…Я ощутил где-то в глубине сердца: она появится в моих покоях c минуты на минуту. Уфф… да естественно, я в курсе, что именно вы скажете… и, главное, с каким презрительным лицом. Ах-ах. Дескать, видали мы вагон и маленькую тележку таких доморощенных ясновидцев. Напрасно. Сие совсем не метафора – я действительно это знаю. Любезные мои, вы бы хоть однажды оставили свой вечный скептицизм да представили, какие грандиозные проблемы мои способности доставляют по жизни… впрочем, о чём я? Двадцать первый век уничтожил такое явление, как сочувствие, одарив человеческий организм двумя кнопками – «выпить» и «потрахаться»… простите, обсудим чуть позже. Нет сомнений – она идёт. Я закрываю глаза, представляю, как стучат по коридору каблучки изящных туфель… явно подарок любовника, вряд ли она их купила, со своей-то зарплатой… Чувствую тёплое дыхание, вижу в мочках ушей покачивающиеся серьги – в виде полумесяца, из турецкого серебра. Соратники панически боятся её появления, да чего уж там – у кого-то она и вовсе вызывает полнейший ужас, до дрожи в коленках. Не поверите, меня неоднократно уверяли – срывающимся шёпотом, оглядываясь на дверь, – хозяйка появилась тут не без участия тёмных сил. Она подкуплена спецслужбами, профессионально занимается колдовством по поручению наших злейших врагов… А некоторым кажется, что её вообще нет: хозяйка здесь лишь благодаря нашему горячечному воображению. Кстати, последнюю точку зрения соратники отстаивают жарко и активно. Не хочу их разочаровывать. Мне версия даже нравится – эдакая суровая повелительница, королева монстров в ослепительно-белом платье (пусть сей факт вас не обманывает, белый в Азии – цвет траура… правда, мы не в Азии, но зато звучит круто). Копна чёрных волос, рассыпавшаяся по плечам, карие глаза, спрятанные за стёклами – очки, оседлавшие нос с горбинкой, – накрашенные уста, в коих одни предвидят оскал вампира, а другие – любовную усладу. Стук каблучков неумолимо приближается. Вечер – её время. Иногда мне жутко хочется почитать её мысли… от вас заразился. Люди беспардонны, правит бал мода вторжения в чужую жизнь. Тебе не скрыться. Сперва обвешали камерами улицы, а теперь у каждого – мобильный телефон с видеосъёмкой. Караул. Ткнулся случайно на улице носом в мороженое, поскользнулся и хлопнулся в лужу? Лучше сразу застрелись – выложат на всеобщее обозрение, обсудят, засмеют. Современный человек живёт, как рыбка в аквариуме зоопарка: посетители подходят, улыбаются, тычут пальцами, стучат в стекло. И ведь всем нравится. Удивительные существа, правда? Хотя… чем я лучше? Каюсь, иногда тяжело сдержаться: читать мысли, предварительно сдунув пыль с мозгов, всё равно что листать старые книги в библиотеке. Забавно. Продавщица в винном магазине с детства мечтает полететь в космос и пройтись по Луне, а доктор наук, весь из себя интеллигентный и знающий пять языков, вздыхает по юношеским развлечениям, когда старшеклассники в подвале школы жрали без закуси спирт со ржавой водой, тоже мне напиток богов. Думают одно, а говорят другое. И так почти все. Хм, пожалуй, со словом «почти» я переборщил. Тут хотят не быть, а казаться.

Тем не менее я искренне люблю людей.

Я очень популярный человек. О моих способностях ходят легенды. Как и полагается, половина – попросту выдумки. Но неважно. Соратники и не думают сомневаться, они верят мне безоговорочно. Я локальный… есть такое модное слово… ну вроде гуру, что ли. Если бы я возжелал, ушёл бы отсюда сию минуту. Для меня это не тюрьма, а гостевой дом. Но здесь лучше, спокойнее и – не поверите – безопаснее. Кормят вот неважно, однако качество еды значения не имеет. Я способен вкушать что угодно, у меня нет новомодных заморочек по поводу похудения. Население современных городов пугается всего, что съедобно. Сахар нельзя, мясо нельзя, пиво нельзя, хлеб нельзя (это хлеб-то, на котором их предки сызмальства выживали!), пить можно только воду талых ледников. Удивительно, как бедолаги вообще ещё живы. Питайся люди в раннее Средневековье пророщенными бобами и обезжиренным мороженым, целые государства вымерли бы без нашествия гуннов. Мой сосед, один из местных воинствующих веганов, – убийца. Задушил человек пять, я не уточнял. Специально в его мыслях не копался – всё равно мотивов никогда не пойму. Парень размером с быка, лысый, в татуировках. Но грызёт только морковочку и объясняет соседям: «я не ем тварей, которым Господь, как тебе и мне, дал горячую кровь… это грешно». Люди железобетонно уверены – вот, мужик добровольно отказался от истекающих кровью кусков мяса, не занимается «трупоедством» – ну надо же, так он сразу Махатма Ганди. Да блин… когда мне с незамутнённым взглядом объясняют, мол, если некто веган, то он добрее и нежнее к окружающим, я всегда привожу в пример Гитлера. Задумайтесь, ведь прямо плюшевый зайчик. Никакого алкоголя, только капустные котлетки на обед, сама доброта и вежливость. Убийца с морковочкой меня уважает, относится с благоговением и трепетом. Неудивительно, я имею богатый опыт общения с такими, как он, хотя и не отношусь к вегетарианцам.

