В маленькой запыленной каморке, на сбитом из досок топчане, без движения лежал укрытый вылинявшим армейским одеялом до самого подбородка молодой мужчина. Тусклые солнечные лучи с трудом пробиваясь через расположенное под самым потолком маленькое замызганно окошко, падали на его изможденное лицо, окрашивая кожу в мертвенно-бледный желтоватый цвет, более присущий покойнику чем живому человеку.

Здоровенный рыжий таракан медленно выполз из щели в полу, покрутил усиками, а затем, ловко перебирая лапками стал взбираться на топчан по краю одеяла. Забравшись вверх, он остановился на груди мужчины, помедлил словно колеблясь и быстро двинулся к его лицу. Запушенная неряшливая бородка не стала препятствием и уже через мгновение пруссак обосновался на скуле.

В этот момент в дверь каморки кто-то сильно постучал. Судя по грохоту и жалобному скрипу рассохшихся досок, стучали ногами. Возможно не один человек. Таракан мгновенно прыснул с лица и затерялся в складках вытертого до основы одеяла, а сам мужчина вдруг глубоко вздохнул с сильным хрипом в груди, резко сел на постели и медленно, с диким недоумением в глазах оглянулся по сторонам... 

Глава 1

Франция. Марсель. 1 ноября 1919 года.

Обшарпанные стены с обсыпавшейся штукатуркой, низкий, покрытый пятнами плесени потолок, колченогая табуретка с огарком свечи, покосившийся шкаф с оторванной дверцей и такой же убогий стол с жалкой немудрящей посудой на нем...

Внезапно вынырнув из обволакивающей бархатной темноты, я никак не мог сообразить где очутился. Определиться не получалось: голова гудела так, как будто по ней отрабатывал соло спятивший рок-барабанщик, в глазах все плыло, а добавок ко всем этим чудным эффектам, грудь при каждом вздохе разрывала сильная тупая боль.

- Что за черт?.. – озадаченно прохрипел я, озираясь по сторонам. – Какого хрена?..

Словно в ответ на вопрос раздался сильный грохот, дверь с треском распахнулась, на пороге каморки возникли два незнакомых мне персонажа. Один громадный и широкий как шкаф, в сопровождении второго, размерами гораздо скромней.

Первый, очень сильно смахивал на средневекового палача. Маленькая лысая шишковатая голова с рожей великовозрастного дебила, узкие плечи, мощные ручищи почти до колен, грудь как бочка, объемистое пузо – ему бы еще остроконечный красный колпак с прорезями для глаз, суконные колготки с заляпанным кровью кожаным фартуком – и вылитый мастер заплечных дел. А вот старомодного покроя костюм в клетку с длиннополым пальто амбалу совершенно не шли и смотрелись словно детская одежка на взрослом мужике. И да, скорей всего он был не европеец, а араб. Или около того.

А вот тот, что размерами поменьше, с закрученными к верху усиками, и смазливой наглой мордой, совсем наоборот, смотрелся вполне нормально, хотя, как-то... не по-современному, что ли...

А вообще, в визитерах было что-то странное. Но что, я так и не понял. Верней, не успел понять.

- Оля-ля... – издевательски протянул менее габаритный. – Кого я вижу? Месье Аксаков собственной персоной. Вы ли это?

- Он, он... – буркнул его спутник. – Просто зарос как шайтан.

- Точно, он, – согласился первый. – Ай-ай, как нехорошо прятаться от своих друзей, месье Аксаков. А мы тут уже с ног сбились. Ахмед...

Амбал довольно хрюкнув сделал шаг вперед и протянув лапищу, словно пушинку вздернул меня с топчана в воздух.

«Что? Какой к черту, месье? Какой Аксаков?» – как-то вяло и отстраненно задался я вопросом. Но озвучить его не успел, потому что Ахмед ткнул мной об стену.

