Москва встретила мелким моросящим дождём...
На выходе из здания аэровокзала нас уже ожидал молодой, спортивного сложения человек характерного вида.
– Товарищ Музыкин? – приветствовал он нашего спутника, неуклюже вытянувшись по стойке «смирно» в штатском костюме. – Лейтенант Смирнов, вас просили встретить...
– Можно документы? – полковник даже не напрягся, значит, момент штатный.
– Пожалуйста, – корочка в руке распахнулась как пасть гадюки – тренируются они её предъявлять, что ли?
– Забирайте молодых людей, – улыбнулся Пётр Степанович, внимательно изучив документ. Было видно, что он рад хорошему завершению собственной миссии. – Удачи!
Полковник передал портфель лейтенанту и, коротко попрощавшись, пошёл обратно.
– Прошу в машину! – произнёс встречающий строгим голосом, дождавшись, когда Музыкин скроется под широченным козырьком новёхонького здания Домодедовского аэровокзала.
– Спасибо... – хоть тут такси не «Победа», нормальная чёрная «Волга».
Товарищ Смирнов предупредительно распахнул заднюю дверь, которую сам и закрыл, дождавшись, пока мы с Катей поместимся в салоне.
Стартовал он к моему удивлению необыкновенно резко, ничуть не хуже «RAV»-чика. Быстро вписался в поток и погнал километров под сто в час .
Через несколько минут, выбравшись за город, водитель, полуобернувшись, продолжил диалог:
– Я работаю начальником охраны Александра Николаевича Шелепина. Пётр, правильно? – обратился он ко мне.
– Да, именно так.
– С настоящего момента вы внебрачный сын старшего брата Александра Николаевича, того, который погиб в войну.
– Если нужно партии... – попробовал пошутить я, но осёкся, поняв, что слова приняты совершенно серьёзно.
– Вы не должны общаться с кем-либо, кроме Александра Николаевича... – добавил водитель. – Со мной – тоже.
– Совсем? – притворно удивился я.
– Да, за исключением самого необходимого.
Неудивительно, что дальше мы ехали молча...
Странный низкий звук мотора, сильный гул откуда-то снизу, похоже, от плохо отрегулированного заднего моста, и темнеющая морось за окном. Опять потянуло в сон, тем более смотреть оказалось решительно не на что, всё те же надоевшие деревья. Движение, конечно, тут было на порядок более оживлённым по сравнению с Н-Петровском или даже Кольцовом, но, кроме тусклых фар и размытых силуэтов всё тех же надоевших «Волг» и «Побед», ничего увидеть не удалось.

До загородной усадьбы – которая, очевидно, и являлась местом назначения – добрались уже совсем в темноте...
Богато живут, хотя до олигархов и высших чиновников моего времени, конечно, как до Луны пешком. Но далеко не «хрущоба». Славный такой коттеджик тысячи на полторы-две квадратов, не меньше. Земли не пожалели, прирезали вместе с лесом, и прибрано на участке неплохо. Даже газон в наличии, для весны – в идеальном состоянии...

Смирнов провёл внутрь и «сдал» нас здоровенной суровой тётке, одетой в белую кофту и тёмно-коричневый сарафан. Портфель с оборудованием, что характерно, не отдал, унёс с собой, надеюсь, в сейфе места хватит.
Домоуправительница – это сомнений не вызывало – провела нас из скромно обставленного несмотря на мраморный пол холла в левое крыло. Лениво поинтересовалась, одну или две комнаты выделить – увы, сомнений в ответе Кати не было. После величавого жеста, типа, располагайтесь, удалилась, покачивая плечами – бёдра для этого действия были слишком тяжелы.
Настоящее счастье – это горячая вода и канализация. Даже без электроосвещения жить проще. А уж если кто будет говорить про важность телевизора и Интернета – даже слушать не стоит. Это я понял за прошлую неделю точно. Зато теперь, наконец, по-человечески помылся под душем каким-то розовым импортным мылом. С удовольствием покрутил краны производства капиталистической Финляндии, привычно стиранул плавки и носки.
