Категории
Жанры
ТОП АВТОРОВ
ПОСЛЕДНИЕ ОТЗЫВЫ  » 
Диана Удовиченко: Меч Ронина
Электронная книга

Меч Ронина

Автор: Диана Удовиченко
Категория: Фантастика
Серия: Междумирье книга #3
Жанр: Боевик, Попаданцы, Фантастика
Статус: доступно
Опубликовано: 12-06-2016
Просмотров: 11399
Наличие:
ЕСТЬ
Форматы: .fb2
.epub
   
Цена: 100 руб.   
  • Аннотация
  • Отрывок для ознакомления
  • Отзывы (1)
Эти романы написаны не просто здорово, а очень здорово! © Игорь Негатин.

Можете мне поверить, это классная вещь. Детектив, фантастика, мифология, триллер: совершенно убойный коктейль для бессонной ночи. © Zотов.

Не связывайся с теми, кто увлекается мистикой и колдовством, – рискуешь заблудиться во времени и пространстве. Охота за опасным преступником внезапно занесла офицера ФСБ Данила Платонова в средневековую Японию. Здесь без конца воюют кланы самураев, летают огнедышащие драконы, бродят сумасшедшие призраки, да еще и демоны на каждом шагу норовят сожрать! Платонову придется тяжело… Но зато тут есть изящные страстные гейши и соблазнительные девушки-лисы кицунэ. Война, магия и секс по-японски – это опасно и экзотично. Зато скучать не придется!
Пахло сухой травой, пылью и какой-то едой. Во рту явственно ощущался привкус рыбы. Дан очнулся, вздрогнул и огляделся. Маленькая хижина без окон, с земляным полом, никакой мебели, только циновка на полу. На ней он и сидел. Рядом стояла деревянная тарелка с шариками из риса. Дан знал, что внутри них — кусочки рыбы. Что-то вроде суши.

— Ты слишком задумчив сегодня, Акира, — раздался вдруг резкий голос.

Людей, кроме самого Дана, в хижине не было. В углу сидел крупный ворон, склонив голову, посматривал строгим блестящим глазом. Поймав взгляд Дана, птица медленно, важно зашагала к нему. Подошла, вскочила на колено, прогулялась туда-сюда, заглянула в тарелку, схватила один шарик, проглотила. Потом спросила:

— Почему ты не ешь, Акира? Тебе нужны силы. Хватит горевать, это недостойно самурая.

Как и в прошлые разы, память возвращалась не сразу. Но постепенно Дан вспоминал. Он, капитан ФСБ Данил Платонов (хотя бы в этом Дан не сомневался), участвовал в захвате офиса крупного бизнесмена и столь же матерого преступника, Вадима Сенкевича. Настя, девушка Дана, тоже была там, работала под прикрытием, и конечно же не покинула место операции. Дан загнал дельца в угол, тогда случилось что-то странное. Вспоминалось чернильное пятно, затянувшее и преступного бизнесмена, и их с Настей.

Потом оказалось, этот клоун создал пространственно-временной портал, который выкинул их в Равенсбурге 15 века — ушел от преследования, называется. Эта самая мистическая дыра перенесла их сознания в другие тела. Там были инквизиторы, ведьмы, демоны, вервольфы, костры, невинно убиенные девы, чокнутые монахи, людоеды, монстры, призраки, загадочные храмы, толпы фанатиков и Вельзевул как апофеоз всего безумия — полный набор из фэнтези-романа. Дан, Настя и Сенкевич чудом избежали гибели.

Потом чертов олигарх снова построил портал, клятвенно обещая вернуть их домой, в родной двадцать первый век. Но то ли промахнулся, то ли нарочно так устроил — они оказались в 2300 году. На этот раз Дан попал в тело капитана космического пиратского корабля, Айрона Блада по кличке Акула, Настя — в тело охотницы за головами Жасмин Ламер, а Сенкевич заделался для разнообразия хорошим парнем, адмиралом звездной эскадры Гарри Грантом. Будущее оказалось не сахарным — преследования, погони, космические бои, невыполнимая миссия на опасной планете Гамма тридцать два, заражение космическим паразитом. Когда казалось, спасения уже нет, им все же удалось вывернуться. Но зато лишились надежды вернуться домой: у Сенкевича не было времени сделать расчеты для построения портала.

Дан обалдело изучал говорящего ворона. Однако еще больше, чем разумная птица, его поразила нынешняя реальность. Акира… Теперь он японец?! И Сенкевича-то не обвинишь, давний враг сразу предупредил: неизвестно, куда вынесет портал.

Дан скосил глаза: на нем была простая серая рубаха, перехваченная поясом, широкие штаны из той же ткани. Он глубокомысленно пошевелил пальцами босых ног. Никакого тебе самурайского доспеха. Зато на циновке лежали катана, вакидзаси и потертый кожаный мешок. У входа стояли деревянные сандалии.

— Ну же, Акира! — проговорил ворон и больно клюнул в колено. — Ты собираешься мстить за смерть своего господина? Собираешься уничтожить предателя? А Кумико? Будешь сидеть тут и дрожать, подобно хризантеме на ветру, дожидаясь, когда ее невинность продадут какому-нибудь престарелому чиновнику?