Да и вина выпить люблю.

Это мой основной плюс, благодаря которому я популярен практически в любом кругу. Без преувеличений! О, если бы я захотел, то стал бы кем угодно: президентом, царём, императором. Без малейшего напряга или противодействия: поверьте, за мои способности меня на руках носить будут. Однако и в мыслях не возникало. Я доволен нынешним положением. Оно значительно лучше того, что было прежде.

…Глаза остаются закрытыми. Стук каблучков прекращается. Ключ поворачивается в замке, и хозяйка проскальзывает в моё роскошное жилище. Предвкушаю вашу скептичную ухмылку. Да, роскошное. Современники искренне считают подобные бытовые условия убогими, а комнату – тесной. Немыслимо. Горячая вода, свет по нажатию пальца, всегда тепло – и им это не нравится. Самые могущественные владыки мира не могли мечтать о таком волшебстве, а простой народ недоволен. Девушка наклоняется, осторожно трогает моё плечо, – я притворяюсь спящим. Так лучше для её спокойствия. Я слыву флегматичным существом, даже заторможенным, поэтому она и заходит в моё жилище одна, без сопровождающих. Со мной без сложностей… я же не веган. В её глазах не светятся страх или подозрительность. Мы в неплохих отношениях. Порой у нас случаются короткие, ни к чему не обязывающие разговоры. Например – вы знаете, сегодня льёт дождь, а я забыла зонтик, как домой возвращаться? В этой стране обожают беседовать о погоде, пускай у тебя в комнате нет окон, лишь глухие стены. Я давно открыл гостье своё имя, и её это абсолютно не поражает. В подобном равнодушии прелесть – тебе не нужно ничего скрывать, закутываясь в покрывало ложных прозвищ. Само собой, она мне не верит, и я её понимаю, до встречи со мной она знала ещё с двадцать самозванцев. Проверив, всё ли в комнате нормально, дама кладёт на тумбочку небольшую коробку (внутри шуршат и покатываются особые цилиндрики), следит за моей реакцией. Пожалуй, излишне пристально. Но я по-прежнему притворяюсь спящим, и она улыбается.

Мне не давали бы их. Увы, я сам виноват.

Однажды хозяйка посетила моё жилище и не обнаружила меня… Начались суматоха, крик, поиски… Почему-то подумали, будто я сбежал. А какой мне смысл? Тут полный штиль. Никто не реагирует на моё имя с ненавистью или смехом. Всем, в общем-то, по барабану.

Больше я так уже не делал. Нет, я по-прежнему покидаю обитель. Иногда и среди бела дня. Но отныне обеспечиваю крепчайшую иллюзию, что лежу на своей кровати, – тогда мой ангел-хранитель на каблучках невозмутима. Остальные тоже. Вот и славно, вы не находите? Скоро ночь, и я могу заглянуть к соратникам, в том числе и к убийце-вегану. Пообщаться. Посмотреть друг на друга. Даже поспорить, а почему бы и нет? Кстати, в приватных разговорах мне часто пеняют на устройство мира. Его несовершенство, несправедливость, грязь, болезни, ужасы. Одни люди до сих пор умирают от голода и жажды, а другие – от передоза чёрной икры. Короче, куча всего такого лично мне неприятного. Отчего? Ну… как вам сказать. Да, я понимаю, насколько не удался мир. Кривобок, недоделан, чуть ткни – разваливается, нитки сгнили, гвозди ржавые. Да-да, в курсе. Мне ли это не знать? Я ЖЕ САМ ЕГО И СОЗДАЛ. Посему, моё местопребывание более чем логично. Выйдите на улицу, осмотритесь и подумайте: где же теперь может находиться ваш бог, кроме как в сумасшедшем доме?

…Да, простите, совсем забыл представиться. Меня зовут Иешуа. Точнее – Иисус. Так по-гречески, некогда популярный язык. На арабском я именуюсь Мессия, но это чересчур уж понтово, не находите? Короче, зовите, как вам будет удобно… мне не привыкать.

