23 августа 2019 г.
Гамбург, Германия.

За минуты до катастрофы

У Изобретателя, как Элиот Мастерсон предпочитал себя называть, даже когда стал главой компании, было несколько цитат, которые он перечитывал в редкие минуты душевной слабости. Ни одна из них не являлась молитвой или религиозным гимном. Но каждая имела отношение к человеческому разуму.
Раньше кроличьей лапкой на удачу, воображаемой бутылкой шампанского для «крещения» корабля — то есть любого судьбоносного дела — был для Элиота текст послания, отправившегося к звёздам на борту космических аппаратов «Вояджер-1» и «Вояджер-2». Он знал его наизусть.
«Мы направляем в космос это послание. Оно, вероятно, выживет в течение миллиарда лет нашего будущего, когда наша цивилизация изменится и полностью изменит лик Земли… Если какая-либо цивилизация перехватит «Вояджер» и сможет понять смысл этого диска — вот наше послание:
Это — подарок от маленького далёкого мира: наши звуки, наша наука, наши изображения, наша музыка, наши мысли и чувства. Мы пытаемся выжить в наше время, чтобы жить и в вашем. Мы надеемся, настанет день, когда будут решены проблемы, перед которыми мы стоим сегодня, и мы присоединимся к галактической цивилизации. Эти записи представляют наши надежды, нашу решимость и нашу добрую волю в этой Вселенной, огромной и внушающей благоговение...».
И хотя он повторил его про себя и в тот раз, в мае 2019 года, при предстартовых тестах, дурное предчувствие посетило Мастерсона и больше не покидало.
Это случилось на его космодроме недалеко от Браунсвилла, штат Техас, когда он присутствовал при рутинном выведении на орбиту нескольких крупных телекоммуникационных спутников, принадлежащих Индии, и ещё нескольких десятков орбитальных аппаратов малых размеров. Эти наноспутники весили от десяти до одного килограмма, и это был не предел. Хотя для самых крохотных спутников, которые можно положить в карман, как зажигалку, не нужно запускать огромную ракету — хватило бы такой же крошечной. Но они пока были в процессе разработки.
Индийцы использовали на этот раз ракету его компании — “Space Hawk”, чьё название образовано от имени хищной птицы, вместо привычной ранее русской «рабочей лошадки» из семейства «Протонов». Тому было много причин, и не только технико-экономического свойства. Пуски в том году следовали один за другим. Корпорация едва успевала производить аппараты, которые расходились как горячие пирожки, и становилась если не монополистом, то одним из ключевых игроков рынка.
Но не только этим они занимались. Существовало ещё одно направление работы. Секретное.
Итак, объект, который Элиот про себя называл «Прометей» (официальное название было иное), на тот момент кружился в околоземном пространстве несколько месяцев. Завершающие монтажные работы были проведены автоматикой уже на орбите. Риска не было — технология сцепления двух и более модулей была хорошо отработана при сборке МКС. Зато это позволило на двадцать процентов снизить расходы, что было его коньком. Он и штат сотрудников держал минимальный и всегда приветствовал выполнение одним работы за троих, даже если людям приходилось перерабатывать. Он любил говорить, что способность меньше спать — главный человеческий ресурс и резерв.
Задавая тон, он был требователен и к себе. Его физиология ему позволяла. А заодно несколько стимулирующих веществ. Тот, кто не мог соответствовать, быстро выгорал, как теплозащитный слой обшивки, и вылетал прочь, как ракета.
Но зато десять тысяч сотрудников делали дело, которое раньше было по плечу лишь целому государству. Хотя в последний год всё-таки пришлось увеличить численность персонала почти на четверть.
А тогда, на стартовой площадке обычной гражданской ракеты, чьё брюхо было набито мирными спутниками, далёкий «Прометей», уже висевший в космосе как меч над чьими-то головами, не занимал его мыслей. Элиот делегировал обязанности, распределял их не только внутри своей фирмы, но и внутри своей головы. Поэтому умел отвлекаться.
Правил он для себя придумал много. Например: если хочется работать — работай. Если тебе хреново и не хочется — работай. Если хочется спать — тоже работай. И тогда обгонишь всех.
