Неприятностям всегда предшествуют незваные гости или нежелательные известия. Это Флозерин знал не понаслышке. Особенно, если это происходило с утра пораньше, в то время, когда он был наиболее подвержен приступам неконтролируемой ярости. Вот и в этот раз всё происходило как по заранее написанному сюжету.

Казалось, солнце само только открыло глаза, а в двери тихого, уютного домика на улице Костоправов уже стучали. И делали это с настойчивостью мамонта, атакующего городские ворота. Бух – бух – бух!

Флозерин попытался прикинуться глухим. Не помогло.

Он укрылся с головой. Стук не прекращался. Эльф рыча, словно песчаный крурт[1], подпрыгнул на кровати и, ругаясь на все лады и путаясь в одежде, устремился вниз. За то время, что Милли жила в его доме и выполняла кучу домашней работы, он сам не открывал дверей, справедливо считая, что самоназначенная секретарём и должна всем этим заниматься. Но пару дней назад она уехала из Медессы по каким–то своим делам, и Флозерин в полной мере ощутил незаменимость своей помощницы.

— Что?! — рявкнул эльф, да так громко, что стоявший на пороге верзила от неожиданности попятился, а половина ранних посетителей улицы Костоправов испуганно заозиралась.

Но для продолжения разговора Флозерину пришлось задрать голову, чтобы взглянуть в лицо визитёру. Больше всего визитёр напоминал кочевника – дхала из знойных, гибельных пустынь Халифата[2]. Да и одет он был соответствующе: широкие шаровары, войлочные туфли с загнутыми концами, широкий расшитый пояс, на котором висела пара кинжалов. Тело прикрывала безрукавка, отороченная мехом, а на голове платок, повязанный так, что оставлял открытыми только глаза. Из-за плеча кочевника выглядывала рукоять ятагана.

— Чем могу?! — прорычал Флозерин, не мигая глядя на здоровяка.

— О, Хамуну вы ни к чему, многоуважаемый, — раздалось из-за спины кочевника, который тут же отошёл в сторону. Перед эльфом оказался невысокий, полноватый мужчина в белоснежном тюрбане и расшитом парчовом халате. Чёрные глаза с интересом изучали эльфа, казалось, что их владелец пытается сдержать улыбку.

— Позвольте представиться — полномочный посол благословенного Халифата в этих краях Шахрин аб-Абдах. К сожалению, дело моё столь срочное, что я был вынужден прервать ваш сон.

Сбитый с толку этой тирадой, Флозерин не сразу нашёлся, что ответить. Сохранив на лице маску невозмутимости, он предложил столь ранним гостям войти, перебирая в уме тех, кто мог подложить ему такую свинью. Список получался до обидного мал.

— Маленькая мерзавка, — буркнул он после того, как предложил гостям располагаться в гостевой комнате, а сам отправился наверх приводить себя в порядок.

Когда он вернулся, посол и телохранитель удобно расположились возле столика.

— Итак, господа, — эльф сразу решил взять быка за рога, — меня интересуют два вопроса: кто вам меня порекомендовал, и что вам от меня нужно?

Посол позволили себе некоторое подобие улыбки.

— Я думаю, что ответ на первый вопрос вам известен, а вот причина второго очень необычна – вчера из посольского дома была похищена моя дочь.

— И?.. — нетерпеливо перебил его эльф.

Телохранитель недовольно заворчал, видимо не привык, чтобы с его господином так разговаривали. Но Флозерин игнорировал огромного кочевника, глядя только на посла. Наконец, тот весь как-то ссутулился, будто из него вынули стержень.

— Дело в том, что обстоятельства её исчезновения столь необычны, что губернатор вашего острова настоятельно рекомендовала мне вас, как не… простите, эльфа, для которого нет ничего невозможного.

Флозерин выругался про себя.

— Госпожа ун–Халлис сильно преувеличивает мои возможности, посол.

— Тем не менее, по её рекомендации я нахожусь здесь, ибо идти мне некуда, — на лице посла было такое отчаяние, что Флозерин решил погодить сыпать искрами и дослушать халифатца.

— Я прибыл с миссией на Унаири три дня назад, — начал ад-Абдах. – Обычно я никогда не брал с собой дочь, но в этот раз обстоятельства вынудили меня взять её в это путешествие.