Глава 1

Джетлаг

(Садово-Сухаревская, квартира в «сталинке»)

…Он проснулся около двух часов ночи. Судорожно вдохнул воздух. Взгляд наткнулся на светящиеся цифры (часы на тумбочке у кровати): лицо недовольно сморщилось, как после лимона. Такая рань. Попробовал смежить веки и задремать. Глухо. Голова словно чугунная, во рту сухо, хочется в туалет. Человек отбросил одеяло, сел… долгое время смотрел в одну точку. Нехотя поднялся и медленно, в полной темноте побрёл в уборную. Не спустив после воду, зашёл в ванную комнату. Включил свет, тупо и долго рассматривал в заляпанном пятнами хлорки зеркале красные, слезящиеся глаза, помятое лицо с серой кожей, трещины на губах. Голова болела ужасно, как после недосыпа. Джетлаг – расстройство сна у часто летающих в командировки людей при смене часовых поясов… а также признак проблем с нервами. Повернул на кухню. Открыл холодильник, тускло взглянул на увядшую зелень и окаменевший сыр, вытянул из недр бутылку коричневого стекла. Вспомнился анекдот: «Если вам не спится, налейте себе граммов двести виски». – «Что, после я усну?» – «Нет, станет веселее бодрствовать». Горлышко застучало о стакан – дрожат руки. Да что ж такое… когда всё это наконец закончится?

Виски, вопреки ожиданиям, ничуть не успокоил.

Даже второй стакан. Даже третий – на вкус вода водой. Он искоса посмотрел в сторону телефона, передёрнулся. Всё как всегда. Давал себе неоднократно зарок – больше ни-ни. Хотя, рассуждая отвлечённо, выбор у него небогатый. Либо напиться до потери сознания (чего он позволить себе не может), либо всё же позвонить. Психотерапевт предоставлял ему набор скучных объяснений – паническая атака, стресс, нервное истощение на почве… О-о-о, сколько придумывается сейчас мудрёных слов, дабы вытянуть из человека деньги. Для сна рекомендуется лежать с закрытыми глазами и считать овец. Офигительное занятие. В прошлый раз он этих овец пересчитал, погрузил в машины, повёз на рынок, продал после жёсткого торга с деревенскими покупателями, пропил выручку в кабаке, приехав, поругался с овцеводом… а всё равно так и не заснул. Надо себе кого-нибудь завести, неважно, женщину или кошку… Вот так проснёшься ночью, и поговорить не с кем. Но ведь не это главное. Он поклясться готов: бессонница чем-то вызвана. Да, не просто так. Иногда прихватывает – просыпается, дышать не может, руки ходят ходуном, на губах слюна. И что, якобы на ровном месте?

Рассказывайте своей бабушке сказки.

Он резким движением схватил телефон. Подержал в руке, словно согревая. Покрутил, бесцельно рассматривая поверхность с идиотским названием «серый космос». Набрал номер и тут же сбросил. «Да что я как ребёнок-то». Снова ткнул в иконку. Поднёс к уху.

– Алло.

– Что?!

– Алло, это я.

– Ты, блядь, соображаешь, сколько сейчас времени?

– Да.

– Ой, да о чём я. Тебя не волнуют такие мелочи, как разбудить среди ночи. Ты не спишь – значит, и остальные не должны. Ну, выкладывай, красавчик ты наш. Опять?

– Конечно.

– Ёб твою мать. Я это фигурально. Подожди, сигареты поищу. Не отключайся.

Вот. Стоило позвонить, тебе в секунду указали, какое ты ничтожество, обматерили и намекнули, что должен по гроб жизни. Будто всё только ему одному нужно! Абонент на другом конце провода чем-то гремел, нарочито вздыхал, неразборчиво бурчал. Наконец послышалось чирканье зажигалки, затем шумное (явно на публику) выдыхание дыма. Ты типа обязан понять, как отвлекаешь потрясающе занятого человека с безумно драгоценным временем.

– Слушаю тебя.

– Он точно здесь. Я чувствую. Можешь смеяться, мне плевать.

– Тебе самому-то не надоело?

– Нет. Ты же понимаешь – в случае чего, мы и сбежать не успеем…

– Ты это десять лет подряд долдонишь. Вдумайся. ДЕСЯТЬ. Не зная тебя, я сказал бы: ты свои мозги обвалял в кокаине, как котлету по-киевски в сухарях. Хорошо, давай на минуточку вообразим – ты прав и он действительно здесь. Парень не дал бы о себе знать? Сидит, затаившись, или, может быть, в какую-нибудь контору менеджером по продажам устроился? Зуб даю, он опять бы взялся за своё. Исцели то, воскреси это, прогуляйся по водам, накорми одним бутером толпу народа. У нас благодаря твоей паранойе куча времени уходит на отслеживание бульварной прессы и «жёлтых» сайтов: случись чудеса, про такое обязательно бы написали. Лучше вот что скажи. Сколько ещё лет ты будешь под утро пугать меня посредственными детскими страшилками? Найди себе либо шлюху, либо сиделку. Пусть за три тысячи рублей в час выслушивает, как он явился и идёт за нами. Только давнее знакомство не позволяет сейчас адресовать тебя на хер. Словно голливудский фильм смотрю: он грянет, он жаждет, он уже здесь.

Он почувствовал нарастающую нервную дрожь.

В голове словно вспыхнуло что-то яркое, как огромный огненный шар. Это был вовсе не страх – откровенная ненависть. Как же заколебала безмерно тупая сволочь. Предупреждаешь, объясняешь – всё без толку. Больше так жить невозможно. Покоя нет. Мозг измучен, хочется отдыха. Вечные синяки под глазами от недосыпа. Пьянки с блядьми. Любые методы, лишь бы отвлечься от скорбных мыслей! А этой твари всё нипочём. Можно подумать, достанется только ему одному.

