Первый вдох самый тяжёлый, будто пакет из синтетики на голове: вдыхаешь, вдыхаешь, а нечто незримое, тонкое не даёт вздохнуть свободно, заграждает путь воздуху. Паника и тревога враз заполнили весь рассудок, заставив повторять попытку снова и снова, пока наконец-то не прорвало преграду. Кислород ворвался в лёгкие, заполняя их и обжигая болью. Яркой, нестерпимой, острой, но такой оживляющей. Выдох принёс неимоверное облегчение, блаженство, больше ничего не хотелось, но вновь нарастающая боль заставила сделать новый вдох, чтобы обновить блаженный миг.

Вдох – выдох, вдох – выдох... я дышу....я... а кто – я? Какая тяжесть... будто плитой придавило всё тело... плитой. Точно, плитой бетонной. Ася... Алёнка... Батя...Ба-а-атя-а-а?!

Взрывнику казалось, что он кричит во всё горло, но с губ бледного мальчишки сорвался лишь слабый стон.

– Сынок? – прозвучал дрожащий женский голос на гране слышимости, эхом прозвучал, словно из бочки. – Сыночек! – И грудь придавило ещё сильнее, что-то мягкое, тёплое и вздрагивающее.

Запах, такой знакомый, родной... мама... Мама? Откуда мама? Какая мама?

Мысли все смешались в одну кашу, выдавая картинки знакомых и незнакомых людей, короткие кадры, связанные с этой женщиной, которую подсознание упорно считало родной матерью, и с той, казалось бы, уже напрочь забытой жизнью.

Мгновенно в голове подростка промчался яркий калейдоскоп живейших воспоминаний из обоих миров …

Он, Котов Артемий, одиннадцати лет от роду, сирота, детдомовец, волей судьбы попавший в совершенно иной мир, где выживают лишь сильнейшие и счастливчики, где жизнь человека ни стоит и ломанного гроша. В тот раз ему повезло, он умудрился выжить в жуткой мясорубке, обзавёлся семьёй, друзьями и новым именем Взрывник, получил опыт выживания в одиночку и сражения с мутантами. Люди, принявшие его в свою семью, обучали мальчика военному ремеслу, потому как без этих навыков и знаний было не выжить в суровых условиях нового мира. Но судьбе показалось мало тех испытаний, через которые пришлось пройти мальчишке, и она решила ещё немного поиграться с ним, убив его там и воскресив тут. Воскресив, неизвестно где ″тут″, даже в другом теле, в теле умершего двойника.

– Нет, я точно не знаю её, – думал мальчик, копошась в своих воспоминаниях, – но чувствую, что люблю женщину эту всем сердцем. Остаточная память занятого тела? Да, скорее всего. Тем более, меня предупреждали, что такое возможно, – вспомнил он наставления учёных перед переносом души.

– Уйди, дура! – раздался грубый мужской бас и снова так знакомый.

Память тела услужливо показала зверообразного бородатого верзилу со смутно знакомым лицом.

– Воздуху, воздуху дай ему! Отлипни! – И тут же тяжесть практически исчезла. Дышать стало легче, лёгкие болели заметно меньше. Привыкли, почти.

В нос ударил запах перегара и пота. Губ коснулось что-то твёрдое, холодное: – «Сталь? Лезвие ножа? Да, похоже, и запах характерный...».

– Дышит, – дрогнул бас. – Точно, дышит, – повторил он уже более уверенно. – Кхе-х! Моё семя не сломить! Ну, что ты встряла, как вкопанная, воды подай быстрее!

Торопливые шаги удалились, послышалась возня и грохот посуды, что-то упало, разбилось, плеснуло водой и, поспешно шлёпая явно босыми ногами, шаги вернулись обратно. Широкая ладонь бережно приподняла голову, и сухих губ мальчишки коснулся край посудины, по горлу потекла прохладная, живительная влага.

О, как же хорошо... Вода... какая же она вкусная...

Попытался открыть глаза: – «Нет, пока не могу, сил не хватает, очень тяжело... устал... как же хочется спать...