Но самым первым правилом было другое: «Не задерживайся на одной ступеньке».
Именно следуя ему, Элиот когда-то давно оставил свою страну и уехал в Канаду по студенческой визе, а оттуда — чуть позже — в США. И это было верным решением. Особенно учитывая, что страна вскоре превратилась в криминальную клоаку, где в начале XXI века белого могли убить на улице даже не за цвет кожи, а потому что он был более выгодной добычей. Повседневная жизнь ЮАР в чём-то уже тогда походила на зомби-апокалипсис. Хотя в остальной Африке южнее Сахары жили ещё хуже.

В крохотном ЦУПе — не чета Байконуру или мысу Канаверал — мистер Мастерсон находился всего десять минут, следя одним глазом за работой трёх одетых в форменные комбинезоны операторов, которые всё равно выглядели как гики, а не как солидные учёные. Сетчаткой другого глаза, слегка модифицированного с помощью технологий, пока не поступивших в свободную продажу, — Элиот воспринимал информацию без помощи экранов, непосредственно: цифры, графики и видеоданные, в которых отображались первые шаги новорождённого «Спейс-Хоука», то есть космического ястреба. На очереди была такая же технология для слухового нерва, но её пока не оттестировали должным образом на добровольцах.
Ракета взвилась в небо, всё прошло штатно, и Мастерсон зашагал к выходу. И в этот момент подумал:
«Они будут взлетать точно так же. И ты это знаешь».
С этой мыслью он потерял покой.
«Я не заказывал это. Заберите назад и верните мне деньги, пожалуйста». Но мысль не ушла, и страх не ушёл.
Первое правило мультимиллиардера. «Никогда не трать время на ерунду». Тот, кто его не соблюдает, даже миллионером не становится. Разве что получает всё в наследство.
Это было в мае. До всеобщего Затмения оставалось три месяца.

***

Когда к нему обратились с этим предложением, он в первый момент принял его за розыгрыш, несмотря на то, что исходило оно от джентльменов солиднее некуда.
Орбитальная платформа, пригодная для размещения метеорологического оборудования, объёмом тридцать кубических метров и массой шесть тонн, способная маневрировать на высоких орбитах, используя не ракетный двигатель, а автономные источники энергии. И два года срока на все работы.
Задачка для Николы Теслы, причём не реального, а мифического, который якобы кидался молниями и умел телепортировать объекты размером с дом.
Но НАСА, которое обычно было на голодном пайке, внезапно получило от новой вашингтонской администрации, где ястребы сидели как куры на жёрдочке, полный карт-бланш на эти работы. А уже аэрокосмическое агентство пригласило его как главного субподрядчика.
Ему уже случалось работать с оборонщиками. Именно его компания была разработчиком виртуальной среды и метаязыка для разработки военной техники. Заказчиком было агентство DARPA . Программа включала в себя всё, от компьютерного моделирования до управления логистикой, была предельно гибкой и иллюстрировала собой преимущество сетевых полицентрических систем над вертикальными иерархическими. Применялся в ней даже краудсорсинг . Ведь почему бы свободным людям не помочь своему правительству в поиске cost-effective solutions?
Впрочем, случались и курьёзы. Говорили, что именно коллективный разум подсказал американскому военному ведомству заказать — не у Элиота, а у другой компании — дрон, один из двигателей которого работал на биогазе. Более того, эта летающая хрень могла производить топливо из любых органических остатков. Но, насколько знал Элиот, прототипов произвели всего четыре штуки, после чего секретный проект заморозили. Хотя зачем он был нужен вообще? Загадка. А на подходе уже были беспилотники «Цикада» размером с мышь, которые в перспективе можно будет печатать на 3D-принтере прямо на борту самолета-носителя. Сделать их размером чуть больше — и кроме камеры можно поставить оружие — например, пневматический пистолет. Или заряд взрывчатки.