– Я ещё ни разу не ошибался, – произнёс он неожиданно спокойно. – Мы могли бы упредить его действия, выяснить, где он, и исчезнуть. А может, и побороться за свои жизни. Он ведь не так всемогущ, как транслируется изо всех рупоров, особенно если застать врасплох. Да, я боюсь. Давай вспомним начало наших планов. Забыл? Вас на первых порах трясло не хуже моего, и в каждом прохожем тебе мерещилось его лицо. Со временем «отпустило»: полюбив наслаждаться жизнью, ты уверился, что он не появится никогда, всё лишь морок, выдумки, сказки. Не удивлюсь, если ты считаешь, будто его и не существовало, очень модная точка зрения.

Он горько усмехнулся, протянул руку за стаканом.

В трубке слышалось лишь дыхание – чувствовалось, собеседник поражён яростной отповедью. Вот что случается с людьми, привыкшими слышать лишь покорную лесть: любое резкое обращение шокирует их, выбивает из седла. Конечно, они самые умные, сверкающие звёзды, сногсшибательные короли песочницы, а тут существо, которое они всю жизнь считали мямлей, берёт и посылает их, интеллигентно выражаясь, на хуй. Мысленно торжествуя, он вылил в рот остатки виски.

– Ах, вот, стало быть, как? – обрела дар речи трубка.

– Да уж не сомневайся.

– Тварь неблагодарная. Слышать ничего не хочу больше. Даже если ты прав, справлюсь и без тебя, в одиночку. И это мне в награду за еженощную работу салфеткой по вытиранию твоих соплей? Слизняк. Тупица. Паникёр. Хватит звонить. Катись ты знаешь куда?

– Ага, а ты за мной. И, главное – пожалуйста, не сворачивай.

…Он швырнул телефон об стену с такой силой, что тот взорвался, как граната, разлетевшись по комнате мелкими пластмассовыми осколками. Спустя секунду там же лопнул стакан, оставив на жёлтых обоях тёмные, пахнущие алкоголем разводы. Человек вышел в гардеробную, через двадцать минут вернулся – в тёмном костюме, в белой, ещё вчера приготовленной рубашке, с аккуратно завязанным под горлом шёлковым галстуком. По полу дробно стучали каблуки ботинок. Напевая, посмотрелся в зеркало, побрызгался одеколоном, провёл тыльной стороной ладони по лицу, нащупывая щетину, и решил не бриться. Завернул на кухню, открыл холодильник, бросил в рот помидор черри. Раскрыл окно и встал на подоконник, вдыхая влажный после дождя ночной воздух. «Звёзды, – подумал человек. – Как жалко, что прямо сейчас не видно звёзд».

Он закрыл глаза. И шагнул вниз.

Глава 2

Фронт

(то же время, напротив Сухаревки, бар «Рок-н-ролл»)

– (С насмешкой.) И значит, всё так вообще элементарно?

– Да.

– (Глоток из бокала.) Повторим. Стало быть, ты – Господь?

– Я уже сказал, но подтвердить ещё раз – не проблема. Да, Господь – это я.

– Потрясающе. Сижу вот так запросто, разговариваю с богом. Клёво.

– (С улыбкой.) Я понимаю твой скептицизм.

– Нет, не понимаешь.

– Прекрасно понимаю.

– Как заебали повторы из телерекламы… ничего, что я матерюсь при Господе?

– Нет. Я же милостив.

– Вот спасибо. И зачем ты подсел ко мне за стойку? Думаешь, я тебе дам?

(Последнее произносится довольно агрессивно.)

– Как тебе сказать, чтоб не обиделась. Меня это не особо интересует. У вас в мире несколько странные отношения между мужчиной и женщиной. Словно на фронте. Каждый друг друга в чём-то подозревает, ведёт игру, как в контрразведке, и ждёт внезапную засаду, чтобы потом с боями вырваться из окружения. Женщины боятся, что их трахнут и бросят. Мужчины – что разведут на бабло. Цирк с конями, да и только.

(Весьма ощутимый глоток и изучение собеседника через стекло бокала.)

– Разве в твоей Палестине было иначе? Блин, сама не верю, что спрашиваю.

– Конечно, иначе. Люди не знали столь свободных отношений. Никто не боялся последствий добрачного секса, потому что его в природе не существовало. Предохранение считалось грехом, и им не заморачивались. Разумеется, наличествовали блудницы разной степени стоимости, но их порицали. Сейчас, по-моему, порицают тех, кто не соответствует критерию блудницы. Мало трахается, например. Эдакая овца.

– (Морщится.) О, до меня начинает доходить. Ты из «Свидетелей Иеговы», да? «Давайте с вами поговорим о Господе»? Достал грузить своей нудной моралью.