Кумико… Вспомнились печальные глаза, покорная полуулыбка, скользкий шелк кимоно, нежные, как лепесток цветка, тонкие пальцы… Почему он был уверен, что речь идет о Насте?

Ворон, словно перехватив эти мысли, надолго задумался.

— Да в тебя вселился дух, Акира! — проницательно сообщил он наконец. — Что ж, возможно, это даже к лучшему. В тебе дух, во мне дух, вчетвером что-нибудь придумаем.

Поспешно дожевав суши и запив их водой из маленькой чашечки, Дан поднялся, подхватил мечи, мешок и пошел к выходу.

Вчерашний уважаемый самурай из богатого клана, свирепый воин, верный соратник господина Тоётоми и счастливый влюбленный, а сегодня — потерявший все нищий ронин Сайто Акира{[1]} отправился навстречу новой судьбе. И ворон тэнгу взлетел на его плечо.

Глава 1

Всегда видеть тебя,

Всегда ловить твои взгляды...

Ах, вот если бы ты,

Став зеркалом этим, ждал

По утрам моего пробужденья.

Идзуми Сикибу

Сенкевич

Перед глазами было что-то серое, слегка поблескивающее. Прошло несколько секунд, прежде чем Сенкевич понял: он разглядывает полы собственного одеяния из серого шелка.

Он сидел в неудобной позе, подогнув под себя ноги — фактически стоял на коленях — низко склонив голову. Покосившись по сторонам в попытке понять, что происходит, и куда он попал, Сенкевич увидел множество людей, находившихся в такой же позиции. Это были желтолицые узкоглазые мужчины разных возрастов, наряженные так же, как он. Лбы у всех были выбриты, на макушках красовались пучки черных волос.

Средневековая Япония, мать твою, тоскливо понял Сенкевич. Занесла нелегкая… Но тут же с облегчением подумал, что могло выйти и хуже. Судя по всему, он попал в тело самурая, к тому же знатного и богатого — вряд ли рядового вояку пригласили бы к такой значительной персоне, каковой, несомненно, являлся человек, восседавший на возвышении перед коленопреклоненной публикой. Поднимать голову Сенкевич не решился — видимо, здесь это не полагалось, поэтому мог видеть лишь прикрытые черным шелком ляжки важного господина. Кстати, задумался он, а что за мужик-то? Император?..

Сёгун{[2]}, подсказала проснувшаяся память. Токугава Иэясу. Сегодня двадцать восьмое апреля тысяча шестьсот шестнадцатого года{[3]}, официальный прием в замке Эдо, резиденции Иэясу. Он, Сенкевич, попал в тело богатого самурая, даймё{[4]} Маэда Тосицунэ, верного вассала клана Токугава. Сейчас ему сорок три года, возраст для этой эпохи солидный. Недавно он прибыл в Эдо для прохождения годовой службы при замке сёгуна.

Сенкевич прислушался к себе. Взрослый самурай, воин должен быть сильной личностью. Просто так его не одолеешь. Он мысленно заговорил с «объектом», подождал, но ответа не получил.

«Неужели повезло, и личность просто испарилась, как было с Фридрихом Бергом?» — изумился Сенкевич.

Рано радовался: Тосицунэ никак не отреагировал на вселение чужака в его тело, зато Сенкевич стал счастливым обладателем его мыслей и чувств. Их разумы как будто слились, и трудно было определить, где заканчивается сознание самурая, и начинается сознание Сенкевича. Тосицунэ безмолвно захватывал чужую личность и подчинял себе.

Сейчас бы самое время подумать о происходящем, но мысли путались, сбивались, становились все более отрывистыми.

Кстати, о японцах: откуда в портале появилась паскудная физиономия господина Камацу?.. Самурай без войны — все равно что катана без клинка. Будет ли еще в моей жизни такая славная битва, как при замке Осака?.. В прошлый раз в портале было другое лицо, что бы это значило… Управляющий докладывал, что рисовый оброк в поместье не добрали… но зачем господину заботиться о таких мелочах… Достал чертов япошка, пошел вон из моей головы!.. Сегодня Харуми исполнилось бы семнадцать лет. Два года прошло с тех пор, как нет ее…

Ощутив в душе укол боли, Сенкевич прислушался к мыслям самурая. Кто такая Харуми? Дочь, тут же понял он. Любимый ребенок, радость сердца и глаз. Родившаяся в месяц, когда осыпалось цветение сакуры, и сама нежная, как лепесток. И имя ей дали в честь весенней красоты{[5]}. Она пропала два года назад, ночью исчезла бесследно из замка Эдо, куда приехала, чтобы стать фрейлиной. Тогда по приказу Токугава Иэясу самураи со слугами обшарили весь замок, перевернули окрестные поместья, обыскали дома простолюдинов. Тщетно: Харуми сгинула, словно ее унесли призраки.

Несмотря на путаницу мыслей, Сенкевич от всей души посочувствовал самураю: он знал, что такое потеря близкого человека{[6]}. Однако решил изолироваться от Тосицунэ, так было недолго и с ума сойти. Пользуясь тем, что сидел с опущенной головой, он прикрыл глаза, представил свое сознание в виде сгустка света, и стал мысленно сооружать вокруг него непроницаемый кокон, отсекая личность самурая. Вокруг что-то выкрикивали брутальными хрипловатыми голосами, но он не обращал внимания.