Так зачем нужен летающий робот, который может делать топливо для себя из гниющих кукурузных початков или туши дохлой коровы? Незачем. Если только не рассматривать вариант мира, где не будет ни 3D-принтеров, ни нефтеперерабатывающих заводов. Тогда летающий генератор биогаза, может, и имел бы смысл. Хотя нет. Робот слишком высокотехнологичен, чтобы работать без промышленной базы. И слишком дорог. Поэтому на них и поставили крест. Люди дешевле и надёжнее. Пока ещё.

«Прометей»… Каждый из узлов этой платформы по отдельности был вполне технологически выполним и не очень нов. Но всё в комплексе… подобного в истории космонавтики ещё не делалось. Русские имели некоторые наработки в этой области. Но речь шла о маневрировании, смене плоскости орбиты малыми спутниками с помощью разгонных блоков. А от него требовали гораздо большего. Того, что раньше было прерогативой «Звёздных войн» — и не от Рональда Рейгана, а от Джорджа Лукаса.
Но прошло девятнадцать месяцев, и дело было сделано. И теперь он гордился им не меньше, чем своей аэрокосмической компанией. Хотя об этом вкладе в прогресс и сохранение мира и свободы на Земле он сможет по условиям договора рассказать только через десять лет.
И всё же имелся один неприятный червячок, который грыз Мастерсона день и ночь. По своему опыту Элиот знал, что и великие удачи, и огромные несчастья происходят при мизерной вероятности. И всегда неожиданно. Парадокс чёрного лебедя…
«Какого дьявола я думаю об этом? Разве это повысит котировки моих акций? Разве это заставит лучше продаваться мои электромобили и гаджеты?».
Но, вспоминая, как удаляется и делается всё меньше в чистом полуденном небе безобидная транспортная ракета, Мастерсон не мог себя заставить не думать. В молодости, пока Элиот ещё не подчинил себя жёсткому тайм-менеджменту, он увлекался не только программированием и изобретательством. Космосом он заболел после научной фантастики, особенно Айзека Азимова. Серия про «Основание» была его любимой.
Но там, на стартовой площадке, белый мультимиллиардер, родившийся на африканском континенте, вспомнил совсем другую книгу, роман лауреата премии «Хьюго» времен «холодной войны», от которой ему ещё ребенком было не по себе.
Она называлась “A canticle for Leibowitz”. «Страсти по Лейбовицу». Нет, к религии этот роман отношение не имел… как и к эротике. А вот с Азимовым перекликался... тоже касался цикла рождения цивилизации и её гибели. В огне.
А сейчас она заставила Мастерсона думать о чёрном лебеде, вестнике смерти и разрушения. Обычно он старался не думать, настолько страшна эта птица. Всегда хватало более реальных рисков. А тот, который казался маловероятным, игнорировался. Хотя бы для сохранности психики.
“Space Hawk” уносился ввысь, а его создатель всё размышлял… И радостные мысли о том, что он обеспечил западную цивилизацию новым “ultimo ratio”, которое позволит установить стабильный мировой порядок на следующие лет десять, — как ветром сдуло.
«Когда дело касается русских, обычные законы логики не действуют», — когда-то давно сказал ему отец, оторвавшись от чтения газеты. ЮАР до самого крушения апартеида была, мягко говоря, в недружественных отношениях с СССР. Ещё бы. Последний очень помогал чернокожим повстанцам.
Элиот не считал себя русофобом и признавал, что у страны, где букву “R” почему-то пишут зеркально, были свои достижения. Например, в космосе.
Но в этом случае отец оказался чертовски прав.

Элиот Мастерсон не был бы собой, если не располагал бы силами и средствами для наведения справок. И он знал: то, что ему известно как «Проект ”Прометей”», в Пентагоне значилось как «Проект ”Дамокл”». Впрочем, и в пятиугольном здании явно догадывались, что всё он знает, и мирились с этим.
Но… Fait accompli , как говорят французы. Дело уже было сделано. Работа сдана заказчику, а значит, его детище находится под полным контролем НАСА… а по факту — военного ведомства. Кое-что он себе всё же оставил, хоть это и было незаконно. Крохотную «back-door», потайную дверцу, чтобы следить за функционированием платформы. Крохотный радиомаячок, который будет «спящим» и подаст сигнал на определённой частоте только в определённых узко очерченных обстоятельствах. В случае обнаружения это не бросало на него тень, а могло быть списано вояками на техническую недоработку. Всё-таки его специалисты чуть более компетентны, чем военные техники и инженеры.