— Так это ваш корабль бросил якорь в нашем порту в конце недели. А все в городе ломали головы, из каких краёв этот красавец. Надеюсь у вас бдительные вахтенные, иначе в какое-нибудь утро не досчитаетесь украшений или орудий. Но продолжайте, — оборвал он себя.

— Первая ночь прошла без происшествий, но на вторую мою дочь похитили.

— А не могла она попросту сбежать?

— В чужой стране, в незнакомом городе?! Нет, исключено! К тому же обстоятельства, вынудившие нас покинуть Исхалдур[3], не располагают к необдуманным поступкам.

— Хорошо. Тогда расскажите, что произошло.

Посол кивнул, видимо собираясь с силами:

— В тот злополучный день, мы вместе поужинали, и Саломея отправилась в свои покои в сопровождении телохранителя. В этот вечер она попросила его оставить её одну…

— Вы ему верите? — быстро спросил эльф.

— Я посол. И никому не верю до конца. Но в этом случае я абсолютно уверен в правдивости Махмета. Он и Хамун из одного клана, который кое-чем мне обязан, а клятвы кочевников в нашей стране нерушимы. Но позвольте, если вы задаёте вопросы, кьер Флозерин, это даёт мне надежду, что вы согласитесь помочь?!

— Не даёт, — отрезал эльф. – Я спрашиваю, чтобы узнать, насколько глубока яма со змеями, в которую вы пытаетесь меня столкнуть заодно с губернатором. Когда я всё тщательно взвешу, я дам ответ. А пока продолжайте…

Сбитый с толку посол некоторое время собирался с силами, отходя от такой откровенности, и спустя минуту заговорил:

— Мои покои находятся в другом крыле дома, но даже там я услышал странный шум и как можно быстрее отправился туда, — тут он сделал паузу. – Первое, что я увидел, это лежавшего в беспамятстве Махмета. Комната дочери была разгромлена, будто стадо гдалу[4] носилось там.

— Ещё что-нибудь необычное там было?

— Если не считать это необычным, — устало, одними губами усмехнулся посол, а его телохранитель глухо заворчал, — то да, был ещё один момент, который показался мне странным.

— И какой?

— Окно. Оно выглядело так, будто в него попало ядро из пушки. Мы обратились к представителям Стражи, но они — обычные солдаты, не больше. Тогда я обратился за помощью к губернатору, этой женщине…

Тут эльф фыркнул:

— Она – фьери. И её восприятие мира отличается от вашего так же, как и от моего. Но это не важно. Что госпожа ун-Халлис нарассказывала вам такого, что вы пришли ко мне в такую рань?!

— Губернатор высказала предположение, что вы единственный, кто сможет помочь, если конечно я смогу вас разбудить и останусь жив.

— Как мило с её стороны, — улыбка эльфа напоминала оскал, но про себя он сыпал ругательствами в адрес фьери, посла и всего остального мира заодно. Пора, наверное, было подыскивать домик где-нибудь в глуши, но вслух он произнёс совсем другое:

— Итак, господин посол, мне нужно посоветоваться со своим напарником, но сразу хочу вас предупредить, чтобы вы готовились к любому результату поисков. Даже самому худшему.

— Но…

— Половину денег сейчас, — эльф назвал сумму, — остальное, если результат будет положительным, потом.

— А если нет… — посол стал белее мела.

— Тогда и не о чём говорить, — проронил Флозерин.

— Да, ещё — предупредите слуг, что я приду осмотреть дом. А сейчас, — тут эльф поднялся, — вынужден просить вас оставить меня. Мне многое нужно сделать.

Ошарашенные подобным приёмом аб-Абдах с телохранителем покинули жилище эльфа с завидной поспешностью. Выходя, Хамун попытался прожечь в Флозерине пару дырок, но, получив в ответ ослепительную улыбку, буркнул под нос какое-то ругательство и покинул «гостеприимный» дом.

— От людей одни проблемы, — в очередной раз сделал вывод эльф, представляя, сколько ему придётся пройти до жилища Герхарда и обратно. После этого он с нетерпением отправился на кухню за чашкой горячего каффа с парой лепёшек. И уже в приподнятом настроении вышел на улицу.



С утра на улице Костоправов царили тишина и покой. Наплыв посетителей обычно начинался ближе к полудню, а некоторые «больные» приходили с наступлением сумерек, боясь быть узнанными.

