***
Миноноска № 141 бежит на зюйд, оставив «Дождь» позади. Туман - хоть глаз выколи; он оседает скользкой водяной плёнкой на железе палубного настила, крупными каплями покрывает поручни и стеклянные части приборов. Будто и не лето - люди кутаются в клеёнчатые штормовые накидки; брызги из-под форштевня барабанят по парусиновым обвесам. Эта хилая защита от буйства стихий тянется от крошечного мостика, размерами с кафедру университетской аудитории, до единственной малокалиберной пушечки на корме.
Болтало всё сильнее. Командир, Евгений Янович Криницкий*, сам встал к штурвалу. Этот высокий, худой как жердь мичман служил раньше на Тихом Океане, на броненосном фрегате «Дмитрий Донской». Когда фрегат вернулся на Балтику, Криницкий получил под команду свой первый корабль - миноноску №141. Оттого и не уступает рулевому место у штурвала - окостенел от ответственности.
«Право три» - затрещало в динамике. Георгий отрепетовал, полученную с «Дождя» команду. Там, на мостике канонерки Никонов видит и линию берега, и идущие по фарватеру корабли Особого отряда так ясно, будто дождя и вовсе нет - на экранчике прибора с чудным названием «радар». Всех офицеров отряда возили на канонерку и демонстрировали его действие.
Несмотря на это, мичман Криницкий нервничает. Очень уж страшно и непривычно - вот так, в сплошном молоке, вести хрупкое судёнышко на 10-ти узлах, там, где ползти бы на трёх, да ещё с тузиком впереди, непрерывно сигналя гудками.
Но - нельзя! Где-то под пологом тумана прячется цель - шведская шхуна, команда которой уж конечно, не стала затыкать себе уши воском. Туман съедает звуки, но протяжный вой туманного горна пробивается сквозь ватную пелену, разносясь куда дальше, чем стук машины контрабандистов. Так что, шуметь не стоит - вся надежда теперь на волшебный прибор, который и в тумане позволяет различать контуры берега и корабли. Жаль, опыта в «слепом хождении» - кот наплакал; покрутились вчера пару часов под берегом - и всё.
Пришлось забыть о правилах судовождения в тумане и переть наугад. Благо, фарватер хорошо известен; пользуясь показаниями радара «Дождь» и пристроившаяся мателотом миноноска покинули Транзундский рейд и резвым семиузловым ходом пошли на зюйд. Через два часа в динамике снова раздался голос Корфа - крейсер «Лейтенант Ильин», с которого барон собирался руководить ловлей злоумышленников, болтался где-то в пределах десятка морских миль, дальше компактные рации не брали. С «Дождя» тут же дали знать - «Лейтенант Ильин» в пяти с четвертью милях, на Вест-Зюйд-Вест, идёт осторожным трёхузловым ходом. В кильватер за минным крейсером следует ещё одна миноноска и старая канонерка «Ёрш», ставшая в своё время прототипом для постройки «Дождя». Ещё две миноноски и номерное посыльное судно скрывались где-то в тумане, и ближе, за отсутствием связи, подходить не решались.
Торопиться было некуда; шхуна контрабандистов шлёпала вдоль берега, едва преодолев две трети расстояния до Биоркских островов, небольшого архипелага, лежащего у восточной кромки Выбргского залива. Ловить её в тумане - нечего было и думать. Корф, посовещавшись с Никоновым решил остаться на «Лейтенанте Ильине».
Вся надежда теперь на локатор «Дождя»; без него нечего и думать поймать злоумышленников. Николка с Георгием представили, как потеет от ответственности Иван в тесной «радиорубке» - от того, как он справится с хитрой аппаратурой, зависит успех всей операции.
К полуночи «Дождь» встал посреди пролива, на траверзе островка Писаари. Миноноска принялась вычерчивать стрелы курсов поперёк залива; особой спешки пока не было, и Криницкий экономил уголь, осваиваясь потихоньку в хождении по указаниям с радара. Туман густел; несмотря на отсутствие ветра, зыбь с Финского залива нещадно валяла узкое судёнышко. Миноноска попеременно ложилась то на один, то на другой борт и, перед тем как выпрямиться, задерживалась, точно раздумывая — выпрямляться, или валиться в крен дальше. На палубе приходилось хвататься за что попало - размахом качки человека вполне могло вышвырнуть за борт.