Это знание было важно для него, чтобы планировать свою жизнь. И быть готовым к самому плохому.
Впрочем, Элиот установил для себя вероятность фатального развития событий в одну десятую долю процента. Не больше. Ведь люди − не лемминги, чтобы кидаться с обрыва в воду по весне. Ядерное оружие существовало почти восемьдесят лет, и хватило ума не применять его после Хиросимы и Нагасаки.
Он привык выигрывать, имея 1 к 100 не в свою пользу. То есть в ситуации в сто тысяч раз хуже. Облегчением для совести была мысль, что и без «Дамокла» глобальные риски не становились ощутимо меньше. Скорее — даже выше. Ведь «Дамокл», как его заверяли, будет важным фактором мировой стабильности. И годился тот не только против Медведя, но и против любой страны или блока, которые вздумают угрожать миропорядку. Он, может, был и неидеален, но именно при нем Мастерсон имел возможность заниматься своими проектами.
Не за горами времена, когда не только failed states, «государства-неудачники» — но и любой маньяк или фанатик смогли бы приготовить боевой штамм вируса в нано-микроволновке у себя на кухне. Об этом предупреждал Рэй Курцвейл .
Но пока главной угрозой была одна страна, всё ещё располагавшая слишком большим количеством ядерного оружия и даже собиравшаяся свой арсенал наращивать.

***

Элиот Мастерсон задолго до первых значительных успехов взял за правило никогда не откладывать дела в долгий ящик. Даже если очень хотелось. Смета расходов была составлена им ещё в его личном реактивном самолёте, державшем курс на Майами, пока он смотрел на проплывающую внизу белую равнину облаков.
Техническая часть проекта была готова на следующее утро после озарения на космодроме. Он придумал её в пентхаусе, который арендовал со всей обстановкой специально для приватных встреч, хотя мог себе позволить купить его вместе с находящимся внизу небоскрёбом в семьдесят этажей. И ещё десять таких же. Но он не терпел «статусных расходов», а ещё меньше любил, когда деньги лежат мёртвым грузом.
Зато, как и вся его недвижимость, апартаменты были оборудованы системой «умный дом». Она могла не только поддерживать чистоту и кондиционировать воздух, но и заказать по сети и приготовить к его прибытию скромный обед или ужин. И не только готовую пиццу. Скромный по его меркам. Маленький конвейер, миниатюрный лифт, несколько манипуляторов — и вуаля! Bon appétit. И всё это без помощи прислуги из плоти и крови.
В этот раз он заказал машине хорошо прожаренный стейк. Вегетарианцем Элиот не был, давно решив, что для каждого периода жизни свои радости. Когда-то ему нравилось играть с конструктором «Лего», потом пришёл черёд видеоигр (подростком он их даже создавал сам), а потом он отдыхал от стремительного восхождения по социальной лестнице с противоположным полом. Немного старомодно, да. А когда он станет, как собирался, существом из волн и энергии, то найдет свои радости. Например, исследовать кривизну многомерного пространства-времени. Но глупо отказываться от тех источников удовольствия, которые тебе дает природа на текущем этапе. С этим даже буддисты не спорят.

Посвящать других всё равно пришлось бы, но этот момент Мастерсон старался максимально отсрочить. Однако и тянуть было нельзя. Он чувствовал, что в воздухе пахнет озоном, а значит, будет гроза.
Кто-то на его месте думал бы о своём состоянии и обо всех незаконченных проектах и планах. Кто-то — о семи детях от двух браков и двух бывших жёнах, с которыми он сохранил хорошие отношения. А он думал о цивилизации.
Никто кроме него не мог сделать эту работу. Работу хранителя.
Элиот ещё надеялся на лучшее. На то, что он ошибся. Но допускал и вариант чёрного лебедя — общипанного, с перьями в радиоактивном мазуте, с красными глазами, готового наброситься и заклевать любого. Лебедя-зомби. Поэтому и хотел подстраховаться: за себя и за те семь миллиардов людей, которые о лебеде не подозревали. Нет, спасти их он, конечно, не мог. Речь шла только о наследии.