Засыпая, на остатках сознания Взрывник услышал грохот и всплеск, но он уже не видел, как в комнату вошла девочка лет двенадцати и, выронив деревянный таз с водой и лоскутом ткани для обмывания тела, заскулила на одной ноте, зажимая рот обеими ладошками. В спину ей ткнулась вторая, такая же на вид девочка, шедшая следом с опущенной головой и сложенным саваном в руках. Вытаращив из-за плеча сестры большие синие глазищи, она, не веря тому, что видит, наблюдала, как отец поит умершего брата, а мать, комкая руками передник, стоит рядом, покачиваясь и обливаясь слезами с глуповатой улыбкой на лице.

***

Инала сидела на полу у лежанки спящего сына, поджав под себя истоптанные за её нелёгкую деревенскую жизнь босые ноги, по привычке прикрыв их краем серой самотканой юбки. Голова была настолько тяжела, что всё время клонилась вбок, и так хотелось уложить её хоть как, хоть куда-нибудь, лишь бы на чуток сомкнуть свинцовые веки, уже третьи сутки не знавшие отдыха. Сон так и окутывал крыльями своими, тянул в мягкий омут, но женщина держала тёплую руку своего воскресшего чада и боялась уснуть. Она опасалась, что задремав, вдруг проснётся и обнаружит её мальчика холодным, безжизненным телом. Нет, она не допустит этого вновь, и если воскрешение – лишь чудесный сон, то она будет охранять его, пока хватит сил. Уже двое суток, как он спит, изредка просыпаясь, в бреду произнося странные слова и незнакомые имена, и снова засыпая. В эти краткие моменты она успевала влить в него немного тёплого бульона, сменить подстилки и напоить ключевой водой из Священного источника. Всё хозяйство она переложила на хрупкие плечи своих юных дочерей, которым и двенадцати-то ещё нет, но они умницы, справляются и даже уговаривали мать лечь отдохнуть, обещая глаз с Калина не спускать. Но где там, разве она могла такое себе позволить.

Когда сердце её мальчика перестало биться, Инала не хотела этому верить, принять и отпустить эту утрату, как завещали предки. Она медленно умирала вместе с ним, день за днём, час за часом, видя, как болезнь пожирает его, и корила себя и мужа за бессилие, молилась Богам, обещала им всё, что они пожелают, лишь бы вернули ей сына, и Боги её услышали. Они вернули Калина к жизни, но что захотят взамен? Эта мысль мелькнула лишь однажды и ушла, на данный момент она волновала женщину не очень сильно, так, лишь неприятным червячком копошилась на задворках души. Но как бы не храбрилась женщина, сон, всё равно, победил её, и уже через несколько мгновений сама не заметила, как мирно спала, прислонивший щекой к ладошке сына.

Открыв глаза, мальчик уже достаточно чётко увидел дощатый потолок, балку, а на ней, зацепившись хвостом, вниз головой висел маленький дымчатый зверёк и, не моргая, глядел большими овальными глазюками на пробудившегося.

Взрывник улыбнулся.

– Привет, мохнатый, – прошептал он сухими губами.

Зверёк дёрнул ухом и склонил голову чуть вбок, всё так же таращась на мальчика, и вдруг, расправив кожастые, перепончатые крылья, широко зевнул, показывая довольно большие острые зубки. Он чем-то напоминал летучую мышь и кота, словно скрестили двух животных и добавили ещё что-то незнакомое, ранее невиданное.

– Сынок, сыночек, – тут же проснулась Инала и принялась ощупывать лоб и щёки больного. – Как ты, милый? Водички принести? – засуетилась, захлопотала женщина, даже не поняв, что мгновение назад она крепко спала.

Напившись, Взрывник попытался немного приподняться. Мать правильно поняла потуги сына и, приподняв подушку, уложила его повыше.

Взору мальчишки открылись новые детали.

Да, он совсем не помнил и этот дом, и это семейство. Это теперь было не так важно. Главное: он может дышать, он жив! Смутные обрывки мыслей, связанные с переносом чего-то в хитрой лаборатории, в которой столько всего было накручено… Да, он помнил и Дока, и маму Асю, и сестрёнку… Как они? Что их ожидает?..

«Вот это меня занесло...» – Подумал мальчик, разглядывая примитивную, самодельную обстановку без намёка на лакокрасочные покрытия. – «Кажется, я попал в прошлое", – в расстроенных чувствах подумал он и, решив разобраться с этим чуть позже, так как голова и без того раскалывалась от боли, принялся ощупывать себя: все ли части тела на месте.

