Часовой захрипел, оседая на землю. Жо успел подхватить начавший падать вуж. Часовой все хрипел, ерзая спиной по пыльным камням. Катрин надавила ему коленом на грудь, прошипела, грозя ножом:
— Заткнись, баран, прирежу!
Глаза воина под низким срезом барбюта выкатились, и солдат захрипел еще отчаяннее, пытаясь нащупать рукоять своего меча. Катрин коротко ткнула ножом ему под подбородок. Хрип перешел в иную тональность. Женщина убрала руку со рта стража, вытерла ладонь о рубашку:
— Жо, не будь идиотом. Поставь эту дуру на место.
Мальчик машинально прислонил к стене тяжелый вуж. Катрин выпрямилась — в руках пояс часового с мечом и кинжалом. Невысокой тенью рядом возник вор, протянул госпоже башмаки.
— Быстро вы. Уверенно.
Катрин сравнила свой башмак с сапогом стража, вздохнула:
— И что у меня за размер? Только туфельки бабские подходят.
Шлем с головы покойника свалился. Редкая бороденка торчала вверх, левый глаз прикрыт, правый мутнел, недоверчиво следя за голубеющим небом.
— Терпеть не могу босиком бегать, — сказала Катрин, завязывая шнурок башмака. — А парень был бы жив, если бы соображал чуть быстрее.
— Ясное дело, — нетерпеливо пробормотал вор. — Идем, что ли?
— Что ты топчешься? — злобно поинтересовалась Катрин. — Отмычку забыл?
Квазимодо немедленно присел у двери, завозился с куском проволоки. Жо заставил себя выдохнуть полностью, схватил мертвеца за ворот кольчуги и отволок в сторону. Посадил к стене рядом с длинным оружием, нахлобучил на голову шлем. Ничего, — тело не такое уж и тяжелое. Только противно к теплой коже прикасаться. И кровь, натекшая на камни, тошнотворно пахнет.
Катрин пристально смотрела из-под взъерошенной челки.
Жо с трудом улыбнулся:
— Мама не поверит, что я тебя со скидкой пытался продать.
Катрин улыбнулась одними губами:
— Ну, если только для короля.
Отмычка тихо заскрежетала, окованная железными полосами дверь открылась.
— Прошу в королевские апартаменты, — вор настороженно прислушался. — Идемте, пока ночные горшки не загремели.
На лестнице было темно. Откуда-то сверху падал свет масляного светильника, но после улицы Жо почти ничего не видел. Вор уже скользнул куда-то вниз. Ноги мальчика с трудом нащупывали ступеньки. Катрин ухватила за рукав, направила. Коридор раздваивался.
— Справа оружейка, слева камера, — прошептал Квазимодо.
— Сначала люди, — приказала Катрин.
Вор снова принялся возиться своей примитивной отмычкой. Жо с копьем охранял тыл. Пахло сыростью и крысиным пометом. Сверху не доносилось ни звука. Странно думать, что там спит пусть и не очень могущественный, но самый настоящий король.
Квазимодо едва слышно выругался.
— Жо, тащи светильник, — приказала наставница.
Светильник — это значит, наверх. Жо прислонил копье (еще не хватало наконечником стены скрести) и двинулся по лестнице. Мимо входной двери — сквозь щель приятно дохнуло свежим утренним воздухом. Ступени лестницы деревянные — здесь осторожнее. Стертые подметки башмаков тщательно нащупывали ступени. Шаг за шагом — плавно, но не медля. В середине лестницы ступенька издала едва слышный скрип — мальчик болезненно сморщился. Есть наверху стража? Ох, опозоришься. Кэт не так учила. Ноги не напрягай. Нож в правой руке — клинок спрятан за телом, блеск может выдать. Нам лишнего сияния да фанфар не нужно.