– (Спокойно.) Ну я же бог. Мне положено. Знаешь, вот сказал про овцу, и самому понравилось. У нас в небесах «агнец» – нечто такое милое, симпатичное и божественное. У горных народов – сочнейший шашлык, время от времени бурка и папаха. А у вас овца – тупое и гламурное существо. И ещё ругательство. Вы так не любите животных, что у вас все оскорбления с них начинаются – «скотина», «козёл», «собака». Впрочем, прошу прощения, я тебя перебил. Со мной случается. В Палестине меня все слушали, а здесь людей в основном интересует высказывать только своё мнение.

– (С вызовом.) Значит, ты, в сущности, против секса?

– (В стоическом спокойствии.) Кто тебе забил в мозг такую ерунду? Разве это не я первым сказал: «плодитесь и размножайтесь»? И чего-то я не припомню, чтобы при таковом действии я постановил предъявлять печать в паспорте и свидетельство о браке.

– (В некотором смятении.) А почему ты заказал вино? Разве бог употребляет бухло?

– Я с тебя просто фигею, моя дорогая. У нас еврейский диалог взаимных вопросов. Где сказано, что бог не может пить вино? Ты Библию хоть однажды в своей жизни прочла?

– Нет.

– От этого куча ваших проблем. Сотни миллионов людей ни разу не открывали Библию, зато на сто сорок шесть процентов уверены, что я запретил алкоголь, резвиться в кровати и слушать хэви-метал. Я тебе зуб даю в залог, в Писании ни единого слова про хэви-метал. Читать надо внимательно, но конечно… – (С явной иронией.) – священные книги такие тягомотные… Вот кабы они в пару эсэмэсок укладывались.

– Ты странный.

– Все так говорят.

– И словно постоянно недоволен. Совсем как мой бывший.

– Ну, во-первых, мне около пяти миллиардов лет – в таком возрасте старческое брюзжание как минимум неизбежно. Во-вторых – да, не стану скрывать, я крайне разочарован современностью. Я ожидал не такого. Всё равно что оставить в комнате ненадолго прекрасного розового младенца, вскоре вернуться и увидеть, что тот вырос в небритого здоровяка-грузчика, с ног до головы покрытого татуировками в стиле «якудза».

(Сонный бармен-кавказец подаёт новый бокал.)

– (Глоток.) Позволь поинтересоваться, как тебя к нам занесло? Очень любопытно.

– (Пожимание плечами.) Если бы я знал. Всё просто. Меня предали. Распяли. Сняли с креста. Ученики отнесли моё тело в пещеру. Потом я должен был воскреснуть, но этого не произошло. Я пришёл в себя здесь. И вот сейчас мне нужно выпить… (Собеседник заказывает кубинский ром.) Извини, за кучу лет отвык от фалернского. Да, я не кривлю душой. Я огорчён минусами современного бытия, но есть и плюсы. Ваш алкоголь намного лучше тогдашних напитков. В древности вино часто прокисало, его разбавляли – бедные морской водой, а богатые мёдом. Сейчас повсюду сплошная химия, но зато общий вкус не меняется.

– (Скептически.) Поразительная история. Где же и когда ты очнулся?

– Десять лет назад, в районе метро «Новослободская». Я был замотан в окровавленную материю, ничего не понимал. Для начала, дабы разобраться в ситуации, пришлось срочно создать себе одежду, немного денег, машину и двухкомнатную хижину возле Сухаревки. Квартира по неизвестной причине создалась с трудом, – я уже потом узнал, что поселиться в центре Москвы не так просто. Наверное, это распространяется и на высшие сферы. Тут очень много людей молятся о собственной квартире, но молитвы явно легче доходят, если ты просишь хату в Бибиреве, а не у Кремля.

– (Поперхнувшись вином.) Вот так легко?

– Для меня нет невыполнимых вещей. Продолжу скорбное повествование. Уснув вечным сном в иерусалимской пещере и проснувшись в стольном граде Москве две тысячи седьмого года от моего рождения, я слегка удивился сему обстоятельству. Но больше всего меня поражал не факт воскрешения, хотя куда уж круче. Пройдясь по улицам, я обнаружил странные здания. Из мрамора, из кирпича, местами даже из древесины. Их венчали сверкающие круглые купола, на макушках коих красовались кресты. Я подумал, это римляне празднуют победу надо мной и моим учением: торжествуя, показывают место, где меня распяли, и демонстрируют – так будет с каждым, кто покусится на власть цезаря. Но вскоре удалось выяснить: эти помпезные постройки в мою честь… Что же тогда случилось? И тут, извини, мне следует выпить второй раз…

(Стакан с двойной порцией рома и льда опустошается.)

– (С усмешкой.) Я всё жду, пока тебя развезёт.

– (Спокойно.) Меня никогда не развозит. Я не испытываю головокружения от алкоголя, чувства голода или сытости, потребности в сексе. Мне до крайности просто жить.

– (Несколько раздражаясь.) Хорошо, дорогой Господь. Объясни тогда, чем ты занимаешься ночью в баре низкой ценовой категории, подсев к изрядно подвыпившей грешнице?