Качка усиливалась. Зыбь становилась круче, волны накрывали миноноску, разбиваясь о кафедру-мостик, судёнышко двигалось чуть ли не под водой. Николка, вцепившись в полу шинели мичмана, не отрывал взляд от жестяного сектора креномера. Скоро размах качки достиг тридцати шести градусов на сторону; мальчик насчитал по 14 колебаний в минуту. Порой кренило так, что Николке казалось - утлая скорлупка вот-вот перевернётся.
- Господин мичман - это Георгий, сзади, от орудия. - С «Дождя» передают - поворот на три румба на вест, ход развить до полного! Неизвестное судно в проливе!
***
- Гардемарин, связь с крейсером!
Я лихорадочно защелкал кнопками.
- Скорее! - зарычал Никонов. - Что вы там копаетесь, Семёнов?
В наушнике зашипело, затрещало, через треск помех (откуда они здесь в таком количестве?) - пробился монотонный голос Каретникова:
- Я - «Ильин», я «Ильин», вызываю «Дождь», Я «Ильин», вызываю...
- Есть, Сергей Алекс… простите, есть, господин капитан второго ранга! Связь с крейсером!
Офицер чуть не вырвал у меня гарнитуру. Мама дорогая… и куда девался интеллигентный, мягкий Сергей Алексеич?
- Вызывает «Дождь» … Евгений Петрович, ты?
- Серж? - Это уже барон. - Серж, что там у вас? Куда вы, мать вашу через коромысло, пропадаете?
- Обнаружили цель, легли на курс преследования, как поняли? Цель - на вест-зюйд-вест от нас, дистанция по радару… гардемарин?
- Дистанция восемь с четвертью. Скорость… - я навёл курсор на отметку, обозначающую шхуну контрабандистов, и рядом с яркой точкой тут же появилось окошко с рядом цифр и букв.
- Скорость пять, курс зюйд двадцать… отставить, цель меняет курс, повернула на вест, скорость шесть и растёт! Уже семь с половиной!
Никонов нехорошо выругался.
- Гардемарин, дистанция от цели до крейсера?
Да что я вам робот, что ли? Или профи-диспетчер?
- Сейчас, я только…
- Дистанцию, гардемарин! - зарычал Никонов. - Живо!
- Двадцать четыре мили и меньше! - выпалил я. - Цель сближается с «Ильиным»!
- Евгений Петрович, шхуна идёт на вас. - сказал Никонов в микрофон почти спокойно. - Курс вест-зюйд-вест, скорость… о, чёрт, восемь узлов! Что за машина на этом шведском корыте?
«Дождь» трясётся всем корпусом. Канонерку бьёт крупная дрожь; в машинное отделение отряжены матросы в помощь кочегарам. Младший инженер-механик Федосеев, хозяин машинного отделения «Дождя», не вылезает из низов, чередуя молитвы Николе Угоднику с матерными руладами, о всё равно стрелка счётчика механического лага никак не желает переползти за семь с половиной. Где-то там, в тумане, ползёт через пролив шхуна; на перехват, надрывая машины, летит «Лейтенант Ильин». Но уже ясно, что не поспеть - ходкая посудина шмыгнёт в лабиринт шхер задолго до того, как с «Ильина» ее увидят. Еще бы - в таком-то тумане…
- Что там у Криницкого? Гардемарин Игнациус!
Воленька коротко проорал в переговорник и протянул Никольскому коробочку рации. Тот скривился, будто от зубной боли, взял, нажал тангенту:
- Гардемарин Романов? Докладывайте.
В рации снова затрещало. Жора, лопух, канал уходит!
-Эй, на миноноске! Не слышу ни пса! Гардемарин, мать вашу…м-м-м… гардемарин Семёнов, в чём дело!
Ну конечно, я ещё и виноват! Нашли крайнего! Ну да, не царского же сынка матюкать?..
- Один-четыре, как слышишь? Жора, третий канал, проверь….
Вот теперь - ясно и чётко!
- Говорите, господин капитан второго ранга, один-четыре на связи.
- Гардемарин Романов? Передайте мичману - идти прежним курсом, обороты до полного. Сейчас только вы сможете перехватить шхуну. Мы не догоняем, «Ильин» далеко. Отожмите её с веста на зюйд, пусть повернёт на нас - тогда точно поймаем. Как поняли, на миноноске?
- Поняли вас, «Дождь», исполняем. Отбой.