В коридоре второго этажа огонек светильника болезненным мотыльком трепетал на стене. Снять одной рукой было сложно — мальчик сунул нож в ножны. Косясь, на фигуру, свернувшуюся на куче тряпья под стеной — девушка-"желтушка" спала беспокойно, посапывая перебитым и криво сросшимся носом, — Жо снял веревку с чашкой светильника. Скользнул вниз по лестнице. Все тихо, все спокойно, в такое утро обитателям дома торопиться некуда.
Внизу натолкнулся на фигуру в смутно-светлом.
— Я чуть не шмякнулась через твое дурацкое копье, — с привычной ворчливостью прошептала Катрин. — Ква с замком уже справился. Да, ты светильник давай, давай, пригодится. На местных уркаганов не мешало бы взглянуть до официального объявления амнистии.
Квазимодо сидел под дверью с обнаженным мечом в руках.
— Хм, вы готовы? Очень я не люблю камеры да подземелья всякие. Почти так же не люблю, как наша леди босиком щеголять не любит. Открываем? Кэт, тебя не затруднит подсветить?
Катрин подняла плошку светильника выше. Вор поковырялся отмычкой и толкнул дверь. В нос Жо ударила вонь испражнений и сырого тесного пространства. Мальчик с трудом разглядел фигуры, сидящие на гнилом тростнике.
— Не помешаем? — осведомился вор. — Мы тут человечка ищем знакомого.
— Чего в такую рань? — гнусаво поинтересовался человек, сидящий ближе к двери.
— Не выспались? — удивился Квазимодо. — Ну, извините.
— Ничего страшного, — вежливо сказал плотный мужчина, щурясь на свет светильника. — Кого разыскивать изволите?
— Нам моряк нужен. Опытный и без серьезных планов на ближайшее будущее. И чтобы слово держать умел.
— Так это я и есть, — радостно удивился разговорчивый мужчина. — У меня на ближайшее будущее в планах только петля на шею. С этим я готов повременить. Так что рассмотрю любые иные предложения. Только кормежку пообещайте.
— За этим дело не станет, — заверил вор. — Отожрешься, как я.
Мужчина тихо засмеялся:
— Ну, тогда я ваш с потрохами, — он окинул оценивающим взглядом Жо, стоящего у двери, и снова принялся разглядывать молчащую высокую фигуру со светильником в руке. Огонь слепил узников, и рассмотреть держащего светильник гостя не получалось.
— А ты, весельчак, море вообще видел? — поинтересовался Квазимодо. — Паруса знаешь? Весла? Или весь Великий Поход в трюме блевал?
— Я три раза Океан пересек. На когге и дважды на дракаре. На драккаре и кормчим стоять приходилось. Курс держу. Ветер чувствую. На Зюковых островах бывал. На севере вдоль побережья часто хаживал, — посерьезнев, сообщил заключенный.
— Проверим, — пообещал вор. — Мы люди честные. Свободу получишь, серебра на пиво. Поход у нас дальний, серьезный. Но вранья да похвальбы мы не любим.
— Будешь хитрить, своими яйцами подавишься, — кратко посулила Катрин.
— Баба, что ли? — гнусавый узник. Его щуплый сосед заерзали. — Я под бабой сроду не ходил.
— Попробуешь, если здесь гнить не хочешь, — предложил вор. — В море ходил или сухопутная крыса?
— Я крыса?! — возмутился гнусавый. — Да у меня руки к веслам приросли. Я, господа хорошие, вот этими руками, — он взмахнул тощими конечностями, и вдруг ловко зачерпнув прелого тростника швырнул в лицо Квазимодо. Рыбкой юркнул мимо, кинулся к дверям. Неожиданно ловко увернулся от шагнувшей наперерез Катрин. Уже проскочил к дверям, когда Жо подножкой заплел ему ноги. Беглец крепко врезался в стену, но не упал, мячиком отскочил и попытался выхватить у Катрин меч. В следующий момент мужчина всхрапнул и отлетел, — Жо успел накинуть древко копья ему на горло и отбросить от наставницы. Тело узника яростно забилось — тощий и худой, он был яростен, как загнанный зверь. Чувствуя, как ногти пленника впиваются в руку, Жо резко дернул древко копья наискось. Коротко хрустнули шейные позвонки — гнусавый сполз на пол.