Сенкевич не заметил, сколько прошло времени, но медитация помогла: мысли Тосицунэ перестали мешать. Только вот оказалось, что он переусердствовал, и отсек память объекта вместе со всем жизненным опытом. Так не годилось: если в европейском средневековье Сенкевич ориентировался вполне прилично — готовился, изучал историю, собираясь в благословенную и, похоже, недосягаемую Флоренцию 1428 года, то Япония 17 века явилась для него сплошным белым пятном. Пришлось вытягивать к памяти тонкие нити света. И как оказалось, он сделал это очень вовремя. В зале воцарилась тишина. Сенкевич осторожно огляделся: самураи по-прежнему сидели, склонив головы, но почему-то казалось, внимание всех приковано к нему, Маэда Тосицунэ.

— Дары для сёгуна! — гаркнул он, не задумываясь.

Подошло время подношений господину от вассалов, и очередь добралась до Тосицунэ. Сенкевич порадовался, что вовремя включил память самурая — иначе конфуз мог стоить ему головы.

Откуда-то сзади выполз на коленях человек в простом кимоно из дешевой ткани (косодэ, поправил сам себя Сенкевич. Правильно это называется косодэ). Слуга медленно, но упорно продвигался вперед, держа на вытянутых руках шелковый сверток, при этом умудряясь не поднимать головы. «Как у него так ловко получается?» — изумился Сенкевич.

На полпути ползуна перехватил коленопреклоненный секретарь сёгуна, взял подношение, и оба тем же манером отправились в разные стороны. Интересно, подумал Сенкевич, а самураи тоже так пресмыкаются перед господином? И тут же получил ответ: да, тоже. Это никак не монтировалось с образом суровых вояк, сложившимся из фильмов и книг. Здешние обычаи были Сенкевичу настолько несимпатичны, что он сразу принялся мечтать о построении портала.

Только вот для начала найти бы Платонова с его девицей. Интересно, в чьи тела они попали? Он от души пожелал, чтобы осточертевший капитан оказался кем-нибудь вроде крестьянина. Сенкевич имел весьма смутное представление о земледельцах Японии, но ему упорно представлялись болотистые рисовые поля, на которых по колено в воде бродят тощие, изможденные люди.

В итоге Сенкевич сделал вывод, что, учитывая прошлые события, то есть, события будущего, в котором они трое побывали, все обошлось еще относительно прилично. Он тогда понятия не имел, куда может выкинуть портал из корабля Предтеч. Хорошо хоть в каменный век не ухнули.

Прием подходил к концу. Дары были вручены, и слуги унесли сёгуна вместе с паланкином, в котором он восседал. Самураи осторожно вставали, разминали затекшие ноги и по одному шагали к выходу, где их ждали помощники, державшие мечи, — оружие, идя к сёгуну, было принято оставлять за порогом, как и деревянные сандалии гэта.

Сенкевич принял из рук молодого паренька мечи, отработанным до автоматизма движением засунул их в ножны, и подумал, что неплохо бы разобраться с деталями своего костюма — пригодится. Итак, сверху на нем парадная черная куртка хаори, украшенная монами — родовыми знаками клана. Внутри у нее — узорчатый, покрытый вышивкой шелк. Самураю надлежит иметь строгий вид, но даже вояки не чужды тщеславия, вот и выпендриваются друг перед другом, соревнуясь в радужности подкладки. Под курткой — косодэ, запахивающееся наподобие халата, одеяние из серого шелка. Дальше хакама. Сенкевич опустил глаза. Ну и штанищи! Широченные, они чем-то напоминали украинские шаровары, хоть гопака пляши. Только вот мешали два меча на поясе, слева: длинный — катана, и укороченный — вакидзаси. Им, вспомнил Сенкевич, при случае можно сделать сэппуку, если ритуального кусунгобу под рукой не окажется. Подумал и чуть не сплюнул от злости — ну и обычаи… Справа за поясом торчал веер тессен. Его можно носить даже в присутствии сёгуна. Странно, кстати: окованный железом веер — оружие не менее грозное, чем катана.

Кажется, с одеждой разобрался, подумал Сенкевич. Только вот облачаться во все эти штуки, наверное, трудно, один трехметровый пояс поди обмотай вокруг себя. Впрочем, наверняка богатые самураи одеваются с помощью слуг.

Во дворе ожидали паланкины. Усевшись в свои носилки, Сенкевич поразился, насколько они маленькие и низкие. Его окружили самураи — охрана даймё Маэда Тосицунэ, следом потянулась сопровождающая свита. Слуги пронесли паланкин через ворота, миновали призамковые строения, двинулись по городской улице. Сенкевич сидел ровно, вид имел важный и невозмутимый, как полагалось истинному самураю, но с интересом косился по сторонам.