Я выдохнул. Хоть связь нормальная, и то хлеб…
Когда на экране появилась засветка от неопознанного судна, на мостике «Дождя» приободрились - вот она, цель! Чужак резво бежит поперёк залива; судя по всему, выскочил из-за острова Писаари, милях в пяти под нашей кормой. Почему мы не увидели его раньше - бог весть; злодеи ушли к весту, и таким ходом непременно оторвались бы от тихоходной канонерки. Пробили боевую тревогу; в машине подняли обороты до полных. В конце концов, на шхуне о нас не знают - в таком тумане вообще-то логично было бы ползти неспешно, на мягких лапках. Но - то ли шведский шкипер непоколебимо уверен в себе, то ли груз его и правда такой «горячий», что он не хочет ждать лишней минуты -а только шхуна летит поперёк Выборгского залива так, будто видимость «миллион на миллион». Чёрт, а может у них тоже радар? Нет, бред - в наша аппаратура «увидела» б сигнатуру постороннего радара; раз уж «Фурума» до сих пор не отозвалась курлыкающей трелью - значит ничего такого нет в природе. Да и откуда у шведов лакатор? Фу ты, ну и чертовщина лезет в голову...
Никонов отодвинулся от стойки монитора.
- Гардемарин, если цель сменит курс - немедленно докладывать. А вы, лейтенант, проследите, чтобы обороты довели до полного.
Константинов кивнул и, хватаясь за поручни, полез с мостика. Канонерку мотало всё сильнее - с зюйда шла крупная зыбь.
- Сергей Алексеевич, мне мерещится, или туман становится реже? И, вроде, ветерок? - обратился к начальнику отряда Посьет. - Нет, определённо - ещё час-полтора и развиднеется!
Отметка шхуны на экране мигнула, пунктир предполагаемого курса резко вильнул вправо: цель поворачивала.
- Господин капитан второго ранга, шхуна повернула на…. на три с половиной румба к весту! Идёт прямо в берег, дистанция - четырнадцать миль!
Никонов потёр ладони.
- Отлично! Следуем тем же курсом, тогда они окажутся между нами и миноноской. Ещё полчаса - и ложимся на курс сближения, зажмём голубчиков в клещи.
- А не уйдут? - озабоченно спросил Константинов. - Что-то уж слишком резвые.
- Не переживайте, Ермей Листратыч, - успокоил командира канонерки Никонов. - Шхуна - не военное судно. Это мы, грешные, хоть пару раз за выход ходим на полных; у нас и кочегары привычны подолгу уголёк шустро в топки кидать. Да и матросов - вот, как сейчас, - в помощь им даём. Команда своё дело знает; если машина не подведёт, можно подолгу держать высокие обороты. А торгаш - что с него взять? Машина у него может, и хорошая, да только обычно ходят экономическим ходом. К долгим авралам кочегары не привыкли, пусть надрывают силы - надолго их не хватит. А то и машина сдаст, вряд ли они часто бегают на таких оборотах, всё больше по шхерам, тишком да ползком, на самом малом…
- Это у кого ещё раньше сдаст. - проворчал Константинов. - Сами знаете, Сергей Алексеич, у нас поломка за поломкой. Двух недель не прошло как холодильники перебирали…
- Не каркайте, Ермей Листратыч, глядишь - и пронесёт. Пока, вроде бы, стучит, спасибо вашему меху!..
За мостиком, позади ходовой рубки (на «Дожде» её называют непочтительно - курятником; сейчас половина курятника, отгороженная парусиновой ширмой отведена под радио- хозяйство и гордо именуется радиорубка) гудит тонкая, высокая дымовая труба. Временами из нее вырываются огромные клубы черного дыма. Константинов поморщился: туман - туманом, а все же, мало ли? Того гляди, шлейф угольного дыма увидят на шхуне, и тогда погоня, в лучшем случае, затянется.
— Еремеев! Спроси в кочегарке, зачем дымят?
Еремеев, сигнальный кондуктор, которому по случаю тумана и локатора делать совершено нечего, бодро отвечает «Есть!» и мячиком скатывается с мостика.
На правом крыле мостика возвышается тумба с револьверной пушкой Гочкис. Рядом уложены брезенты, на них - аккуратно прикрытые от сырости кранцы первых выстрелов: два десятка тридцатисемимиллиметровых патронов с медными гильзами. Огонь, в случае чего, можно открыть секунд через тридцать. Боевая тревога пробита, расчёт бдит у митральезы, и, вздумай шведы шутки шутить - им не поздоровится. А нечего тырить!