– Тем же, чем и в Палестине. Мне интересно разговаривать с грешницами. Имя Марии Магдалины о чём-нибудь тебе говорит? О, вижу вспышку интереса в твоих глазах. Да, воскресни Маша сейчас, точно бы поразилась, какой она бренд. Ну, так вот, мы с ней постоянно общались по душам, как и со многими другими. Грешницы прикольные. Иные грешат с каким-то вызовом к обществу. Ах, вот буду я назло всем такая плохая. Тоже определённая линия фронта, с окопами, блиндажами, огневым сопротивлением.

– (Задумчиво.) Ладно. Докажи мне, что ты действительно бог. Сотвори чудо.

– Позже.

– (Торжествующе.) Ага-а-а-а…

– Да не, оно успеется. Я просто хочу продолжить рассказ, о грешница. Так вот, в честь чего воздвигли столько построек с символом моей ликвидации? Оказалось, когда ученики не нашли тело Учителя в пещере, они впали в отчаяние. Возникло много версий – что меня съели дикие звери, унесло сильным потоком воздуха… До инопланетян тогда ещё не додумались, а то бы и их приплели. Но факт – я исчез. Иоанн, самый креативный из соратников, предложил лучший вариант: я воскрес и вознёсся на небо. И эту историю рассказали всем вокруг. Ученики объясняли, как я им явился, а впоследствии отбыл на своё место работы – в Рай… и сами искренне поверили в случившееся. Это была колоссальная работа. Подумай – в эпоху отсутствия Интернета двенадцать человек разнесли мою историю по всему миру, да так, что население Земли пришло в восторг. Разумеется, первосвященники иудейские тоже не даром мацу ели, они приказали подчинённым распространять на базарах Иерусалима слухи – «мол, ученики его, придя ночью, украли мёртвое тело, пока мы спали». Информационная война. Эх, ничего на Земле за две тысячи лет не поменялось. Те же фарисеи, цезарь в столице, постоянные метания трусливых наместников в провинции – «а что скажут в Риме?».

– Господи… нет, то есть, я не это… Ты мне мозг напрочь вынес…

– Это я умею.

– Хорошо, давай доступнее. Если ты бог, расскажи обо мне.

– Тебе тридцать лет, тебя зовут Маша, и ты нажралась до поросячьего визга.

– Охуенчик просто. Да-а-а, ну теперь я тебе точняк поверю. Ты меня убедил.

– (Не обращая внимания, без запинки.) Ты лишилась девственности в восемнадцать лет, у тебя было десять мужиков, и только с двумя ты кончила. Один из них – с твоей работы, причём всё случилось по пьяни во время корпоратива, на офисном столе. Когда ты моешься в душе, поёшь песню «Скорпов» Still loving you, ужасно фальшивишь. В детстве ты хотела стать врачом. Твоё любимое животное – слон. Иногда ты фотографируешь свои сиськи, анонимно выкладываешь в Инет и смотришь на реакцию.

(Жуткий кашель… Мужчина стучит собеседницу по спине, бармен оглядывается.)

– Мда… вот почему я не люблю подобные вещи… давятся ВСЕ.

– (Продолжая кашлять.) Ты… ты взломал мой аккаунт на «Одноклассниках»?

– Для меня это не составит труда, но… нет. Вот заново повторюсь: в вашем веке неинтересно демонстрировать чудо. Вспоминаю Иудею – покажу нечто, и вся толпа – вау-у-у, хором в экстазе. Дай прикоснуться, разреши поцеловать полу хитона, благослови ребёнка. А здесь? Взломал аккаунт, загипнотизировал, подсыпал что-то в напиток. Вам не скучно от собственной серьёзности? Ведь так здорово верить в чудеса.

– (Щёлкая пальцами, показывая бармену на бутылку «Боржоми».) Пожалуйста, помогите.

– (Участливо.) Сушняк? Налейте даме за мой счёт вон ту минералку. Спасибо. Хлебни. (Звук глотка, прерывистое дыхание.) Вода?

– (С опаской.) Само собой.

– Отлично. Теперь отведай снова.

– (Опять кашель.) Это… это… ЭТО ЖЕ ВИНО! Ты превратил воду в вино?! Боже мой!

– (Несколько усталым, снисходительным тоном.) Ну наконец-то. Попросишь автограф?
Евангелие. Номер первый

– (Нервно оглядываясь.) Боже! Я до безумия рад нашей встрече, но испытываю тревогу вкупе с первобытным страхом. Ты не скажешь, где мы находимся?

– Слушай, какая разница. Во Вселенной, которую сотворил мой отец. Может, в глубинах нашего создания давным-давно образовалась тёмная комната, где мы можем общаться, и я прихожу к тебе на дружеские беседы. Объяснить более подробно вряд ли получится, посему не стоит отвлекаться, дорогой мой. Как я понимаю, ты умер?

– Да… но больше я ни в чём не уверен, Господи.

– Расслабься, Иоанн. Я сам не разобрался, в чём дело. Столько раз собирался с тобой поговорить и вдруг обрёл такую способность. Давай не станем терять время.

– Хорошо. Прости, я иногда заикаюсь. Где ты обрёл своё убежище?