— А шустрый был, — одобрительно сказал Квазимодо, выплевывая изо рта крошки сгнившего тростника. — Такие нам и нужны. Но желательно, чтобы и с мозгами.
— Я не отказываюсь, — сказал после короткого молчания крепкий мужчина. — Я с детства на море. Чего мне бояться?
— Я тоже пойду, куда господа пожелают, — торопливо заверил щуплый типчик. — Я работать исправно умею.
— А ты что молчишь? — спросил Квазимодо смутную фигуру, сидящую под сырой стеной. — Еще не проснулся?
— Вы лю-ююдей берете. Я не-ее человек, — голос четвертого заключенного звучал неестественно тягуче.
— Селк, что ли? — очень правдоподобно удивился одноглазый хитрец. — Так тебе сами боги велели в море отправляться. Или понравилось без солнца и луны отдыхать? Пойдешь с нами? Мы без предрассудков, мирных дарков уважаем.
— Буду благодарен, если предложение не шутка, — тщательно выговорил дарк. Слова ему явно давались с трудом.
— Не шутка, — кратко сказала Катрин. — Ква, займись оружейкой. И сваливаем.

***

До берега Жо добрался с большим трудом. Сердце колотилось в горле, колени неудержимо подгибались. Бег по просыпающимся улицам измотал всех. Сверх всякой меры нагруженные оружием налетчики выбрались из Скара, когда на улицах уже появился народ. Плелись разносчики с корзинами, меланхоличные пастухи выгоняли за город стада худосочных коров и поджарых, как гончие собаки, коз. На потных, задыхающихся людей, навьюченных оружием и прочими непонятными предметами, горожане поглядывали удивленно, но без особого испуга. Загадочные поступки воинственных северян "желтки" даже и не пытались понять.
Жо, нагруженному собственным оружием, двумя мощными арбалетами, мешочками с "болтами" и кожаной сумкой с чем-то дьявольски тяжелым, казалось, что он уже годами вдыхает отвратительную городскую пыль, полную густых ароматов нутта и навоза. Ноги заплетались. Тощий тип, освобожденный из подвала и навьюченный длинными связками толстых стрел, все время падал. Его с руганью поднимали, гнали вперед. Жо тоже пинал и поднимал несчастного, с ужасом гадая, когда же свалится сам. К счастью, тощим занялась лично Катрин, а у нее и мертвец поскакал бы ланью. Жо бежал, проклинал жадного Квазимодо, выволокшего из королевского арсенала едва ли не половину оружия. Сам невысокий вор сгибался под тяжестью массивных частей непонятного устройства. Громоздкие детали были тщательно упакованы в промасленный пергамент. Штука называлась "эвфитон", и Ква был абсолютно уверен, что этот тяжеленный кошмар жизненно необходим в морском походе. Поскольку Кэт не возражала, приходилось признать, что таинственное орудие действительно могло оказаться небесполезным. Тренога механизма, похожая на деревянную пародию на станок станкового пулемета, досталась веселому пленнику. При свете дня моряк оказался не таким уж крепышом, но станок тащил упорно. Правда, уже не улыбался. Селк, повыше ростом, с текучими мягкими движениями, нес связку копий, уйму мешочков с "болтами" и еще одну упаковку длинных стрел для "игрушки" одноглазого. По правде говоря, только отвлекаясь на удивительного дарка, Жо и смог добежать до условленного места встречи.
Лежать было чудесно. Песок еще оставался прохладен, над головой шуршали пальмы. Прибой вел свою вечную песню. Набраться бы сил, доползти до воды, умыть пылающее лицо.