Погоня продолжается уже полтора часа. Шхуна упрямо шпарит прежним курсом - каждый оборот винтов приближает её к болотистому, испещрённому мелкими заливчиками, пестрящему островками, мелями и каменистыми косами, финскому берегу. Он опасно близко; но ни мы, ни остальные участники туманной гонки не сбавляют ход. На мостике царит напряжённая тишина, изредка прерываемая короткими репликами, да писком плоттера. Никонов с регулярностью метронома - раз в пять минут, - вызывает миноноску №141 и «Лейтенанта Ильина». Крейсер не поспевает; с того момента, как шхуна повернула к весту, ему остаётся лишь следовать параллельным курсом, на случай, если контрабандистам придёт в голову снова повернуть в открытое море. Дистанция между кораблями сокращается, но, увы, слишком медленно. Криницкий уже не раз рапортовал, что в корпусе миноноски от вибрации на волне открылась течь; сильно качает, и есть опасность что машину сорвёт с фундамента. Пока помпа справляется, но…. Никонов скривился, велел не разводить паники и добавить оборотов. Я не отрываюсь от монитора - до цели всего ничего, спасибо туману, что они нас не слышат. Хотя, не будь этой молочной пелены - мы бы уже видели наш вожделенный приз!
А туман поредел, прав мичман Посьет! Гладь залива просматривается уже метров на четыреста. Хотя, какая там ещё гладь? С зюйд-веста катят короткие, злые валы, канонерка с шумом врезается в них под острым углом. От каждого удара корпус судна дрожит всеми заклёпками... о, чёрт, это ещё что?
Экран радара мигнул, на картинка мгновение исчезла, потом возникла снова. Очередной удар о встречную волну - экран снова мигнул. И ещё. И снова. И…
- Господин капитан второго… Сергей Лексеич! - в отчаянии ору я. - С антенной что-то, с проводом! Наверное, разъём, от тряски отошёл! Надо…
Волна - не чета прежним, - с размаху бьёт «Дождь» в левую скулу. Канонерская лодка чуть не ложится на борт, и я с ужасом вижу, что прикрученный на живую нитку кабель, в такт качке, мотается вокруг мачты. Экран гаснет и нём появляется: «Источник сигнала не найден».
Что за хрень?! У «Фуруны» разъемы такие, что на этом кабеле вешаться можно; а не вставить его до конца я просто не мог - без полной фиксации радар не заработал бы. Здоровый такой разъём, с четырьмя винтами и защелкой - выдрать его не получится, даже если о кабель споткнуться… неужто перетёрся?! Ну, тогда кирдык, быстро кабель не поменять, да и нет у меня запасного нужной длины… вот ведь засада! Ну да, точно: антенна рации тоже порвана, они у меня скручены в один жгут, вот, наверное, размахами мачты и перетёрло… да что ж это за день такой?!
- «Ильин»! «Ильин»! «Ильин»! Я «Дождь», слышите меня?!
Ничего. Только треск, завывание помех. Антенну мне!!
Выскакиваю из «курятника» - и не верю своим глазам! Пелену тумана будто отдёрнули в сторону движением гигантской руки. В переди по курсу в сероватой дымке тонет финский берег, а на правой раковине, милях в полутора, отчаянно дымит трубой изящное судёнышко - шхуна из всех сил улепётывает, внезапно обнаружив за кормой сразу двух преследователей. Да, точно, на нашем траверзе по волнам стелется жиденький дымок - миноноска.
- Расчёты к орудиям! Артиллерийская тревога!
Тревожно забила рында, по доскам палубного настила заухали матросские башмаки. Наводчик, не дожидаясь, когда номерок втиснет в приёмный короб обойму, разворачивает митральезу, ловя цель.
- Семёнов, шляпа! Дистанцию до цели!
Да что со мной сегодня такое? В «курятнике», в крепко привинченном к палубе железном, обитом изнутри войлоком и пластиком ящике, среди прочего хрупкого хозяйства хранится отличный японский лазерный дальномер. Мы уже практиковались с ним, делая съёмки на Транзунском рейде - и Никонов и артиллерист «Дождя» вполне доверяют этому прибору.
- Есть, господин капитан второго ранга… до цели две тысячи… простите, сейчас…. одиннадцать кабельтовых, семь саженей… с половиной!