– Я не знаю, стоит ли тебе рассказывать. Некая страна, каковой в наше бытие ещё не существовало: занесённая снегами и обожающая салат из крабовых палочек.

– (В некоторой панике.) Святая матерь и все ангелы небесные, что это такое?

– Уж поверь, Иоанн, некоторые вещи лучше не знать.

(Длительное молчание.)

– (Упавшим тоном.) Начни отсчёт. Примерно спустя две минуты я сойду с ума.

– Разве мы перманентно не находимся в состоянии умопомрачения? Знаешь, что забавно? Меня считали сумасшедшим тогда в Иудее и считают здесь – через целых две тысячи лет. Хоть в чём-то созданный мной мир постоянен. Даже те, кто твёрдо уверовал, полагают: я появлюсь не прямо сейчас. То есть обязательно, но всё-таки не в данную секунду. Оставив иллюзии, людей понять можно. В разное время из ниоткуда возникали уйма моих поддельных копий, включая даже Китай, где мной объявил себя один безумный учитель, или на Украине – там некая женщина сообщила: она не только я, но также одновременно и моя единокровная мама{[1]}.

– (Хрипло.) Слушай… но как такое в принципе может быть?!

– Ты думаешь, я понимаю? Вышеупомянутая особа была весьма практична: во имя победы христианства на планете она попросила верующих перевести ей все свои сбережения, а также добровольно подарить квартиры – ведь для чего греховная недвижимость в Царствии небесном? Логично, что после огромного количества самозванцев, стоит появиться в хитоне и с улыбкой сказать: «Благословляю, чада мои», – кто-нибудь обязательно позвонит в «психушку».

– (Глупо улыбаясь.) Куда?

– Такое заведение с девушками в белых одеждах и бесплатным питанием. Ещё там дают снадобья, вызывающие эйфорию и спокойствие, а также предоставляют ночлег. Знай люди, насколько внутри мило, они бы толпами ринулись туда. Правда, ты не можешь покинуть стены по доброй воле, но зачем это делать? Ведь на улице ещё худшая «психушка», только кормить тебя даром уже не станут.

– (В недоумении.) Но как же твои чудеса, Господи? Они не заставили людей пасть на колени?

(Недолгая пауза, полная раздумий.)

– Как бы тебе доступнее объяснить, Иоанн… их очень трудно удивить. То, что казалось великим чудом в Иудее, в мире снегов и крабовых палочек вызывает лишь снисходительную усмешку. Скажем, я попробовал повторить опыт с Лазарем, воскрешать мёртвых. Казалось бы – чего проще? Старый, испытанный метод. Ты касаешься покойника, говоришь «встань!», он поднимается и идёт, публика в слезах, аплодирует, безусловно и категорически верует. В Москве бесполезно. Я воскресил одного милого с виду старичка, а в результате нарвался на скандал с его родственниками. Да, я, конечно, не учёл обстоятельств современности, в Иудее было легче. Так вот, представь: дедушка умер, через год наследники продали его квартиру, сняли с карточки сбережения, а тут звонок в дверь – и покойник на пороге. После первого шока начинаются финансовые разборки. Родственники уже съездили на деньги от квартиры на пляж в Доминикану, отправили детей в частную школу, муж завёл любовницу, а жена купила норковую шубу. Дед в ярости – надо же, так по-свински поступили с его жилищем. Грозит полицией, внуки вне себя от бешенства. Кончилось тем, что они задушили воскрешённого мной старика подушкой во сне, попали под суд, получили по десять лет колонии. Вот и твои добрые дела. Ты меня понял, Иоанн?

– (Слабым голосом.) Совсем не понимаю. Прости, Господи. Я вот слушаю, а в голове вертится Доминикана (кстати, что это?), дедушка и норковая шуба. Я в жизни не считал, что умнее тебя, а в данную минуту мозг осколками рассыпается.

– (С огорчением.) Не твоя вина. Хорошо, подумал я, встрял коммерческий вопрос: деньги всегда и во все века портили людей, легко превращая их в свиней без всякого посещения страны Гадаринской{[2]}. Ладно, ошибочка вышла, не боги горшки обжигают… Ну то есть… неважно… Кстати, реально никогда не занимался гончарным делом, но это детали. Короче говоря, я решил воскресить недавно утонувшую молодую девушку. Здесь странная традиция, Иоанн, – во время купального сезона выпить десять чаш пива и полезть в воду. Тонут быстрее камней. Её юноша так убивался и рыдал на похоронах, что у меня едва не разорвалось сердце. Я подумал: вот дивный вариант для демонстрации чудес. Представляешь, опять всё закончилось плохо. Люди здесь слишком часто и без обязательств восклицают «я тебя люблю», фраза превратилась в страшную банальность… Иоанн, мне интересно, что ты молчишь?

– Пока это самая лучшая реакция на твой рассказ, Господи.