Город медленно отходил ото сна под бормотание гоблинов-уборщиков и крики чаек. Народу в это время на улицах почти не было, не считая встреченных эльфом парочки воров, возвращавшихся с «ночной» смены. Стражники у ворот проводили его хмурыми взглядами. Их интересовали входящие в город, а покидающие Медессу, скорее всего, не несли никакой финансовой нагрузки. Но в случае с Флозерином эти взгляды были щедро приправлены расовой нетерпимостью. Он представил, как удивились они, узнав, что новым губернатором стала фьери. М-м-м! Вот, наверное, было зрелище!

Спустя час времени и несколько миль, эльф подошёл к жилищу гнома. Хозяин был дома: по окрестностям разносились гулкие удары молота, а из трубы валил густой, чёрный дым. Двери, как и следовало ожидать, были закрыты, и Флозерину пришлось изрядно попотеть, прежде чем гном открыл двери. Герхард не любил, когда его отрывали от работы, поэтому Флозерин приготовился к нелёгкому началу разговора.

— Ну? — хмуро бросил гном, вытирая грязные руки и нетерпеливо косясь в сторону мастерской. – Рассказывай, да побыстрее, зачем пришёл, а то мне надо работать.

— Опять вдохновение накатило?

— Типа того…

— Слушай, Герхард, а ты стихи писать не пробовал? Там тоже всё на одном вдохновении держится…

Гном вздохнул и принялся рассматривать кувалду, которую окружающие по недомыслию считали кулаком:

— Ну…

— Мне нужна твоя помощь, дружище.

— А, что, красотка уже не справляется?! — удивлённо взметнул вверх брови гном.

Флозерин досадливо поморщился:

— Она здесь не причём. К тому же, её нет в городе.

— Не может быть! Неужели прогнал?

— Да нет, — энтузиазм эльфа поубавился. Неприязнь Герхарда к Милли принимала иногда острую форму.

— Ладно, — смилостивился гном, — с чем пожаловал?

Рассказ не занял много времени, Герхард слушал внимательно от первого до последнего слова, задумчиво хмуря лоб.

— Хм, дела, — стукнул он кулачищем по стене, по которой, как показалось эльфу, после этого засмеялись трещины. – Подожди меня часок, мне нужно закончить работу. А по дороге обсудим это.

— Хорошо, — согласно кивнул эльф, выскальзывая наружу. Оглохнуть от этого грохота он не хотел.

Спустя означенное время, Герхард растормошил сладко посапывающего эльфа.

— Я готов.

— А Эльхо? — невинно затрепетал ресницами Флозерин.

— Вчера ещё ушла в Лес. Не может выносить шум. Будто я виноват, что родился кузнецом, а не каким-то садовником!

Эльф даже дышать перестал. Гном не часто говорил об их с дриадой отношениях, которые являлись для Флозерина загадкой №1. Потому что саму дриаду он никогда не видел, и это распаляло его интерес ещё больше.

— Всё ясно, — хмыкнул он. – Сильно поругались?

— Да нет. Но.… А ладно, чего там, скоро вернётся. Так ведь?!

— А то! Кстати, как твоя служба?!

— Пока неплохо. Сообщений о вторжениях пиратов не было, и мы пока отдыхаем, — гном потёр свою блестящую лысину. – К тому же я – главный канонир «Скромницы» и имею кой-какие привилегии.

— Здорово! А…?

— Нет.

— Понял.

Входя в гостеприимно распахнутые ворота Медессы, друзья заметили глумливые лица стражей. Оставив в их карманах почти половину марки серебром, они вошли в город, по молчаливой договорённости решив не обсуждать это событие.





Глава 2



Саломея открыла глаза, но царившая вокруг мгла не прояснила положения вещей – где она, что с ней будет, и кто похититель. С содроганием она вспоминала события злополучного вечера.

Ей еле-еле удалось уговорить Махмета оставить ее без присмотра хоть на час. В конце концов, молчаливый кочевник согласно кивнул и вышел за двери. Далеко он не уйдёт, но и этого ей достаточно. Отослав служанок, Саломея упала на диван, не боясь, что платье из тончайшего синхайского шёлка изомнётся. Она скучала по прошлой жизни, о её спокойном размеренном течении, о балах и званых ужинах, которые устраивал её отец в их дворце, в самом сердце Исхалдура. Но с тех самых пор, как Великий Халиф был убит во время переворота своим же сыном Джабулом, спокойной жизни рода аб-Абдах пришёл конец. Новый халиф не терпел свободомыслящего советника. Но и убить его просто так не мог. Поэтому и отправил его в почётную ссылку послом в далёкие западные страны. Телохранители – дхалы, присягнувшие на верность их роду, отправились с ними, стоически перенося разлуку с родиной.