А вы попробуйте с ходу, без калькулятора, перевести в морские меры длины 2050 метров! А иначе никак, таблицы артиллерийской стрельбы составлены именно в кабельтовых, милях и саженях. Я горд собой - насобачился за месяц гидрографической практики.
Погодите, они что, из Гочкиса стрелять собрались, по таблицам? Для этой трещотки - дистанция запредельная. Нет, прислуга возится в барбетной установке, возле нашей «Большой Берты» - короткого, будто обрубленного, толстенного в казённой части одиннадцатидюймового орудия, главного калибра канлодки. Точно - подают холщовые, похожие на белые диванные валики, пороховые картузы, полузаряды. Ну, держись…
- Бам-м! Бам-м! Бам-м!
Хоть Гочкис и трещотка - а уши заложило качественно. Наводчик навалился на приклад, второй номер резко крутанул ручку, и револьверная пушка захлопала предупредительной очередью. Куда уж там улетят снаряды - не знаю, но дымок выстрелов на шхуне заметят точно. А когда грохнет Большая Дура? Что там полагается - рот разевать, уши затыкать? Чёрт, вовремя не спросил, как бы теперь не оглохнуть…
На шхуне стрельбу и правда, заметили - судно изменило курс, подставляя преследователям корму. Дым повалил гуще. Уходят?
- Сергей Алексеевич, дальше нельзя таким ходом. Опасно, мели!
Посьет, штурман. Пока работал локатор, он стоял за моим плечом, черкал карандашом по карте и щёлкал клавишами подаренного «Ситизена».
- Иван, голубчик, не дадите дистанцию во-о-он до того мысочка? Тут где-то мель должна быть, крайне неприятная. Не дай бог… пока по локатору шли, я прокладку постоянно делал, а теперь вот - как ослеп…
Торопливо «барабаню» дистанцию, даже не переводя в кабельтовы и сажени - Посьет быстрее прикинет, на калькуляторе. Вот он перестал черкать, замер, словно не веря в то, что написал. И без того бледное лицо его белеет ещё сильнее, и…
Хрр-ясь! С пронзительным скрежетом «Дождь» врезается во что-то подводное. Канонерка ещё несколько мгновений ползёт вперёд, сильно задирая нос; все, кто был на мостике, валятся с ног. Я с размаху впечатываюсь в Посьета и краем глаза вижу, как наводчик револьверной пушки, нелепо размахивая руками, улетает через леер в мутную от взбудораженного ила водицу Выборгского залива.
***
Миноноска № 141 стала сдавать: помпа не справляется, в щели разболтанного таранными ударами волн корпуса хлещет вода. Растяжка передней трубы лопнула, и теперь жестяной цилиндр, отчаянно извергающий клубы чёрного дыма болтается при каждом размахе качки.
«Дождь» остался позади - прочно сидит на песчаной банке. Запоздало громыхнул главный калибр, крупная латунная картечь с визгом пролетела в опасной близости от миноноски. От грот-мачты шхуны полетели клочья, снесло за борт гафель. Но ход она не сбросила и, вильнув на курсе, выкатилась влево за пределы сектора обстрела страшной одиннацатидюймовки. С канлодки захлопала револьверная пушка, но легкие снарядики лишь вспенили воду в безопасном отдалении от цели.
Усталость отчаянная; удерживаться на мотающемся туда-сюда низком, почти вровень с водой, судёнышке - это почти цирковой трюк. Не до того - ведь впереди, прямо перед форштевнем, в кабельтове с небольшим, маячит корма беглянки. Но не приближается; на высоких оборотах вода хлещет через щели в обшивке с удвоенной силой, «стосорокчетвёртая» садится носом. Скрепя сердце, Криницкий скомандовал убавить обороты и крутанул штурвал. Нос покатился влево, наводчик кормовой тридцатисемимиллиметровки поймал шхуну в прицел, и... Удар, тряска, снаряд уходит «в молоко» - миноноска с разгону проскребла днищем по песчаной отмели и чудом проскочила на чистую воду. К толчкам волн добавилась неприятная вибрация в корме.