Жизнь-то налаживается!
Дополз до огромной двуспальной кровати и отрубился.

Утро наступило ближе к обеду...
Тяжёлые портьеры были задёрнуты, и яркое солнце едва-едва пробивалось через их плотную основательную ткань. Под бок давила пружина уродского матраса, далёкого предка современного «икеевского» латекса.
Комната имела средний размер, метров двадцать пять-тридцать.
Бедноватая обстановка, особенно белая тумба, комод и спинка кровати резко контрастировали с отделкой. Шикарный наборный паркет, сходящийся узором к центральному «узлу», золотистые с серым рисунком обои на тканевой основе, высокий, метра три с половиной потолок с лепниной по периметру и над люстрой. Последняя – семирожковая, с хрустальными цветами-плафонами. Открытый шифоньер – тоже противно-белый и пустой внутри – стоял рядом с массивной дверью из дуба или чего-то похожего.
Оделся, проведал «белого друга».
На полочке под туалетным зеркалом, кроме прочего, нашлась коробочка с новой зубной щёткой из натуральной щетины и тюбик болгарского «Поморина» .
После процедур вылез в холл.
Теперь широкие застеклённые двери, ведущие в глубь дома, были призывно распахнуты, изнутри доносился тонкий вкусный запах, прямо как на ресепшне приличного отеля.
Столовая впечатляла...
В высоком застеклённом зале с двойным светом играла тихая музыка, что-то классическое. В центре – огромная, по-театральному закреплённая люстра. Стены простые, светло-бежевые, в мелкий рисунок-рубчик, обои уже знакомого по спальне качества. Стол один, поставлен в банкетных традициях буквой «Т», приборов не имелось, только жёсткая от крахмала скатерть с вышивкой по краю. Стулья, как ни странно, вполне обычные – без подушек, с лёгкой гнутой спинкой и изящными, чуть растопыренными ножками. В углу что-то типа небольшой барной стойки – бутылки, вазы с фруктами и сладостями, рюмки. Рядом – занавеска, из-за которой слышно шевеление кухни.
Присел за стол.
На звук выдвигаемого стула из-за занавески выпорхнула официантка, крупная розовощёкая девушка в наряде, повторяющем одежду вчерашней домоуправительницы, но дополненном большим белым фартуком и кокошником. И то, и другое отделано неброскими кружевами.
– Будете кушать?
– Да, хотелось бы. А что есть?
– Вы заказывайте, повар разберётся.
– Ну, если так... – я попробовал вспомнить, что подавали по утрам в приличных «пятизвёздочниках». – «Болтушку» из пары яиц с кусочками лосося, большой бутерброд с маслом и икрой, порезанные помидоры, пяток крупных зелёных оливок с косточкой, кофе с молоком, средняя кружка.
Официантка подняла на меня слегка расширившиеся глаза.
– Бутерброд с красной или чёрной икрой? – спросила удивлённо.
– Хм... Наверное, лучше с чёрной, – тоном раздумывающего знатока ответил я, хотя не успел застать времена, когда это чудо продавалось в магазинах не по цене золота. – И ещё... Стаканчик апельсинового сока, пожалуйста.
Девушка убежала и уже через пару минут вернулась с приборами, салфеткой, едой и соком – мигом всё оформила. Не забыла даже сок из графинчика налить в стакан.
Сервис – на уровне очень приличного ресторана, куда только в перестройку исчезли эти дрессированные кадры?
Едва успел нацелить вилку на красные, непривычно вкусные ломтики помидора, как в столовую «робко ворвалась» Катя. Это значит – радостно вбежала, увидев меня, и резко затормозила, ошеломлённая обстановкой.
