя немедленно начинали подозревать в наркомании и рассматривании порнухи. Любимая бабушка, мечта беспризорников…
Теперь всё будет классно!
Дим не ожидал, что всё будет тянуться так долго. Он бесшумно прошёл в носках по вытертому ковру, накинул старушке бечёвку на шею, круговым движением обмотал и резко затянул. Бабушка как-то странно всхлипнула и стала заваливаться набок, наверное, она всё-таки спала. В эту секунду в телевизоре началась реклама зубной пасты, картинка сменилась, и в тёмном экране Дим увидел своё отражение. Он не очень хотел встречаться с бабушкой глазами, и вообще не хотел, чтобы она догадалась, кто её ублажает под конец жизни.
Почему-то ему становилось неуютно при мысли, что старая сволочь его узнает. Пусть лучше подохнет в уверенности, что напал грабитель. Жирные ноги в серых колготках задёргались, сползли на пол, а за ногами начало сползать всё её неопрятное трясущееся тело. Плоская дикторша в телевизоре гундела, что Европа страдает от небывалой жары, и помимо солнечных ударов вероятен всплеск психических и нервных расстройств.
Дим засмеялся.
Бабушка скатилась с дивана вместе с покрывалом, засучила ногами, но, к счастью, лицо её уткнулось в пол. На ковёр тонкой струйкой стекала слюна.
Дикторша обрадовала, что во Франции и Италии шесть человек, получивших тепловой удар, госпитализированы, и учёные связывают активность светила с неожиданным всплеском самоубийств. Дим подумал, что следует заставить Мирку надеть панаму, а то летом с её чёрными волосами можно запросто перегреться.
Руки у него затекли, устали до дрожи, и плечи дрожали, и спина, а верёвка больно врезалась в ладони. Бабка оказалась дьявольски тяжёлой, она не желала подыхать, и всей массой тянула Дима к полу. Она кашляла и извивалась; Диму пришло на ум сравнение с противными жирными гусеницами, которых он с друзьями в летнем лагере бросал в муравейник. Было забавно наблюдать, как беспомощные гусеницы барахтались среди сотен зубастых вражеских солдат. Солдаты рвали гусениц заживо.
Дим обожал следить за муравьиной трапезой до конца.
Когда старуха прекратила хрипеть, Дим для верности подождал ещё минуту. Боб предупреждал, что после верёвки человек может прийти в себя. Наконец, морщась от боли, Дим размотал бечёвку; на кистях рук остались чёрные полосы, а поясница ныла, словно он поднимал гирю. Растрёпанная седая голова гулко шмякнулась на паркет рядом с краем ковра. Измятая кофта на широкой старческой спине задралась, обнажив некрасивую розовую сорочку.
Четырнадцать минут.
В телевизоре вылезла белокурая грымза в очках и затеяла трёп про сою и прочие полевые культуры, можно их жрать или нельзя. Дим развернул диван ближе к стене, затем ухватил труп за ноги и оттащил в укрытие, между диваном и батареей отопления. Старая жаба весила килограммов сто, не меньше. Аккуратно застелил диван пледом, вернул на место подушку, рассыпавшиеся газеты и бабушкины очки. Дим заглянул в ванную, ополоснулся и с наслаждением, ни от кого не прячась, помочился в раковину. Затем он сходил на кухню за чебуреками.
После утомительной работы хрустящий, набитый мясом и лучком чебурек провалился только так.
Когда Дим закончил дела и присел перекурить, вся спина его покрылась пoтом. Дамочка в телевизоре спорила с волосатым щекастым толстяком. Она утверждала, что соя явилась причиной массовых отклонений в поведении животных, а толстяк напирал на опасность со стороны насекомых.
«Некоторые виды паразитов и клещей, — пугал толстяк, — пережили зиму и не впали в спячку. Среднегодовая температура в среднем на пять градусов выше той, что была сто тридцать лет назад. Врачи бьют тревогу, но это глас вопиющего… Пока не начнутся массовые эпидемии…»
Дама в очках кивала в ответ волосатому толстяку, но чувствовалось, что ей очень хочется побазарить о своём. Её гораздо больше занимали бешеные собаки, чем всякая мелочь вроде клещей.
Дим подумал, что очкастая блондинка — такая же дура, как училка литературы. Она точно так же ни хрена никого не слышит, кроме себя, невнятно гундит только о тех книгах, что нравятся ей самой, и немедля срывается на крик, как только пытаешься вставить слово. Сегодня на последнем уроке очкастая сука обозвала его тупым. Она так и сказала при всех, при Мирке и при Бобе. Сказала, что для тупых не намерена повторять трижды.
Очкастая дура. Ублюдочная тварь. Тебе придётся повторить столько раз, сколько я скажу.
Дим позвонил Бобу и приказал им подниматься наверх. Потом открыл замки на входной двери, вернулся в гостиную и топориком для рубки мяса вскрыл бар. На полировке остались следы жира. Он помнил, где лежала коробка сигар. Помимо сигар, двух запечатанных блоков настоящего американского «Мальборо», папаша хранил в баре прорву спиртного, но спиртное Дима пока не интересовало.
Он затянулся и закашлялся.
Потрясный кайф — стырить у «ботинка» сигару и закурить в комнате, прямо на диване. И стряхивать пепел в вазу, над которой мать так трясётся. Дим слушал, как громыхает лифт, и следил за дряблым ртом волосатого профессора в телике. Профессор настаивал, что четыре дуры, накануне прыгнувшие с моста, никак не зависели от солнца и от сои. Но тут же признал, что изменение климата может серьёзно повлиять на людей. Одно противоречило другому.
— Низачот! — Дим кинул в профессора блюдцем с бабкиным глазированным сырком. Блюдце разбилось, а сырок смешно потёк по экрану.