Замок сёгуна стоял на самом берегу залива, от него вдоль береговой линии тянулись улицы города — маленькие, тонкостенные, будто игрушечные, деревянные домики с остроконечными крышами. Сенкевичу хотелось бы осмотреть Эдо подробнее, увидеть, как живут простые люди. Но путешествие получилось коротким: паланкин выплыл на широкую улицу, по обе стороны которой стояли камиясаки — богатые городские резиденции даймё и высших чиновников бакуфу{[7]}. Эти дома были большими, нарядными, утопали в цветах, но тоже создавали впечатление легкости и ненадежности — все здания столицы были построены из дерева, и только стены, окружавшие замок Эдо, сложены из камня.

Народу на улице было немного — слуги и рядовые самураи останавливались, склоняя головы, дабы не пересечь дорогу шествию — это жестоко каралось по закону. Рядом с кортежем Сенкевича тянулись такие же важные процессии остальных удельных князей, разъезжавшихся после приема у Токугава.

Маэда Тосицунэ отправился домой.

Дан

Старуха была мощна — в несколько раз сильнее среднего мужчины. Ее жертвами за последнюю неделю стали шесть женщин на сносях, и трое мужчин, которые попытались отомстить за своих жен. Онибаба питалась исключительно печенью беременных — у японских монстров вообще извращенные вкусы, как уже заметил Дан.

Жители деревни Амацу, возле которой обосновалась ведьма, были счастливы, когда к ним явился ронин, и тут же наняли за два моммэ{[8]}. Это было немного, но нищая деревня и столько с трудом собрала, а у Дана не имелось выбора.

Он стоял справа от входа в пещеру, вжимаясь в камень горы. Онибаба обладала острым нюхом и чутьем зверя. Перед тем как идти убивать ведьму, Дан натерся пахучими травами, чтобы отбить человеческий запах. Сейчас он ждал, когда мимо пещеры пойдет беременная женщина, выполнявшая роль приманки. Ему самому эта ситуация напомнила Равенсбург и несчастную белокурую Ирму, на которую, как на живца, ловили вервольфа. Тогда зверя поймать не удалось, девушка погибла зря. Сегодня он был твердо намерен сохранить крестьянке жизнь. Дан предлагал переодеть в женщину какого-нибудь молодого парнишку, изобразить живот из тряпья, да запустить прогуливаться мимо пещеры. Но Карасу пояснил, что на беременных у старухи особое чутье, обмануть ее не получится. Пришлось рисковать.

Закатное солнце окрашивало горизонт в тревожный алый цвет: Дан вышел к пещере ближе к сумеркам. При солнце Онибаба охотилась редко, а ночью у ведьмы было бы слишком большое преимущество.

На тропе, ведущей в деревню, показалась женщина. Она шла медленно, поддерживая тяжелый живот — была уже на сносях. Крестьянка спотыкалась почти на каждом шагу — Дан отлично понимал ее страх.

Карасу, сидевший у него на плече, чувствительно долбанул клювом по затылку, призывая к вниманию: из пещеры высунулась уродливая седая голова. Онибаба почуяла запах дичи, водила длинным носом, скалилась радостно. Женщина поравнялась с пещерой, и ведьма рванулась к несчастной.

Карасу поднялся в воздух. Дан прыгнул наперерез, вытягивая катану. Оказавшись между старухой и крестьянкой, взмахнул мечом, собираясь одним ударом снести ведьме голову. Онибаба стремительно пригнулась, лезвие катаны просвистело над ее макушкой. Ведьма двигалась настолько быстро, что человеческому глазу трудно было уследить за нею. Она упала, опираясь на руки, покатилась по земле, вскочила с ловкостью опытного бойца, и пошла на Дана. Он выставил меч перед собой, двинулся по кругу, делая обманные выпады. Старуха ничуть не испугалась, не попыталась даже маневрировать. Побежала прямо к противнику — обнаженная по пояс, как борец, жилистая, такая тощая, что сквозь кожу проступали кости.

Добравшись до ронина, Онибаба отмахнулась длинной костлявой рукой, будто сметая с пути досадную помеху. Удар был такой силы, что Дана швырнуло об землю. Он не успел опомниться, как ведьма прыгнула ему на грудь, придавила всей тяжестью, схватила за горло — она была невероятно сильна. Дан высвободил руку, врезал в челюсть — Онибаба лишь помотала седой башкой и крепче стиснула когтистые пальцы. В глазах помутнело. Ведьма склонилась ниже, восседая на ронине в позе наездницы. Она весело хихикала. Перед лицом Дана тряслись мешочки дряблой кожи, когда-то бывшие ее грудями. Очень не хотелось, чтобы это зрелище стало последним в жизни. Дан вцепился в пальцы ведьмы и попытался их разжать.

Внезапно хватка ослабла, а потом и вовсе исчезла. Кто-то стащил с его груди цепкую старуху. Откашливаясь, хватая ртом воздух, Дан встал на четвереньки. У бабки появился новый противник — огромный мужик в цветастом косодэ, краснолицый, с длинным, как у Буратино, носом. За спиной его хлопали синие крылья, но на ангела он нисколько не походил. В руках здоровяк сжимал окованные железом веера. С удивительной для тучного тела грацией он раскачивался перед ведьмой, будто исполняя ритуальный танец. Веера трепетали, краснолицый ехидно ухмылялся, Онибаба выглядела растерянной. Она пыталась ухватить мужика, но тот неуловимым, плавным, и одновременно стремительным движением все время уходил в сторону.