У меня – тренировка: коттедж родителей, зарубежные отели, и то держусь на одной наглости и пофигизме. А каково ей, из бревенчатой хибары, с картошки и молока?..
Впрочем, к хорошему привыкают быстро, нынешние вожди тоже не в дворцах родились.
– А мне поесть можно? – девушка голодными глазами уставилась на роскошный стол.
– Не сомневаюсь. Погоди, а ты давно встала?
– Часа три уже...
– И ещё не завтракала???
– Нет, – Катя смутилась. – Мне предлагали, но как-то неудобно...
– Пока дают – надо брать, – и я плотоядно подмигнул незаметно подошедшей официантке.
– Что будете кушать? – чуть улыбнувшись, спросила та.
– Давайте так... – перебил замявшуюся Катю. – Греческий салат с брынзой – лучше овечьей – и тёмными подвяленными маслинами, холодный говяжий язык с тушёной стручковой фасолью и кукурузой... Ещё большую сладкую булку с мороженым и вареньем. Чай «Earl gray» или другой с бергамотом.
После того, как заказ дошёл до кухни, из-за дверей немедленно показалась голова «труженика кастрюль и сковородок» в высоком белом колпаке. Разглядев нас, как заморскую диковинку, он скрылся и не зря – скорость подачи заказанного превзошла мои самые смелые ожидания. Вкус – тоже: повар был реально хорош. Он даже не поленился пожарить свежего лосося в «болтушке», а не отделался – как делают обычно – нарезкой слабосолёного варианта. Язык для Кати дополнил белым соусом, а фасоль оказалась чуть упругой и сыроватой, как раз в меру. Вяленых маслин не нашёл, но обычные, греческие, были вполне на уровне.
Я не удержался и по-холопски залез в тарелку к сотрапезнице.
Девушка только хлопала ресницами, глядя на расставленное по столу изобилие. Но тушеваться не стала. Причём ножом и вилкой орудовала вполне уверенно, хотя отсутствие привычки чувствовалось.
От вкусной еды я расслабился настолько, что машинально поблагодарил официантку привычно-отельным «thanks». Надо сказать, что это ступора не вызвало, но уверен, её плановый отчёт станет заметно богаче на интересные детали...

После еды пошли гулять, на расстоянии шагов в тридцать за нами, не особо скрываясь, следовала пара охранников – спортивных короткостриженых ребят в тёмно-серых костюмах и одинаковых чёрных ботинках. Их вообще на территории хватало, просто в доме парни старались не показываться на глаза. Даже метрах в пятидесяти от живописной беседки, расположенной на берегу реки, для кагэбэшников была установлена специальная скамейка в тени деревьев.
Екатерина засыпала меня вопросами.
– Где мы?
– На загородной госдаче товарища Шелепина Александра Николаевича. Это один из лидеров СССР, входит в Президиум ЦК, ну... Там ещё куча постов разной важности.
– Хорошо... Тут... – девушка с трудом подбирала слова.
– Никита Сергеевич обещал построение коммунизма?
– Хрущёв? Да, но...
– Так вот его и построили, но – как видишь – не для всех...
– А откуда ты такие названия еды знаешь?
– В моём времени не бедствовал. Отец создал небольшой, но успешный бизнес. У меня тоже своя фирма, человек двадцать сотрудников. Капиталист-эксплуататор, по вашей терминологии, вымирающий класс. Даже брюхо начинает вырисовываться, как на плакатах, – похлопал по своему изрядно похудевшему от картофельной диеты, но ещё немаленькому животу.
– Ты в таком же доме живёшь, с прислугой?
– Нет конечно! – засмеялся я. – Такое у нас – уровень владельцев заводов, ну, или крупных региональных чиновников. Прокурора города или мэра, к примеру. Губернатор пороскошнее живёт, так думаю. Ну а по меркам столичных депутатов Госдумы и олигархов – такой домик стрёмноват. Думаю, этот участок где-то в двухтысячном купил какой-нить Касьянов или Абрамович, снёс никчёмную халупу и выстроил нормальный небольшой дворец.