-Вал погнуло! - орёт машинный кондуктОр. Свесившись вниз, он пытается разглядеть что-то в буруне под кормой. Крайницкий выругался, возвращая судно на курс. Форштевень снова смотрит точно в корму беглецов - они теперь в мёртвой зоне, снарядом не достать. Но вариантов нет: кругом мели, а шведский шкипер знает здешние фарватеры как «отче наш». Дистанция до шхуны то сокращается, то наоборот растёт; и вдруг с высокой, слегка приподнятой кормы застучали ружейные выстрелы.
Мичман мешком повалился на палубу; шинель на его груди топорщилась, пробитая в двух местах. Николка, по волосам которого ширкнуло раскалённым металлом, кинулся было к мичману, но в этот момент миноноска покатила вправо, и мальчик вцепился в штурвал, возвращая судёнышко на курс. Выстрелы гремели не переставая; пули с жестяным звуком пробивали тонкий металл корпуса. Позади жалобно подстреленный минёр. Николку схватили за плечо. Он обернулся - Георгий. Царский сын смотрит бешеными глазами, в руке -какие-то чёрные ошмётки. Николка пригляделся - рация, бесценный переговорник, вдребезги разбитый пулей. По ушам ударил свист пара из простреленного котла, перекрывая вопли обваренного кочегара, полные мучительной боли. Крайницкий лежит ничком - невидящие глаза уставились в низкое небо, на губах опадают кровавые пузыри. «Убит!» - понял Николка, и тут от нового залпа брызнул щепками щепки палубный настил.
Миноноску затрясло сильнее. «Что делать, вашбродие? - заорал с кормы кондуктОр. - Дейдвуд* разбило вибрацией, вода так и хлещет! Потопнем!»
«Стосорокпервая» садилась кормой, быстро теряя ход. Корма шхуны быстро отдаляется, до неё было уже шагов тридцать. Николка втянул плечи в голову. Отчаянно захотелось назад, на берег, на горячий песок дюн...
- Принимаю командование! - фальцетом заорал Георгий. - НикОл, держи курс под корму!
И, запнувшись о тело мичмана, кинулся на нос.
«Хочет ударить миной - догадался Николка. - Дистанция подходящая, но как же…»
Георгий уже возился возле ребристой трубы метательного аппарата, подкручивая винт вертикальной наводки. Ладони Николки вдруг вспотели; мальчик вцепился в рукоятки штурвала, их лаковая гладкость стала вдруг раздражающе-скользкой. Корма шхуны, на которой то и дело взвиваются ружейные дымки, снова покатилась влево. Георгий выпрямился, отскочил; Николка увидел в руке у него обшитый кожей шнур спускового механизма.
«Вот сейчас!..» - Георгий пригнулся, резко подавшись назад, дёрнул. Хлопок, облако дымного пороха окутало нос кораблика; мелькнуло и плюхнулось впереди остроконечное тело метательной мины. На шхуне испуганно закричали, и Николка, заледенев, принялся считать вслух - «Раз, два, три… «
На счет «двенадцать" мальчик шумно выдохнул. Взрыва не было. Корма шхуны еще отдалилась, дым от сгоревшего вышибного заряда унесло в сторону.
«Промазали!» - горестно вскрикнул Георгий и кинулся ко второму аппарату, приткнувшемуся между дымовыми трубами. Николка, не дожидаясь команды, принял вправо; миноноска вильнула, открывая Георгию линию стрельбы.
Николку толкнули - мимо, зажимая простреленную руку, проковылял минный квартирмейстер.
- Выше бери, вашбродь! - орал он. - Мина в полутора саженях под водой идёт и болтается вверх-вниз на пол-сажени - вот и нырнула под киль! Выше бери, пущай поверху поскачет, по волне, и в самое ихнее подлое брюхо!
Георгий присел у аппарата; набежавший минёр принялся подсоблять. Снова хлопнуло, палубу заволок серый пороховой дым, смешиваясь с чёрным, угольным из ближней трубы. Николка снова затаил дыхание - «... три.. четыре... пять...» Грохнуло, под кормой шхуны вырос водяной столб, осел каскадом пенной воды на палубу. Мальчик навалился на ручки штурвала, торопливо закрутил; быстро теряя ход, миноноска медленно покатилась в сторону, мимо оседающей в воду шхуны. Корма оторвана, в воде плавают вперемешку бочонки, обломки, вопящие не по-русски люди.
- К берегу, Никол! - скомандовал Георгий. - Выкидывайтесь, пока и мы не нахлебались!
И, сорвав с леера плоский пробковый круг с большими цифрами «141», швырнул барахтающимся в волнах шведам.