Очередной взмах веера перед лицом старухи закрыл ей видимость, загородил Дана. Тот подхватил катану, вскочил, размахнулся — на этот раз удар достиг цели. Седая голова покатилась по тропе, тело сделало еще несколько шагов и свалилось на землю, заскребло руками и ногами.

Краснолицый съежился, сделался меньше, свернулся в невразумительный клубок, который заиграл разными красками, потом начал чернеть. Человеческое тело теряло очертания, размывалось, съеживалось, превращаясь в нечто иное. Вскоре на месте мужика сидел Карасу.

— Может быть, тебе стоит заменить катану на сямисэн, Акира? — саркастически осведомился он. — Ты орудуешь мечом с такой же силой и скоростью, как делала бы это девица из хорошей семьи.

Дан смиренно поблагодарил тэнгу за помощь, но тот не сжалился, продолжал выдавать замечания, одно ехиднее другого. Подытожил:

— Следует усилить тренировки, Акира. Не понимаю, откуда у меня, величайшего сэнсэя, взялся такой нерадивый ученик.

Дан лишь поклонился: когда дело касалось искусства мечника, тэнгу становился безжалостным и беспрекословным.

— Теперь идем получать плату за сохраненные жизни, — смягчился Карасу. — Крестьяне народ бережливый, денежки у них надо забирать сразу. А то потом выяснится, что Онибаба была чьей-нибудь любимой тетушкой, которая просто мило шутила с беременными.

Он уселся на плечо Дана, тот подхватил за волосы голову ведьмы, и отправился в деревню. Обитатели Амацу встретили его восторженными восклицаниями, тут же передали приятно позвякивающий мешочек — два моммэ медью, как и было договорено.

В доме старосты почетного гостя накормили ужином и уложили спать. Тэнгу улетел ночевать в лес. Дан немного поворочался на циновке, но вскоре усталость взяла свое, и он отключился…

Белые хризантемы источали тонкий полынный аромат. Лепестки поздних синих ирисов трепетали под слабым ветерком. В теплом воздухе, напоенном пением цикад, ощущалось приближение осенней грусти.

Она стояла возле каштана, задумчиво проводя пальцем по шершавой коре. Тонкая, как побег молодого бамбука, нежная, как капелька утренней росы, белая, как лебединое перо. Любимая, такая желанная, такая недоступная…

Дочь господина, Кумико-сан… Акира происходил из древнего самурайского рода Сайто, и семья его не была бедна. Однако между самураем и дочерью даймё, которому он служит — целая пропасть. Нельзя надеяться, нельзя думать, нельзя даже мечтать…

Но Акира мечтал, со всем пылом молодого сердца. Вот и сегодня, увидев Кумико в саду, он застыл, замер, издали наблюдая за грациозными движениями девушки. Кумико медленно обернулась, посмотрела прямо ему в глаза. Уголки тонких, капризно изогнутых губ едва заметно приподнялись в легкой улыбке. Лишь одно мгновение — и Кумико опустила ресницы, пряча блестящий взгляд. Склонила голову, грациозно ступая, ушла прочь.

В душе поселилась сумасшедшая надежда…
***

Пыльная дорога, тянущиеся вдоль нее поля, кое-где цветущие кусты, синеватые горы на горизонте, запах невидимого моря, вкрадчиво вползающий в ноздри… Деревня Амацу осталась далеко позади.

Редкие путники с сомнением поглядывали на ронина в простой одежде, спешили быстрее миновать его — места безлюдные, а кто знает, что кроется в мыслях безработного самурая?

— Люди… — недовольно проворчал с плеча ворон. — Скорее бы лес. Прибавь шагу, Акира!

Карасу — интроверт и социопат, подумал Дан. Как, впрочем, и все тэнгу — странные, загадочные существа, горные и лесные духи со способностью к оборотничеству. Эти демоны настолько ненавидят людей, что не хотят мира между ними. Обернувшись монахами, а то и самим Буддой, нашептывают правителям и воинам недобрые советы, сеют раздор и драки. Но если уж тэнгу сочтет воина достойным, возьмется его обучать — тогда этот человек в искусстве мечника не будет знать равных. Говорили, знаменитый Миямото Мусаси, которого никто не мог победить, обучался ремеслу воина у древнего тэнгу с горы Фудзияма.

Тэнгу трепетно берегут родные места — если путник неосторожен в лесу, ломает ветки или шумит в горах, они могут даже убить…

— Скажи, кто ты сейчас? — потребовал ворон, прерывая эти неспешные мысли. — Кто в тебе властвует: Акира или дух-пришелец?

— Пришелец, — буркнул Дан.

— Что ж, — выдал Карасу после недолгих раздумий. — Может, это даже к лучшему. Ты сумеешь придать свежести взгляду моего бедного друга, и решимости его душе.

Карасу был кем-то вроде фамильного хранителя семьи Сайто, что снова доказал вчера, в сражении с ведьмой. Он никогда не оставил бы подопечного в беде.