– А ты как живёшь?
– Квартиру арендую в Екатеринбурге. Неплохую, надо сказать, даже очень. Четыре комнаты, ремонт и всё такое...
– Арендуешь?! – Катя озадаченно нахмурила брови. – У своего предприятия?
– В смысле? – пришла очередь удивляться мне. – Предприятие никакими квартирами не занимается, мы строим компьютерные сети... Строили.
– А! Поняла! Значит, у частника снимаешь!
– Да, в точку. Каждый месяц хозяин с протянутой рукой приходил за платой. Дармоед!
– Получается, у вас квартиры в дефиците?
– Вовсе нет, только плати, продадут тут же. Ещё уговаривать будут.
– Странно... – Катя опять озадаченно замолчала. – Ты же говорил, что денег хватает, две машины, по заграницам всё время ездишь...
– О, понял! – я хлопнул себя по лбу. – При социализме был дикий перекос, квартиры чуть не бесплатно дарили, а остальное – дорого.
– Это у вас там перекос! – Катя надула губки. – Толику два года назад однокомнатную дали, как ребёнок родился. Совершенно бесплатно, между прочим!
– Ну вот! А у нас за такую квартиру надо три-четыре машины отдать. Не, это новых. Таких, как ты видела – так целый десяток.
Следующие минут десять мы молчали, переваривали сведения...
В общем-то халявная квартира, пусть «однушка», для старлея...
Невозможная штука для две тысячи десятого года. Это надо в ГИБДД идти, с полосатой палкой года три разбойничать на дороге. И то не факт, что получится накопить. Скорее, сдаст кто-нибудь из более жадных корешей – и конец карьере, если не хуже.
– Знаешь, Кать... – прервал я паузу. – Однокомнатную я бы купил без особого труда. Ну максимум кредит пару лет отдавал бы.
– Зачем тогда снимаешь? – опять удивилась девушка.
– Так стрёмно в «однушке»-то... Ну... Неудобно жить.
– А зачем тебе четыре комнаты? – Катя странно посмотрела мне в глаза. – Это ж сколько прибирать?
– Не нужно, – начал оправдываться я. – Но искал с хорошим ремонтом, в центре, чтобы парковка была человеческая. Пришлось брать такую, но на самом деле совсем немного дороже «однушки»...
– Как думаешь, долго мы тут жить будем? – неожиданно перевела разговор девушка. – Платить не заставят?
– Сложно сказать, всё в руках вождя партии... – немного подумав, добавил. – Вплоть до наших жизней. Но платить всё равно не будем!
– Не говори чепухи, а милиция? – девушка попробовала возмутиться.
– Катя, пожалуйста, пойми, что всё – очень серьёзно, – я невольно понизил голос до громкого шёпота. – Партийная верхушка в СССР выше всяких условностей и типа законов, и тем более – милиции. По одному слову хозяина этой дачи мы через пару часов можем оказаться в психушке или на дне реки.
– А... – девушка побледнела. – И что делать?
– В общем-то – ничего... Если серьёзно – то тебя совершенно незачем даже в больницу отправлять. Кто поверит в правдивость рассказанной тобой истории?
– Толик! И Пётр Степанович! Они же видели всё!
– Не кричи! Брат давно под подпиской о неразглашении, если такое вообще имеет смысл применять к офицерам КГБ. Впрочем, он ничего сделать всё равно не сможет. А товарищ Музыкин первый же по приказу сверху отправит его служить в Магадан. А тебя или меня... Он и сейчас не узнает на улице. Кстати, совершенно правильно сделает.
– Неужели это правда?
– Да. И знаешь... – я вспомнил, о чём давно хотел сказать девушке. – Думаю, что тебе – как честной комсомолке – предложат следить за мной как можно тщательнее и обо всём замеченном немедленно докладывать Шелепину. Ну, или кто там будет вместо него доверенным лицом.