Для начала он разузнал всё, что касалось работ в двух интересующих его направлениях. Первое, оптимистическое — сохранение памяти цивилизации. Второе, пессимистическое — сохранение памяти о цивилизации.
Разузнал… и нашёл их страдающими безнадёжным дилетантизмом, а то и шарлатанством. Они не учитывали того факта, что вместо «мягкой посадки» человечество может ждать «взрывная декомпрессия». Часы Судного дня в Чикагском университете уже перевели к двум минутам до полуночи, а наивные идиоты всё ещё верили, что после обмена ядерными ударами уцелевшие народы заплачут, обнимутся и мирно выстроятся в очередь, чтобы по-братски поделить остатки ресурсов и сбережённые технологии.
Несомненно, такие клады как «Global Seed Vault» на Шпицбергене приберут к рукам сильные. Дай бог, чтобы они при этом не разрушили их. Но, к сожалению, этим хранилищем семян на острове Свальбард примеры настоящих работающих «ковчегов» и исчерпывались.
Остальные частные и получастные проекты годились только как приманка для туристов. Государства подходили к этому более основательно. Русские с упорством барсуков рыли нору на Урале. Американцы, китайцы, японцы и даже финны делали нечто подобное у себя. Но всё это были проекты с горизонтом в пятьдесят-сто лет. И все они касались в основном сохранения материи, точнее, элиты, а не памяти, знаний и технологий.
Элиот собирался заполнить этот пробел. Но если выполнение пункта 1 требовало колоссальных затрат сил, денег и времени, то пессимистический пункт 2 (т. е. Монумент человечеству), был вполне осуществим за какие-то несколько десятков миллионов долларов и в течение месяца. Именно с него Мастерсон и собирался начать.
Был ли этот пункт таким же нужным, как первый? Безусловно. Даже если человечеству в полном составе суждено погибнуть от собственной глупости, труд сотен и тысяч поколений не должен пропасть зря.
«Пусть мы будем хотя бы антипримером», — подумал Элиот, вращая перед глазами объёмные изображения подземелий горы Ямантау. Кроме него их видели всего человек двадцать во всём Западном полушарии. Да, русские вбухали в это строительство не меньше половины годового бюджета своей страны в тучные годы высоких цен на нефть.
«Она им не поможет...»
Но и из такой огромной норы на любом из материков Земли не получится обелиска для homo sapiens. Монумента, предназначенного даже не для далёких потомков — таковых может не быть, — а для чужаков, которые благодаря ему поняли бы, чем были люди и чего они достигли.
«И на чём споткнулись».
После Заката то, что не уничтожат дикари, уничтожит время. Артефакты ещё раньше приспособят под предметы культа, а прежние командные пункты и убежища — под святилища и гробницы. Оледенения будут сменяться похолоданиями и наоборот. А дрейф континентов — идти своим ходом. Появятся новые горные массивы и новые дуги тектонической напряжённости. И даже материковые плиты не гарантируют стабильности. Пройдёт пара десятков миллионов лет — и не останется следа от тех пещер. Хотя в реальности они рассыпятся гораздо раньше.
Околоземное пространство — это тоже не вечность. Был проект Европейского Космического агентства, но пока он не пошёл дальше набросков. И даже если рассчитать орбиту, свободную от мусора и метеоритных потоков, нельзя исключить возможность падения на поверхность… Космическая пыль постепенно проест корпус аппарата и доберётся до содержимого. Всего за каких-то сто миллионов лет.
На Земле за это время тела людей превратятся в нефть. Не всех, конечно, а только погребённых в специфических условиях — лежащих под массивными завалами, смытых волной цунами и затянутых в ил, поглощённых разверзшейся землёй… Остальные превратятся в прах.
А вот Луна — это вечность без всяких «почти». Даже обычный лист бумаги может пролежать там миллиард лет. Американский флаг стоит в таком же виде, в каком его оставили астронавты, хотя и не полощется на ветру (над теми, кто в это не верит, Элиот посмеивался, но их логику понимал — действительно, есть что-то обидное и странное в том, что сумели, но не стали повторять). И будет стоять даже тогда, когда место, где находился Белый дом, скроет двадцатиметровый слой осадочных пород. Если, конечно, в звёздно-полосатый флаг не ударит мстительный метеорит.