Тут выяснилось, что пока Дим был занят, к беседе яйцеголовых присоединилась третья участница, тощая, одетая в мужской костюм. Эта жаба здорово смахивала на училку химии, так же комично встряхивала башкой, и так же занудливо несла всякий бред.
«Возможно, мы стоим на пороге катастрофы, по сравнению с которой ядерное оружие покажется игрушкой, — вещала химическая женщина. — Известно, что в пятом поколении мышей, употреблявших геномодифицированную сою, наблюдались ужасные мутации… то есть пятое поколение родилось практически нежизнеспособным…»
«Позвольте, но мыши — это не люди!» — гордясь собственным остроумием, встряла плоская ведущая.
Дим зевнул, пристроил сигару на край обеденного стола и поднял с пола кастрюльку. Чебуреки были обалденно вкусными; следовало съесть как можно больше до прихода прожорливого Боба.
«Никто не в силах предугадать, какие злокачественные изменения в организме детей вызовут миллионы тонн кукурузы, которую они поглощают в кинозалах…»
«Взрослые тоже кушают», — ввернул толстяк.
«В том и беда. Мы не можем оградить детей от химии, навязанной алчными концернами…»
Дура, вяло констатировал Дим. При чём тут химия, при чём тут кукуруза, подумал он, когда через сто лет ничего не будет.
— Обана! — заходя в гостиную, воскликнул Боб. — Ни хрена себе, ты насмолил тут…
— Дим, я хочу пить… — протянула Мирка.
— Ну что? — спросил Киса. — Где? Чего?
Дим стряхнул пепел и небрежно махнул головой туда, где из-за дивана торчали две пятки в шерстяных носках.
— Жесть, — отвесил челюсть Киса. — Смачно. Цифровик бы.
— Зачот, — хохотнула Мирка и потянулась к сигаре. — Ой, а можно мне попробовать?
Дим несильно шлёпнул её по руке. Успеет ещё, накурится.
— Время, — сказал он. — Вали на кухню, сбацай похавать с собой, бутерброды там, ещё что.
— Ты сволочь… — протянул Боб. — Чебуреки сожрал… Слышь, дай колбасы хоть, у тебя ж до фига!
— Отсоси, — беззлобно посоветовал Дим.
— Где? — снова спросил Киса.
Дим поманил друзей за собой. Втроём они навалились на дверцу кладовки. С четвёртого удара замок сломался. Кладовка представляла собой узкое помещение без окон, заставленное ящиками и мешками. Но Дима не интересовали спиннинги, лыжи и старые босоножки. Отец запирал кладовку из иных соображений. В дальней стенке за шторкой тускло поблёскивала дверца сейфа.
— Ни хрена себе, — потирая плечо, озвучил общую идею Боб. — И как мы его откроем?
— Ниипаца, — усмехнулся Дим, отодвинул Кису и снял с гвоздика маленький незаметный ключик.
Папачес поступал на редкость глупо. Он запирал кладовую, но не догадывался, что сыну давно известно местоположение запасного ключа от сейфа.
Папачес вообще о многом не догадывался, сегодня ему предстояло узнать немало любопытного.
— Вау-у! — простонала за спиной Дима Мирка, Боб тоже присвистнул от восхищения.
Внутри железного шкафа в разобранном виде лежали два охотничьих ружья и помповик.
— Патроны в коробках, тащите всё в комнату, — скомандовал Дим.
К нему снова возвращалось то шальное, безудержное упоение свободой, впервые посетившее два дня назад, когда они с Бобом и ещё двумя пацанами взломали киоск. Тогда было круто, но пришлось себя сдерживать. Они неслись бегом по подворотням, потом ржали, а потом попёрлись на ночной сеанс в «Парадизо». Взяли два ведра попкорна, пивка и проржали ещё два часа над тупыми американскими вампирами. Кажется, кино было клёвое, но точно он не запомнил.
Он вообще стал плохо запоминать.
Сегодня ночью, а точнее — рано утром, за час до звонка будильника, его словно подкинуло. Дим ощутил, что оно возвращается, и на сей раз оно гораздо сильнее. Первым уроком была химия. Дим встретился глазами с Бобом, потом с Миркой, и вдруг отчётливо понял, что всё изменилось.
Стало на всё насрать.
Тогда он встал и, не спрашивая разрешения, вышел из класса. Химичка что-то попыталась вякнуть, но Боб расхохотался ей в лицо и тоже вышел, вслед за Димом. Они закурили прямо в коридоре и не спеша, проследовали в туалет.
На химию можно было больше не ходить. Как и на прочие мозгоклюйские предметы.
— Что теперь? — спросил Киса, когда Дим закончил сборку оружия. Все три ствола лежали в ряд на столе.
У дурака Кисы даже уши, как у пса, подрагивали, так ему не терпелось пальнуть в кого-нибудь. Боб открыл рот, чтобы ответить, но тут из прихожей донёсся звук отпираемой двери.
— Начнём с литературы, — сквозь сигарный дым улыбнулся молодой хозяин квартиры. — Есть желание взять урок на дому… Тема специально для тупых! — резко закончил он. — Кто со мной в гости к любимой учительнице?
— Замётано, — кивнул Боб.
— Хаясе, — Киса радостно рыгнул.
— Клёвая идея! — поддержала Мирка. Она валялась на диване, болтая ногами в воздухе, подбрасывала конфеты и ловила их ртом.
— Что тут происходит?! — в дверях стоял отец. Он даже не снял обувь, а в руке сжимал ручку своего обожаемого супердорогого портфеля.
— Здорово, па! — приветливо улыбнулся Дим и поднял ружьё.