– Но так нельзя, я... – девушка из бледной, минуя нормальный цвет лица, стала красной.
– Не вздумай отказываться! Даже не помышляй об этом! Вернее, насчёт сближения – это как получится, сама решай. Ты – девушка взрослая и очень симпатичная.
– Ты, ты... – она задохнулась от негодования.
– Извини, пожалуйста, я тоже на взводе. Но симпатичная, даже очень, – на всякий случай шутливо пригнулся. – Только не бей по голове – это моё слабое место.
– Ладно... – девушка приняла игру и отвесила шутливый подзатыльник. – Ты вправду так думаешь?
– Тут ставки взрослые, Кать...
– Поняла, не дура, – она улыбнулась как-то кривовато, так что получилась гримаса.
– Ты молодец, серьёзно, – психика у девушки оказалась крепчайшая, только позавидовать. – Так вот, соглашайся, и... На самом деле всё рассказывай. Единственная моя защита – это ничего не скрывать о будущем и всячески помогать любому «сильному мира сего». Увы, сейчас мы – не фигуры, мы – пешки. Пока полезны... Ты читала «Тысячу и одну ночь»?
– Что-то слышала, но плохо помню.
– Арабские сказки, там главная героиня Шахерезада рассказывала каждую ночь историю правителю-мужу, чтобы он её не казнил, как предыдущих жён. И заканчивала утром на самом интересном месте. А через тысячу и одну ночь, когда фантазия и память иссякли, привела троих детей. И у мужа не поднялась рука рубить ей голову. Жили они потом долго и счастливо.
– Понятно... – протянула Катя и задумалась. – Надеешься, у тебя так же получится?
– Выбора нет, – грустно усмехнулся я. – Вернее, он сначала был: тебя, как свидетельницу, камнем по голове и в лесу прикопать. А самому быстро-быстро бежать за границу.
– Серьёзно? – у неё аж голос задрожал.
– Нет конечно! Шучу, шучу. Отпусти шею! Вот тебе! – притянул Катю к себе и поцеловал в губы.
М-м! И ответила, держите меня семеро!
Минут через пять Катерина опомнилась.
– Ну вот, отстань!
Как будто я её держал...

– Не помешаю? – под ногами подошедшего мужчины скрипнули доски пола беседки.
– Добрый день, Александр Николаевич, – несмотря на крайне неудачный момент, я вскочил и постарался привести себя в подобающий вид. – В полном вашем распоряжении!
В мужчине легко прослеживалось сходство с портретом из учебника истории. Высокий и широкий лоб, скорее даже начинающаяся лысина, вытянутый овал лица, высокие брови домиком, нос картошкой, прихотливо изломанные губы. Глаза крупные, живые и внимательные. Среднего роста, в хорошей форме. Одет неброско, в совершенно классический тёмно-серый костюм с белой рубашкой и нейтральным до незаметности галстуком. Впрочем, вблизи становилось заметно, что костюм хорошо пошит, и ткань на него пошла далеко не из сельского продмага.
– Екатерина, правильно? – вождь резко, как-то рывком приблизился. – Пожалуйста, поговори пока с Верой Борисовной, моей женой. Она полностью в курсе событий, ждёт тебя, – и не вникая в реакцию девушки, повернулся ко мне. – Пётр, то, что ты рассказывал товарищу Музыкину – правда?
– Безусловно, только правда, – не стал добавлять издевательски-киношное «и ничего кроме правды», вдруг эта американская формула и тут известна?
– Было бы интересно послушать сию историю...
Я заметил, как при этих словах у уходящей девушки губы вытянулись от едва сдерживаемого смеха. Не иначе, как она вспомнила «подвиги» Шахерезады.