В тот злосчастный день, она с самого утра чувствовала какое-то томление, сменявшееся приступами паники. К вечеру Саломея была так измотана, что любое присутствие, даже близких людей, лишало её последних сил. Избавившись от Махмета и служанки, она бросилась на софу и впервые за целый день вздохнула свободно. Вытянувшись во весь рост, она прикрыла глаза. Ей вспомнилась мама, и на глазах девушки навернулись слёзы. Так много потеряно за это время, не счесть, но смерть матери перевесила все. Теперь ей даже не навестить её мавзолей, не полить цветы и не смахнуть пыль с саркофага. Саломея заплакала тихонько, как привыкла во время плавания, чтобы не слышал отец, которому и так было нелегко. Ни к чему ему лишний раз расстраиваться, видя её слёзы.

Вдруг она услышала странный шепот, словно несколько голосов роились в её голове, взывая к ней. Потом все они исчезли, и на их месте возник новый голос:

— Саломея! Саломея!

Она подскочила, испуганно озираясь.

— Кто это?

— Твой друг.

— У меня нет друзей.

— Нет. У тебя буду я.

— Но, кто ты? — сердце девушки забилось, словно птица, пойманная в сеть ловца.

— Джэнхан’гаш. Так меня называют смертные.

— Кто?!

В ответ голос зашёлся в приступе кашляющего смеха. В комнате резко похолодало, изо рта Саломеи пошёл пар.

— Так меня зовут людишки и подобные им, — голос снизился до едва слышного шёпота и взорвался безумным крещендо, симфонией визга, треска и скрежета.

Сначала фонтаном разлетелось узорчатое стекло в комнате, и в развёрнутый провал вплыло существо. Саломея пыталась закричать, позвать на помощь, но только беззвучно разевала рот. Чудовище медленно приближалось к ней, но сознание, в конце концов, милостиво покинуло её. Меркнувшим взором она успела заметить, как в комнату врывается Махмет, но существо одним взмахом руки отшвыривает телохранителя в полёт, окончившийся в коридоре. А потом опустилась тьма…



Скоро её глаза привыкли к темноте, и она смогла осмотреться. Пока она была без сознания, её бросили на пол в каком-то подвале. В воздухе витал странный, тяжелый запах от которого у Саломеи свело желудок. Сильно болела левая скула. Наверное, она ударилась ею, когда её бросили сюда. Попытавшись пошевелиться, Саломея застонала. От долгого лежания в неудобной позе при малейшем движении в него будто впивались тысячи ледяных иголок.

Когда онемение прошло, девушка сумела осмотреться, но, сколько не вглядывалась она в темноту, не сумела рассмотреть даже противоположную стену. Ещё через минуту Саломея поняла, что здесь есть кто-то ещё и этот «кто-то» смотрит на неё.

— Кто здесь?! Кто вы?!

Тишина. Сердце девушки забилось с утроенной силой.

— Кто вы?! Почему вы молчите?! Скажите же что-нибудь! Прошу…

Саломея села, обняв колени. Все её страхи ожили в одночасье и обрели пока бесформенное воплощение. Страх стал разрастаться, вытесняя все остальные чувства. Сознание девушки трепетало словно загнанная, трясущаяся от страха лань.

— Почему вы молчите?! Почему–у? — тихонько завыла Саломея.

Шорох. Стон. Рык. Снова стон. Глухое рычание. Лёгкое дуновение воздуха, и голос искажённый болью произнёс:

— Молчи…

— Кто вы?

Шорох. Запах усилился. Треск, словно рвали ткань. Снова стон. Тихое от боли рычание.

— Я – Аруш, — прошелестел голос, сорвавшись на низкое горловое рычание.

— Почему ты говоришь шёпотом?

— Чтобы он не услышал…

— Он — это Джэнхан’гаш?

— Тс–с! Молчи! Не вздумай произносить его имя вслух.

— Но кто он такой?

— Он – демон…

Сердце Саломеи ухнуло в пропасть, на мгновение даже перестав биться.

— Д-демон?! — от ужаса она стала заикаться.