Так Элиот принял решение, что на борту «Спейс-Хоук-10», который в июле понесёт беспилотный зонд Европейского Союза к Луне, будет немного дополнительного груза.
Если ничего не случится… то есть наверняка… пусть это останется забавной шуткой, подумал Элиот. Ещё одним «камео», вроде его появления в фильмах про супергероев в роли себя самого — эксцентричного миллиардера, помешанного на космосе. Или запущенной на орбиту спортивной машины.
Конечно, программа экспедиции не предусматривала возвращения аппарата с Луны на Землю. Отработав своё, зонд будет оставлен и забыт в пыли. И никто из землян, которые просмотрят снятые его камерой ролики на «YouTube», не будет знать, что осталось внутри корпуса лунохода.
А там за фальшивой переборкой притаилась круглая коробка из специального титанового сплава, которая вмещала тусклый серый диск, похожий на обычный “Blu-ray”, но влетевший ему почти в полтора миллиона долларов. Хотя в этот раз он, гений аутсорсинга, обошёлся без привлечения сторонних фирм. На поверхности, которую можно было поцарапать разве что алмазным резцом, в сжатой форме в двоичном коде было записано всё, что придумали и создали человеческая цивилизация и культура к этому моменту. А заодно информация о самих создателях — не только анатомия и физиология, но и наиболее полная на тот момент расшифровка генома. Амальгама десятков тысяч лет истории человека разумного и миллиардов лет органической жизни.
В этом массиве информации были и изображения готических соборов, и чертежи двигателя внутреннего сгорания, и картины Пикассо, и шедевры мирового кинематографа, и кинохроника — цветная и чёрно-белая. Элиот не сомневался, что слайды статичного изображения и видеофильмы чужаки просмотреть смогут. Даже если у них нет глаз. Технология считывания лазером будет интуитивно понятной даже тем, кто отказался от подобных проигрывателей тысячи лет назад или вообще никогда не использовал. Пиктограммы, формулы, графики и цифры они ещё смогут интерпретировать, а вот естественные языки — большой вопрос.
Насчёт распознавания звуков у него было ещё больше сомнений. Расшифровать человеческую речь для тех, у кого совсем другой голосовой аппарат и органы слуха (или нет таковых вовсе) может оказаться невозможной задачей. Но всё же он поместил на диск и симфоническую музыку, и современный поп и рэп, и шёпот матери, и плач ребёнка, и голоса птиц и зверей, и шум ветра и дождя, и грохот вулканов и землетрясений, и шуршание песка с океанским прибоем. И всю тому подобную ерунду, о которой вспомнили еще отправители «Вояджера».
Человеческая речь должна прозвучать для неизвестных чужаков на сотне языков, даже если для них это будет значить не больше, чем звуки, которые издает муравей своими жвалами. Приветствия, прощания, комплименты, клятвы в вечной любви и смертельные проклятия. Даже звук ударной волны, как его воспринимает человеческое ухо, треск автоматной очереди и близкий разрыв снаряда. И нацистские марши, и речи Йозефа Геббельса, и современных президентов, и даже слова международных террористов и нескольких маньяков-убийц. Всё это они должны услышать. Надо быть честными.
И всё-таки на капсулу может упасть метеорит, подумал Элиот. Даже если вероятность — один к миллиону. Если бы не спешка… можно было добавить в спускаемый модуль лунной ракеты миниатюрный бур, систему управления плюс компактный источник энергии. Тогда капсула могла бы зарыться в лунный реголит, как краб в песчаный берег. Вернее, краб-мутант — на тридцать футов. И тогда для неё получилось бы идеальное убежище на геологически неактивной планете, которое сохранило бы информацию нетронутой до тех пор, пока Солнце не надумает стать красным гигантом и поглотить систему Земля-Луна. То есть на пять-семь миллиардов лет.