В глазах полыхнули мириады ослепительно ярких звездочек, грудь взорвалась мучительным кашлем, а сам я, кажется, на мгновение потерял сознание. А когда очнулся, обнаружил, что так и вишу словно тряпка в руке у здоровяка.

- Анри, – гнусаво пробасил амбал, кровожадно кривя рожу. – Можно я откручу этому говнюку голову?

- Пока нет, – жестко отказал Анри, а потом, очень доброжелательно, словно к старому другу, обратился ко мне: – Месье Аксаков, вы совершили непростительную ошибку. В этом городе никто не рискует оскорблять месье Неро. Потому что все знают – подобное чревато очень серьезными последствиями. Но вы все-таки сделали это. К тому же вместо того, чтобы как можно быстрей загладить свою вину, вы стали ее усугублять.

В голове крутилась тысяча вопросов, но я задал лишь один:

- Какого черта тебе надо?

И тут же ужаснулся, потому что понял; спрашиваю не на русском языке, а на французском. Которого... которого, кажется, никогда не знал...

- Сейчас поймете, месье Аксаков, – обаятельно улыбнулся француз и очень спокойно достал из кармана пальто пистолет.

«Это сон... – отчаянно стараясь убедить сам себя, подумал я. – Всего лишь чертов сон...»

Но густая чесночная вонь, исходящая от здоровяка и звук взводимого затвора, засвидетельствовали совершенно обратное.

Ужас прополз по спине и затылку словно огромная, холодная и скользкая пиявка. Тело переполняла дикая слабость, сил на сопротивление не было ни капли, уже почти смирившись с неизбежным, я опустил глаза и, вдруг наткнулся взглядом на рукоятку револьвера торчащую из кармана пальто у амбала.

С желтыми костяными наладками, хищно изогнутую, массивную, рядом, только руку протяни...

- Хотя нет, – Анри опустил пистолет и широко улыбнулся. – Хочу посмотреть, как он будет сучить ногами и пускать слюни. Ахмед, твой выход... 

- Хех!.. – араб довольно крякнул, одной рукой прижал меня к стене, а второй ухватил за горло. – Расслабься, говнюк...

«Да пошел ты!..» – уже почти теряя сознание, я ухватился за рукоятку револьвера, выдрал его из кармана амбала, вывернув кисть, ткнул стволом ему в бок и даванул на тугой спусковой крючок.

Приглушенно бабахнул выстрел. Резко пахнуло сгоревшим порохом и паленой шерстью.

Ахмед протяжно испортил воздух и стал оседать на пол.

Француз с удивленным лицом вскинул пистолет, но я уже успел выстрелить во второй раз.

Пальнул почти не целясь, наобум, и... и в очередной раз потерял сознание.

Но только на мгновение, потому что, когда пришел в себя, из ствола револьвера все еще вился курился сизый дымок.

Ахмед лежа пузом вниз судорожно дрыгал левой ногой и сипло покряхтывал, рядом с ним без движения распростерся навзничь Анри. Из аккуратной дырочки чуть выше его правой брови медленно сочилась струйка крови и капельками стекала по скуле на пол.

- Твою ж мать... – я попытался встать, а когда ничего не получилось, просто сел и уперся спиной в топчан.

Очень хотелось закрыть глаза и опять провалиться в спасительную темноту, в голове царила странная пустота. Где-то на задворках сознания шевелилась вялая мысль:

«Сейчас соседи вызовут полицию и все образуется. Самооборона чистой воды. Главное понять, кто это такие и что им от меня было нужно...»

- Так что им от меня было нужно? – повторил я вслух. – За какие косяки они меня хотели грохнуть?

И тут же понял, что ничего не помню. Ничего, нет ни одного связанного со мной воспоминания! Ни капельки, даже обрывочка...

Как я сюда попал?

Где, черт побери, я нахожусь?

Почему чувствую себя, словно меня переехал грузовик?

И самое главное: кто я такой и какого хрена понимаю французский язык, как свой родной?!!