Когда-то прадед Акира спас молодого раненого тэнгу от стаи разгневанных кицунэ{[9]}, которых незадачливый дух раздразнил по неопытности. Самурай забрал вороненка домой, выходил, и тот из благодарности остался с ним. Карасу обучал воинскому искусству вот уже третье поколение семьи. Еще ворон обожал донимать мужчин клана Сайто мудрыми советами, проявляя при этом редкостный сарказм и ехидство. Вот и сейчас он хрипло воззвал:

— Акира, если ты меня слышишь: скажи хоть что-нибудь. С тех пор как сёгун отправил тебя в изгнание, ты подобен цветку, пляшущему на воде. Не так красив, разумеется, но в силе и твердости не уступаешь… Наконец-то лес!

Дан и не заметил, как дорога перешла в узкую тропу, и привела к подножию горы. Ворон расправил крылья, взлетел, исчез в кронах деревьев. Дан с интересом осматривался. Лес не походил на тот, какой он привык видеть в России. Было много незнакомых деревьев и кустарников. Из тех, что он сумел узнать, росли дубы, буки, каштаны, но и они выглядели как-то необычно. Тонкие деревца с резными листьями он определил, как разновидность клена.

Приближалась ночь, последние солнечные лучи запутались в молодой листве, окрасив ее на прощание в малиновый цвет. На лес быстро опускались бархатистые сумерки. Сначала Дан подумал, что ночевать здесь будет неуютно, потом вспомнил: с ним тэнгу, а значит, все будет хорошо. Словно подслушав его мысли, ворон опустился на плечо и спросил:

— Где остановимся на привал? Наши далеко, не дойдешь. Можно бы податься к кицунэ, но говорят, слишком уж они любят молодых самураев. Справишься с целой стаей? Не справишься — выпьют силу и выбросят.

Лисы-оборотни, припомнил Дан из любимых аниме. Выходило, они здесь существуют. Хотя… у него на плече сидит настоящий, живой тэнгу, чему тут еще можно удивляться?

— Что скажешь, Акира? — злорадно каркал Карасу. — Можно еще отправиться к тануки{[10]}, они здесь, неподалеку. Но захочешь ли ты спать в домике, сделанном из енотовой мошонки?

Такая перспектива Дана тоже не порадовала, он мотнул головой.

— А может быть, вопрос с ночевкой уже решен, — пробормотал ворон, встрепенулся и взлетел.

Впереди, за деревьями, забрезжили отблески огня. Дан осторожно выглянул из-за ствола и увидел небольшую поляну, посреди которой горел костер. Возле него была брошена циновка, лежал полотняный вещевой мешок. Людей нигде не было.

— Не шевелись! — шеи коснулась прохладная сталь. — Не оборачивайся. Отвечай быстро: кто ты?

— Ронин Сайто Акира из Осака, — ровно и очень тихо ответил Дан, опасаясь, что острое лезвие катаны порежет кожу.

— Слышал о таких, — произнес низкий голос. — Знатный род. Из бывших самураев Тоётоми Хидэёри? И как же оказался такой, как ты, на дороге, ведущей в сторону Эдо?

— Это мое дело, — спокойно проговорил Дан. — Я не желаю тебе зла, сэнсэй. Отпусти меня, и я мирно уйду.

Человек хмыкнул и убрал катану.

— Почему ты назвал меня сэнсэем?

— Застать врасплох Сайто Акира может только великий воин и мастер меча.

Дан медленно обернулся и поклонился высоченному, широкоплечему мужчине в простой одежде ронина. Тот ответил поклоном:

— Тогда добро пожаловать к моему костру, Акира-сан. Можешь переночевать на этой поляне, я разделю с тобой ужин.

Даже не будь у него памяти Акира, Дан понял бы, кто перед ним. Как человек, серьезно увлекавшийся кендо, он много читал о непобедимом воине, авторе «Книги пяти колец» по прозвищу Святой меч. Действительно, вспомнил Дан, как раз в эту эпоху он и жил. Сейчас, в 1616 году, Мусаси должно быть лет тридцать — тридцать пять. Самый расцвет его странной, даже безумной карьеры. Он снова поклонился:

— Благодарю за приглашение, Мусаси-сэнсэй.

Казалось, богатырь доволен тем, что его узнали. Уже сидя у костра и протягивая Дану запеченный на углях батат, он спросил:

— Зарабатываешь на жизнь, убивая нечисть, Акира-сан? Говорят, в деревне Амацу появилась Онибаба. Справился?

Дан кивнул. Акира давно уже ходил по деревням и маленьким городкам, продавая свои воинские умения. Расправлялся с нечистью, которая в избытке лезла из окрестных лесов, защищал крестьян от разбойников и грабителей, часто налетавших на мирные поселения.

Но это не было самоцелью его путешествия — Акира медленно, но верно продвигался к Эдо, по дороге разыскивая других выживших самураев Тоётоми Хидэёри, убеждая их отомстить предателю, из-за которого погиб господин…

Соглашались не все: слишком уж высокопоставленным был враг, а самураи тоже люди. Одни нанялись на службу к новым господам, и считали своим долгом быть верными им, другие боялись за семьи. Но находились и те, кому нечего было терять, как Акира. Такие, кипевшие ненавистью к человеку, лишившему их благополучной жизни, всеобщего уважения, честного и доброго господина, желали мести. Пока удалось уговорить троих. Все они отправились в Эдо. Пошли отдельно друг от друга, чтобы не вызывать подозрений. Да и одному изгнаннику проще пробраться в столицу незамеченным, чем четверым.