Пришлось не торопясь повторять всё рассказанное ранее Петру Степановичу. Особо добавил только срочные вещи, то, что смог вспомнить о середине «шестидесятых». Это безвременная смерть Королёва на операционном столе при весьма, казалось бы, безобидном диагнозе, затем – катастрофа, в которую попал Комаров при спуске нового космического аппарата, и гибель Гагарина в тренировочном авиаполете.
Увы, для всех трёх трагедий я не вспомнил даже приблизительных дат, мог сказать только, что два случая произошли раньше шестьдесят восьмого года, когда разбился первый космонавт .
Кроме того, удалось вспомнить, что из всего состава Президиума ЦК учитель истории особо выделяла Косыгина. Пятилетка шестьдесят пятого-семидесятого вообще называлась «золотой» или «косыгинской». Никогда более экономический рост СССР не был столь велик. Увы, после тысяча девятьсот семидесятого большинство его идей «заматывалось» в Политбюро.
Тут мне осталось только сокрушаться: ну не историк я, не повезло вам, товарищ Шелепин, с «попаданцем».
На этом Александр Николаевич жестом подозвал охранника и попросил принести поесть чего-нибудь лёгкого. Затем опять насел на меня, заставил рассказывать о распаде СССР.
Не ожидал, что это будет интересовать Шелепина больше, чем события «шестидесятых».
Пришлось вспоминать на ходу, склеивать нечто цельное из давно слышанного и благополучно забытого. Причём бутерброды с сыром под крепкий сладкий чай здорово помогали этому процессу...

К моменту смерти Леонида Ильича в восемьдесят втором в Политбюро – так назвали Президиум ЦК – собралась могучая группа руководителей ЦК республик: Алиев, Рашидов, Кунаев, Шеварднадзе, Щербицкий, Пельше. Это – из полутора десятков членов с правом голоса – немалая сила, и в ключевых комитетах. Не думаю, что они сильно радели об интересах СССР в целом, скорее – перетаскивали ценности и ресурсы поближе к своим «уделам».
Запомнился из-за своей абсурдности только один факт: в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году Гейдар Алиев возглавлял реформу советской школы. А потом занимался социальным развитием СССР и БАМом.
Я долго удивлялся: неужели не было в ЦК КПСС никого, кто лучше разбирался в этих вопросах?
Несменяемые два десятилетия региональные вожди превратились в маленьких царей независимых государств. Они попросту отказались подчиняться новому Генеральному секретарю...
Первым был Кунаев, при попытке его замены на «варяга-русского» в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году Алма-Ата ответила откровенным бунтом со штурмом здания ЦК и человеческими жертвами. Волнения смог погасить Назарбаев – ещё бы! – они по его сценарию и прошли. Горбачёву пришлось, скрипя зубами, смириться с ним, как с первым секретарём ЦК Казахстана .
Внешне всё выглядело красиво, но пример подали...
Москва перестала контролировать регионы, распад СССР стал реальной угрозой.
Сложившийся в Политбюро триумвират Горбачёв – Лигачёв – Яковлев больше походил на иллюстрацию к известной басне «Лебедь, Рак и Щука».
Думаю, что Яковлев после десятилетия посольской жизни в Канаде предполагал что-то типа классической президентской республики с всенародно избранным президентом и несколькими партиями в сенате – в моей реальности так позже и получилось.
Лигачёв надеялся сохранить диктат КПСС, а для тотального очищения выкинуть весь шлак в «Советы», там его постепенно замотать текучкой.
Оба варианта были по-своему неплохи, но...
В результате получилось что-то среднее...
Был реанимирован верховный государственный орган – Съезд народных депутатов СССР, на котором Михаила Сергеевича избрали Председателем Верховного Совета. Так он занял два высших государственных поста. Позже Председателя Верховного Совета стали называть Президентом.
С другой стороны, Горбачёв смог совершить чудо, буквально за несколько лет – до пленума тысяча девятьсот девяностого года – полностью перекроив состав ЦК КПСС. Списки даже сравнивать невозможно, состав обновился буквально на девяносто девять процентов.