Чтобы хоть как-то развеять угнетающую безвестность, огляделся в поисках телефона. Не найдя его, полез к себе в карманы и неожиданно сообразил, что одет в растянутый засаленный свитер грубой вязки и грязные фланелевые штаны странного фасона, без ширинки и с застежкой на боку. А под этой одежкой обнаружилась нательная рубашка и архаичные кальсоны с завязками. Такие, какие не носил со времени срочной службы в армии. Это я помню точно. А вот когда служил и в каких войсках, начисто вылетело из головы. Впрочем, как и все остальное. Вплоть до имени...

На вешалке, которую изображали вбитые в стену ржавые гвозди, висела порыжевшая войлочная куртка, а под ней стояли на полу, заляпанные грязью растоптанные башмаки на шнурках.

- Да что за хрень, мать твою? – не удержавшись, в голос возмутился я. – Не мое это! Не может моим...

Пока искал ответы на вопросы, немного пришел в себя. К этому времени араб уже затих, в комнатушке наступила тишина, а сирен полицейских машин все еще не было слышно.

Странно, но ладно, жаловаться не собираюсь. Пока такой расклад только на руку.

Собравшись с силами, встал и выглянул в коридор. Но ничего, кроме неоштукатуренных кирпичных стен, покрытых слоем грязи труб под потолком и замусоренного пола, не увидел. Зато понял, что нахожусь где-то в полуподвальном помещении.

- Час от часу не легче. М-мать, где полиция? – так и не решившись выйти из каморки, я влез на топчан и клацнув ржавым шпингалетом, открыл окошко.

В лицо ударил сырой холодный воздух, наполненный смрадом угольного чада, тухлой рыбы, еще какой-то непонятной дряни и соленым крепким запахом... Запахом моря?

- Моря? Какого хрена?

Какофония звуков, обрушившихся на уши, тоже ничего не прояснила, даже наоборот, еще больше загнала в недоумение.

Звонко цокали подковы по брусчатке, где-то вдалеке надрывались пароходные гудки. Орали чайки... Чайки? И самое странное...

- Посторонись!..

- Кому круасаны?..

- Зелень, свежая зелень!..

- Куда прешь, урод?..

- Месье Галан, вы слышали, в наших колониях...

- Да не дождемся мы репараций от фрицев, месье Дюбуа, все островные обезьяны{[1]} подберут...

 И самое странное, всюду слышалась французская речь.

- Зараза... – так и не разглядев ничего, я захлопнул окно и сел на топчан. – Не иначе, свихнулся. И что делать?

Сказать, что я был растерян – это значит ничего сказать. В голове творился такой сумбур, что дабы избежать немедленного помешательства, я решил предпринять хоть какие-нибудь действия. Для начала, хотя бы проанализировать обстановку.

Итак, совершенно ясно: я – русский. Верней – россиянин. Потому что могу быть как татарином так и... евреем, к примеру. Увы, память настоящей национальности не подсказывает. Да и не особо важно на данный момент. Но то что из России – это точно. Такого даже при полной амнезии не забудешь. Генетически вложено.

А еще ясно, что я не на Родине. А это значит, на вражеской территории. Да, именно на вражеской, потому что всяких там французов, бриттов и прочих европейцев, не говоря уже за партнеров из-за океана, мать их так, я друзьями никогда не считал и не считаю. Не простых людей, а их государства. Да и с простым людом очень неоднозначно. А это значит, надо вести себя как в тылу у врага.

На лицо два мертвеца и я, слабый как кутенок. Без единого документа. Да еще без памяти и вдобавок россиянин. Что из этого следует, надеюсь ясно? И не надо мне протирать о верховенстве закона на Западе. Назначат козлом отпущения в угоду какой-нибудь политической ситуации и даже не поморщатся.