— Ты сражался за замок Осака? — прервал его размышления Мусаси.

Дан кивнул.

— Я тоже там был, — спокойно заметил великий боец. — Только дрался на стороне Токугава. Хочешь мстить за смерть господина, — Мусаси не спрашивал, он утверждал, и, казалось, не ждал ответа.

Дан промолчал.

— Я расскажу тебе одну историю, — проговорил Мусаси, — Однажды, когда мне был двадцать один год, знаменитый мечник Ёсиока Сэйдзиро вызвал меня на поединок. Я убил его. Тогда клан Ёсиока объявил мне кровную месть. За мной стал охотиться старший сын Сэйдзиро — Дэнситиро. Мы встретились на болоте, и я проломил ему голову тренировочным бокэном{[11]}. Тогда право мести перешло к младшему сыну, Ханситиро. К тому времени семья Ёсиока так мне надоела, что я сам разыскал Ханситиро, который тогда учился в школе мечников, в Киото. Я пришел в додзё{[12]}, перебил всех учителей, учеников, и расправился с Ханситиро. С тех пор семья Ёсиока больше мне не докучает — они потеряли лицо, и сёгун запретил им путь меча, теперь они красильщики.

Мусаси повернулся на бок, и вскоре Дан услышал его ровное дыхание — знаменитый фехтовальщик спал. Конечно, неудивительно, что он побеждает всех, даже не применяя боевой меч, подумал Дан. Рост Мусаси был не меньше метра девяноста, и вес килограммов сто. Это в Японии семнадцатого века. Да ему все противники максимум по грудь. И руки у великого мечника гораздо длиннее — пока несчастные фехтовальщики пытаются достать его катаной, он просто лупит их дубинкой по башке. Дан так и не понял, к чему Мусаси рассказал ему историю про клан Ёсиока. Вскоре он тоже уснул.

Ранним утром, на рассвете, Мусаси подскочил, почесал в затылке, взъерошив и без того спутанные, грязные волосы, бросил на прощание:

— Не испытывай неуверенности в себе! — и зашагал прочь.

— Мудрое наставление, — заметил Карасу с дерева.

— Куда ты пропал вчера?

— Оставил тебя с сэнсэем. Тебе нужна была эта встреча, — загадочно сказал тэнгу. — Потом ты поймешь.

Настя

— Здесь ты будешь жить, здесь же принимать гостей. Ну-ка, встань, я посмотрю на тебя.

Настя послушно поднялась с колен. Пожилая женщина обошла ее кругом, довольно похмыкала. Цепкими пальцами взяла за подбородок, оттянула губу, посмотрела зубы. Заглянула в глаза, провела ладонью по волосам.

— Ты красива, Кумико. Это хорошо. Только вот не знаю, что делать с твоей образованностью. Она здесь только помешает.

Кумико? Настя постепенно приходила в себя. Снова не дома… Впрочем, следовало поблагодарить судьбу и Сенкевича, что сумел переправить хоть куда-то, чем сохранил ей жизнь. Она ведь почти умерла там, на Гамме-32. Еще несколько часов, а может, даже минут или секунд — и паразит дозрел бы, вырвался из нее, разворотив грудную клетку.

Женщина продолжала пристально смотреть ей в лицо, а руки ее шарили по плечам, бедрам, животу. Настя опустила глаза, изображая покорность — судя по высказываниям тетки, сейчас это было самое разумное поведение. Сама же постаралась включить память объекта. Это удалось без труда.

Итак, сейчас 1616 год. Она в теле пятнадцатилетней Кумико, дочери влиятельного даймё Тоётоми Хидэёри, из клана Осака. Всю ее семью вырезали, лишь ей сохранили жизнь — не из милосердия, а для того, чтобы окончательно покрыть позором имя Тоётоми. Утонченная месть по-японски. Несколько месяцев держали в плену — обращались прилично, берегли девственность, а потом задорого продали в публичный дом, в городе Эдо. Женщина, которая сейчас осматривает ее — хозяйка заведения, Тоши.

— Ты мне недешево обошлась, — словно подслушав мысли, заявила сводня. — Но ничего, при твоей красоте это скоро окупится. Только будь послушной, Кумико. Скоро я назначу торг за твою невинность. Надеюсь, богатые господа не поскупятся. Отдыхай пока.

Старуха вышла. Настя уселась на циновку, осмотрелась. Пустая комната, лишь в центре — непривычно низкая постель, да рядом с нею столик. Кстати, там лежало маленькое зеркало с длинной ручкой. Надо бы взглянуть на себя.

Осмотр поверг девушку в шок. Она так и не поняла, о какой красоте рассуждала Тоши-сан. Круглое плоское лицо, маленькие глазки, тонкие губы. Настя попыталась улыбнуться и едва не заорала: зубов у нее не было. «Удалили, чтобы удобнее было делать… что?» — в ужасе подумала она. К счастью, на помощь пришла память Кумико, подсказала: японки чернят зубы, это считается изысканным. Настя провела по ним пальцем и слегка успокоилась.