Советский Союз стоял нерушимо, и никто даже не мог подумать, что надо спасать не партию, а страну.
Однако предпринимаемые меры помогли, как попытка тушить костёр бензином...
По СССР покатился вал беспорядков: Чечня, Осетия, Абхазия, Приднестровье, Нагорный Карабах, Таджикистан, Прибалтика...
Всё разваливалось, в республиках за власть боролись всё так же остро. Но в формате Верховных Советов республик, без партийной риторики, это было делать проще.
Новый Союзный договор, мягко говоря, буксовал, реально он был вообще никому не нужен. Наивная ставка на «разум народа» оказалась бита.
Более того, предательский удар в сердце Союза был нанесён своими...
Борис Ельцин, первый секретарь Свердловского обкома, антагонист Горбачёва, выкинутый из Политбюро в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом, возглавил Верховный Совет РСФСР. И тут же с немалым энтузиазмом принялся душить давнего оппонента. Кстати подвернувшееся «хлопковое дело» забило последний гвоздь в гроб КПСС, после обнародования материалов начался массовый исход коммунистов из рядов партии. В их числе демонстративно шлёпнул партбилетом об стол Борис.
Это было начало конца...
Попытки протолкнуть новый Союзный договор, в котором СССР превращался в конфедерацию ССГ – Союз Суверенных Государств – особой поддержки не встретили.
Прибалтика уже заявила о независимости, фактически – то же самое сделали Грузия, Молдавия и Армения. Всё шло к тому, что остальные девять республик всё же объединятся и сохранят большую часть Союза.
Но в последний момент взыграли амбиции элиты...
Зимой тысяча девятьсот девяносто первого года на «сходке» в Беловежской пуще СССР попросту разорвали между собой на независимые государства лидеры Белоруссии, России и Украины . Остальных даже не спросили, по сути, сняв с бюджета и отправив в свободное плавание.
Президент СССР остался без страны.
Он, кстати, до сих пор скитается с лекциями по миру. Тут – премию дадут, там – в рекламе снимется...
Не побирается, но не более того...
По моему скромному мнению – вернее, мнению матери-историка – особой вины последнего Генерального секретаря ЦК в развале Советского Союза не было. Может быть, на его месте более жестокий и сильный лидер смог бы удержать страну от распада. Но без серьёзной войны всех со всеми это было совершенно невозможно.
Не думаю, что война – хороший выход, в дело под благовидным миротворческим предлогом могли вмешаться США, и тут вообще недалеко было до потери суверенитета и «распила» России на удобные для управления кусочки...

– В общем... – подвёл я итог. – Крушение СССР было запрограммировано именно с тысяча девятьсот семидесятого по тысяча девятьсот восемьдесят пятый год, корень бед – неэффективное номенклатурное управление и безумная национальная политика. Слабый Союз не нужен никому – он обуза. Всё остальное – следствия. Товарный и продовольственный голод, закупки зерна в Канаде, устрашающая коррупция, вырождение элит, инфляция... Список можно продолжать бесконечно.
Рассказ произвёл серьёзное впечатление...
Его нельзя было описать словами. Собеседник сидел молча и прямо, «как лом проглотил», но при этом его корёжило до зубовного скрежета. Сохраняя невозмутимое выражение лица, он неожиданно поднялся и перебил меня:
– Спасибо. Мне пора. Продолжим немного позже.
– Хотел быть полезен Родине... – я уже убедился, что высокопарный стиль тут воспринимают вполне серьёзно. – Но плохо представляю себе реалии разработки советских ЭВМ. Если бы получить серьёзную аналитическую подборку по этой теме, то, думаю, попытался бы сделать какие-то полезные выводы. Да и вообще... Наверняка можно многое вспомнить, увидев знакомые по учебникам и книжкам события.
– Хорошо, я подумаю, – бросил Александр Николаевич уже на ходу. – Счастливо оставаться.