– (Вздыхая.) Вынужден согласиться. Стало быть, я сказал ей: «Встань, Нина», она встала и пошла домой. В жилище у возлюбленного экс-покойница обнаружила и его самого, и свою лучшую подругу в минуту, как бы донести до тебя деликатно, блудодейного утешения несчастного страдальца. Финал светлого чуда облачился во тьму. Восставшая из мёртвых расколола о голову коварной подруги цветочный горшок, вызвав обильное кровотечение, зарезала изменника кухонным ножом, а затем выбросилась из окна. Представляешь, что я почувствовал? Первым порывом было воскресить всех троих… Да думаю, к чему? Они же опять друг друга порешат. Ты вот не знаешь, Иоанн, а люди стали нервные и обидчивые. Уфф, подумал я… люблю троицу, такая поговорка.

– В смысле?

– Всё надо попробовать три раза, мой дорогой. Вот наступил ты на грабли, впечатались они тебе в лоб, так повтори ещё дважды, а то вдруг непонятно.

– А как может быть непонятен удар в лоб тяжёлыми граблями?

– Иоанн, ты не меня спрашивай, а здешних жителей. Местные традиции надо рассматривать очень аккуратно, под увеличительным стеклом, иначе в первые же минуты они сведут с ума. Тут, например, перед прелюбодеянием принято помолиться мне, чтобы жена не застукала. Или человек торгует героином, но по воскресеньям ставит свечки в храме моего имени… Кстати, их здесь пруд пруди, и каждый год строят ещё: благо при постройке норма своровать половину денег. Я не об этом. Я поразмыслил: старый человек, возлюбленная… – но вот теперь точно промаха не будет. Я воскрешу ребёнка – чистую невинную душу. Прекрасного агнца с вьющимися льняными волосами, глазами цвета лазури и кожей, пахнущей ванилью. Его родители заплачут, упадут на колени, и…

(Пауза, наполненная лёгкой светлой грустью.)

– (Робко.) И?

– И… и надо мне было учитывать, что со времён древней Иудеи культура человечества несколько изменилась. В частности, понятие воскрешения мёртвых. Сложно представить, дорогой Иоанн, но тем не менее: за последние двадцать шесть лет произошла мутация восприятия восставших мертвецов. Если вкратце, суть такова: вернувшиеся в мир живых покойники ничего хорошего с собой не несут. Вышло ужас сколько пергаментов, папирусов и движущихся картин на сию тему – как только мёртвые воскресают, они немедленно и обязательно пытаются кого-то сожрать. Просто потому, что иначе не могут. Не говоря худого слова, бросаются на добрых христиан, аналогично на другие конфессии, и обгладывают до костей. Их называют зомби, и любой современный человек знает: если друг воскрес из мёртвых, держись от него подальше: как пить дать укусит, и ты за пару минут превратишься в живой труп. И захочешь слопать всех окружающих.

– Господи, но ведь и ты тоже… (Прикусывает язык.)

– (Мрачно.) В том-то и дело. Не суть удивительно, что второе пришествие никто не заметил. Судя по движущимся картинам, особенно «Ходячим мертвецам», надо не обрадоваться моему явлению, а всадить в голову заряд из ручной катапульты и для верности сжечь. Дабы я снова не воскрес и не перекусал ближних, иначе они все превратятся в меня, и тогда придётся строить в миллион раз больше храмов с золотыми куполами. Ещё люди считают, будто мёртвые пьют кровь – но это такая особая каста аристократов, они одеты как наши жрецы, любят интеллектуальные беседы и всё такое прочее. Иоанн, я и в страшном сне подумать не мог, как за две тысячи лет разгуляется их фантазия!

– (Дрожащим голосом.) Так чем завершилось воскрешение дитяти?

– Мой милый, добрый, до крайности наивный Иоанн… Ну сам посуди, как оно могло закончиться? Родители милого чада оказались поклонниками некоего зловещего баснописца с заокеанской земли, написавшего целую кипу книг, и одна из них – как восставший из могилы двухлетний отпрыск пришёл с ножом и убил весьма сомнительного старца, а также свою матерь. И вот дитя стучится к ним ночью, они открывают дверь, и … В общем и целом, что тут обсуждать? Мальчик, бедняга, даже толком и поздороваться-то не успел.

– (В ужасе.) Тебе нужно бежать оттуда. Это диавольское наваждение.

– (Вздохнув.) Я, может, и рад бы, да вот не могу… как я их одних оставлю, особенно с такими игровыми картинами про трупы? Но мне и вполовину не столь грустно, как от осознания другой вещи. Иоанн, я пришёл поговорить о важном деле. Отчего ты и компания решили не рассказывать миру, что не нашли меня в пещере?

– (В замешательстве.) Прости, Господи… Может, отложим? Слишком долгая история.

– Ничего… я не тороплюсь.

Глава 3

Одиночество

(через три дня, Рублёво-Успенское шоссе, Жуковка)

…Она вернулась с похорон в ужасно отвратительном настроении. Откровенно говоря, с такого мероприятия редко кто уходит довольным – если только не врагов закапывать. Скинула чёрные туфли в прихожей, прошла в спальню, тщательно заперла дверь и рухнула лицом в подушку. «Вот зачем я баррикадируюсь? – промелькнуло в мозгу. – Со мной же никто не живёт… идиотская привычка».