Ощупав себя, расстроилась еще больше: Кумико была на редкость субтильная, абсолютно плоская со всех сторон, без всяких изгибов и выпуклостей. Настя задрала подол кимоно, горестно взвыла: ноги были короткие и огорчительно кривые.

Очнись! Не из-за того расстраиваешься, дорогая, сказала она себе. Тебя скоро продадут какому-нибудь старому извращенцу. Тело чужое, это ясно. Но сидишь-то в нем ты, и проституткой работать придется тебе: выносить прикосновения клиентов, угождать всяким похотливым уродам, выполнять их приказы… Вот это влипла! Настя содрогнулась. Конечно, она не хотела бы вернуться на Гамму-32, к паразиту, но вот монастырь в Равенсбурге вдруг показался вполне симпатичным местом.

Так что, может, некрасивость тебе только на руку? Память Кумико вновь вмешалась, выдав неутешительную информацию: по здешним стандартам девица считается очень привлекательной.

И что теперь? Бежать? Куда? В Японии женщина еще более бесправна, чем в средневековой Европе. К тому же, она ведь дорогой товар, за нее деньги плачены, так что будут ловить.

А еще и Данилку где-то искать надо, и Сенкевича. Хотя уже понятно: все они и без того рано или поздно столкнутся. Только бы лучше рано, чем поздно, пока ее здесь измочалить не успели.

Ну, измочалить-то я себя никому не позволю, мысленно усмехнулась Настя. В крайнем случае, придется грохнуть клиента и смыться. Пока же она решила немного подождать, изучить обстановку, подумать. Суетиться рано, даже торг за невинность еще не назначен.

Кстати, почему хозяйка сказала, что образование только мешает? Вроде бы гейша как раз за него и ценится. Проинспектировав память Кумико, Настя узнала, что девица много читала, занималась каллиграфией, отлично играет на сямисэне, умеет сочинять хокку и поддерживать изящную беседу, складывает оригами, владеет искусством составления икэбана, а также знает все о чайной церемонии. С точки зрения Настиных современников — умения не особенно полезные, но кажется, именно они необходимы дорогой гейше.

Только вот ничего об эстетической функции гейш в памяти Кумико не отыскалось. Может, конечно, девушка из хорошей семьи и не должна иметь такие знания, только вот существование проституток для Кумико тайной не было. Куда же делись гейши в классическом понимании, с их изысканностью и свободой выбора? Выходило, или их не существует в принципе, все это легенды, или может, они появились позже.

«Эй, ты где там?» — Настя решила поговорить с соседкой. Но Кумико не ответила. Зато в сознании всплыли ее воспоминания.

Толстые стены из серого камня нависали над рвом, глубина которого была не меньше, чем два человеческих роста. Тяжелые ворота были широко распахнуты, по мосту в замок шагало войско. Над головами самураев развевались шесть больших флагов с крестом.

— Христиане, — тихо сказала из-за плеча бабушка.

— Почему они идут сюда, Ёдогими-сан?

— Не бойся их, Кумико. Это армия Акаси Тэрудзуми, который выбрал христианство. Сёгун истребляет его единоверцев, поэтому Тэрудзуми решил поддержать твоего отца.

Кумико едва слышно вздохнула. Она боялась не самураев, а того, что ждало впереди. Вокруг только и говорили о войне. Даже женская половина полнилась тревожными слухами. То и дело в замок приходили доносчики, рассказывали страшное: Токугава Иэясу готовится к нападению на Осака. Сёгуну мешал могущественный даймё Хидэёри, который имел полное право претендовать на власть в Японии. Всем было ясно: противостояния не избежать, стратег и интриган Иэясу не успокоится, пока не уничтожит клан Тоётоми.

Предчувствие войны витало в воздухе. Множество ронинов, потерявших хозяев или работу после битв при Сэкигахара, собиралось в Осака. Отец принимал всех. Под защитой каменных стен Осака вырос целый военный город. Самурайские нагая{[13]} были переполнены, и вокруг замка стояли походные шатры.

— Не женское дело размышлять о сражениях, — наставительно заметила бабушка. — Следует вверить себя в руки отца и разделить его судьбу, какой бы она ни была.

Кумико склонила голову. Оставаться невозмутимой, не страшиться будущего, сохранять лицо, не бояться смерти… Но умирать не хотелось. Хотелось любить. И все время помнился полный какого-то безнадежного, отчаянного обожания взгляд молодого самурая по имени Акира.

— Посмотри, сколько сторонников у Тоётоми, — проговорила Ёдогими-сан. — Все будет хорошо, дитя. Замок Осака неприступен, никому еще не удавалось взять его штурмом. Подвалы полны запасов, а снаружи нас охраняют пять тысяч воинов. Скоро война окончится, и твой отец станет сёгуном.

Оставьте ваш отзыв


HTML не поддерживается, можно использовать BB-коды, как на форумах [b] [i] [u] [s]

Моя оценка:   Чтобы оценить книгу, необходима авторизация

Отзывы читателей

Константин, 25-04-2018 в 17:17
На мой неискушенный взгляд - лучшая книга Дина Удовиченко. И слова я больше не скажу - не надо. Просто прочитайте. Там один Господин Тэнгу чего стоит.