– Болит что-то, сыночек? – Тут же обеспокоилась мать мальчика. – Ну, не молчи, где болит, что?

Будучи сообразительным ребёнком, Взрывник прекрасно понимал, что женщина принимает его за своего сына, но разубеждать её в этом так и не решился, да и то, что он оказался именно сыном, а не дочкой, порядком обрадовало. Мало ли какие накладки могли произойти во время переноса, вроде как в параллельный мир отправляли, а очутился вон где. Во, дела…

Теперь нужно узнать собственное имя и куда его занесло. Память бывшего хозяина тела упорно молчала, не желая отвечать на эти простые вопросы.

– Кто я? – хрипло произнёс мальчик. – Как меня зовут?

Женщина схватилась руками за лицо и тихонько ойкнула, но быстро собралась, присела на край лежанки, взяв ребёнка за тонкую кисть, тихо произнесла с улыбкой:

– Калин. Тебя зовут Калин, сынок, а я – твоя мама. – Слёзы, навернувшись на глаза, дорожкой побежали вниз по лицу, оставляя мокрые следы на щеках. Крупная тёплая капля упала на руку Взрывника.

Мальчику стало безумно жаль эту женщину, захотелось её успокоить, но он не знал как.

– Я помню тебя, мама, не плачь. Себя забыл, немножко, ну, может ещё чего-то забыл, не знаю, но тебя я помню, не плачь.

Инала улыбалась сквозь слёзы. Она плакала и улыбалась, и казалось, что волны счастья, исходившие от неё, освещали комнату ярче ста свечей.

Неожиданно и резко распахнулась дверь, и в помещение широким, быстрым шагом ворвался косматый рыжий мужик, похожий на медведя шатуна.

– Что? Что с ним? – Проревел обеспокоенный отец и, увидев почти сидящего сына, расплывшись в улыбке, застыл на месте.

– Фух! – Громко выдохнул он. – Слава Богам! Я, дурак, плохое подумал. А ты чего ревёшь, людей пугаешь? – обратился он к супруге. – Во, дура! – и рассмеялся, да так громко, что даже с потолка что-то посыпалось.

Взрывник глянул вверх.

Не, это не от смеха счастливого главы семейства – просто перепуганный зверёк, улепётывая, мимоходом скинул мусор с потолочной балки.

«Кого же он мне напоминает? – подумал мальчик, разглядывая мужчину. – Базиль! Точно, Базиль!» – Сердце свалилось в желудок глыбой льда, распустив холодные щупальца по телу. Даже волосы на руках встали дыбом. Этот человек выглядит точь-в-точь, как тот бандит, который выставил его на арену биться с кровожадными мутантами. Хорошо, что хоть нож дал и на том спасибо. Тогда мальчику пришлось впервые убить человека-мутанта, чтобы выжить. От всплывшей картинки вмиг стало плохо. Лицо побелело, и тело всё пробил озноб.

– Ты чего это? – ринулся к больному отец. – Снова плохо? Инала, окно открой.

Взрывник, вжавшись в подушку всем тощим тельцем, таращился на того, кто называл его сыном, и не верил ни своим глазам, ни своим ушам.

– Безумие... – прошептал он еле слышно. – Как? Не может такого быть...

Чего? – не расслышав, спросил взволнованный мужчина, поправляя подушки.

Тихо подойдя сзади, Инала приобняла мужа.

– Юр, наш мальчик, кажется, потерял память. – Она постаралась сказать это как можно тише, на ухо супругу, но Взрывник, всё равно, услышал.

– Калин, ты помнишь своего отца? – Спросила Инала, ласково глядя на испуганного ребёнка.

Тот отрицательно мотнул головой.

Широкая тяжёлая ладонь коснулась взъерошенных волос мальчишки

– Ничё, главное – жив, а память вернётся. Инала, шла бы ты спать, на тебе лица нету. Я подежурю.

– Но... – она собралась было возразить мужу.

– Иди, говорю.

Напоив сына тёплым молоком, уставшая женщина ушла отдыхать, а Юр взял деревянную заготовку, уселся на лавку напротив кушетки с засыпающим мальчиком и принялся стругать её здоровенным, кривым ножом, точно таким же, какой был у Базиля.