Но времени не было. Элиот чувствовал, что развилка — точка расхождения, после которой кот Шрёдингера или отправится вдоль по радуге в кошачий рай, или останется и дальше гадить в тапки, — появится этим летом. Об этом говорили и все прогнозы. Графики цен на энергоносители и драгоценные металлы, прогнозируемые пики солнечной активности, сроки президентских и парламентских выборов, динамика подковёрной борьбы в странах с закрытыми режимами — все массивы данных, на обработку которых Мастерсон тратил простаивающие вычислительные мощности, говорили о том, что пик риска приходится на август.
Простая логика говорит о том, что, если эту войну начнут, то тогда, когда в Северном полушарии лето, а не зима. Так проще помогать пострадавшим — в своей стране, разумеется. А наиболее опасен конец лета.
«И не спрашивайте меня, почему. Это уже из области психологии, а не геополитики. Например, в августе сезон отпусков у западной элиты».

Поэтому придётся оставить капсулу на поверхности спутника Земли и надеяться, что траектории крупных метеоров в ближайший миллиард лет его минуют.
Рядом с диском в контейнере внутри лунохода была закреплена капсула из того же сплава. На боку у неё прямо в металле была выгравирована надпись. Уже без кода, по-английски. «Hello. If you are reading this and in case you are NOT a human being… then I presume that we had killed our entire race in a nuclear war. But we are nice people. Feel free to resurrect us. Yours, E. C. Masterson».
А ещё там был генетический материал в запаянной колбе. Не тот, конечно, который мужчина может отдать понравившейся женщине без помощи достижений генетики. Диплоидных клеток — клеток кожи, в данном случае его собственных (ещё одна минута тщеславия!) — для клонирования вполне хватит.
Конечно, для земной науки, которая не может клонировать даже блохастого мамонта, замороженная туша которого сохранилась почти полностью, это пока невозможно. Хоть его геном и полностью секвентирован, для клонирования нужна не ДНК, которая всего лишь перфокарта с информацией, а неповреждённое клеточное ядро, которого нет. Но этим пришельцам со звёзд, раз уж они сумели пролететь много световых лет, информации от «голой» ДНК должно хватить с избытком.
На Луне эти клетки, как и всё содержимое капсулы, будут находиться при температуре, близкой к абсолютному нулю, а уж он позаботится о том, чтобы проклятый луноход обрёл свой вечный приют в какой-нибудь расщелине, дабы не подвергаться воздействию прямых солнечных лучей.
Там, в Море Спокойствия, где должен завершиться цикл работы аппарата, его и найдут будущие посетители Земли и её естественного спутника. Жаль, что они не увидят заложенной в этом названии иронии.
Вряд ли пришельцы не додумаются применить мощный детектор металла на спутнике подозрительной планеты, находящейся в «зоне жизни» у жёлтой звезды нужного спектрального класса. Да, капсулу заметит только цивилизация, более развитая, чем земляне. Но только такая и сможет попасть в чужую звёздную систему.
Элиот поймал себя на мысли, что рассуждает об этом, как о неизбежности.
Своего рода покупка индульгенции.
«И богу свечка, и чёрту кочерга, как говорят русские… — вспомнил он. — Сукины дети! Какого чёрта этим потомкам Чингисхана не живётся спокойно? Почему они именно сейчас по заветам духов предков ударились в поход до Последнего моря? Почему не через двадцать лет? Тогда разрыв стал бы ещё фатальнее, и мы прихлопнули бы их вместе с их ракетами, балалайками, водкой и боевыми медведями одним щелчком пальцев. Ну почему?!».

Обо всём этом он вспомнит 23 августа в Гамбурге, во время перерыва на ланч, когда горизонт взорвётся красным, а башня из стекла и бетона, где он принимал корпоративных посетителей, находясь в этой части Европы, потеряет все стёкла и начнет крениться.
«Люцифер повержен. Кирие элейсон!» — вспомнил он в тот момент слова католического гимна, которые один автор — американский военный лётчик и самоубийца — использовал в своей книге о ядерной войне, которая была изображена не как конец, а как циклическое проклятье человечества.
Вспомнил за секунду до того, как комнату, где он находился, окутала тьма опускавшейся с потолка пыли.