Да, все плохо. Даже не плохо, а вообще сплошное дерьмо. Хотя и положительные моменты присутствуют. Я жив, меня еще не замели и, черт побери, языками владею. Французским и русским – а это уже немало.

Не знаю, кто я на самом деле, но интуиция подсказывает, что надо валить из этой конуры. И чем быстрее – тем лучше. В идеале, в направлении посольства России. Но сначала – трофеи.

- Вперед! – скомандовал я сам себе, закрыл дверь, едва не вырубаясь от слабости припер ее тумбочкой, после чего принялся обыскивать визитеров.

Тот факт, что они уже были трупами и безбожно смердели, как ни странно, меня никак не взволновал; что привело к довольно полезному выводу. Какому? Тут всего два момента: либо у меня психика наикрепчайшая, либо... либо, привыкший. Н-да... даже не знаю, какой из этих вариантов предпочтительней. Вот как-то не улыбается неожиданно прозреть и вспомнить, что был патологоанатомом. Или киллером. А вообще, плевать. Хоть гинекологом. Лишь бы вспомнить.

Быстро обчистив карманы непрошенных гостей, я сложил всю добычу в кучку и переждав очередной приступ кашля, приступил к досмотру.

Как назло, документов ни у одного не оказалось. А вот остальное... Остальное все еще больше запутало. Но обо всем по порядку.

Первым делом осмотрел оружие. Очень скоро выяснилось, что все стреляющее железо было жутко архаичной конструкции и неизвестной мне моделей, но после поверхностного изучения маркировки стало ясно, что стволы тоже родом из Франции. Или Бельгии. Увы, точнее не разобрался.

Немного подумав, я тщательно стер с револьвера отпечатки пальцев и вложил его в руку амбала, потом повторил процедуру с пистолем и щеголем – пусть полиция поломает голову, кто кого завалил. Плохо в деревне без обреза, но попасться с «мокрым» стволом еще хуже. В общем, сами понимаете. А вот большой складной нож, с фиксатором клинка, очень смахивающий на испанскую наваху{[2]}, присвоил. Не бог весть что, но оставаться совсем без оружия не годится. 

Теперь бумажники...

В бумажниках оказались деньги. Купюры и несколько монет, общей суммой в триста восемьдесят франков. Я не особо удивился, разобравшись, что это французская валюта, но год выпуска банкнот...

- Тысяча девятисот пятый? – не веря своим глазам, глянул купюру на свет. – И они еще ходят? Ни одной даты позже четырнадцатого года двадцатого века. Что за бред? Да и почему франки? Стоп... а что тогда у лягушатников? Ну не марки же или как там их... гульдены, что ли. Евро! Вот что! Ладно, пока примем как данность и проведем легкую экспроприацию.

В лопатниках оставил немного мелочи и вернул их обратно в карманы гостей. Пусть в случае чего докажут, что я что-то брал.

Закончив с досмотром набросил на себя куртку, висевшую на вешалке и напялил кепку, фасона а-ля Гаврош. Вещи оказались до нельзя затасканные, но одежка гостей была вся заляпана кровью и дерьмом, поэтому с желанием прибарахлиться трофейным гардеробом пришлось расстаться без сожаления. Единственное, сделал исключения для обуви, позаимствовав у Анри добротные полуботинки на меху, к счастью, оказавшиеся мне впору. И щегольские перчатки из лайки с теплым шерстяным шарфом, вдобавок.

Пока справлялся, совсем выбился из сил. Пришлось присесть и немного передохнуть. А когда уже совсем собрался уходить, случайно обнаружил под набитой соломой замызганной подушкой, еще один револьвер.

- Откуда ты здесь, дружище? – недоуменно пробормотал я, разглядывая потертый «наган»{[3]}  – И патронов полный барабан. Н-да... Загадка на загадке... 

Но времени долго раздумывать не было, поэтому я сунул его в карман и шагнул в коридор.

И нос к носу столкнулся с пухлым коротышкой в вязанном колпаке и потертом, некогда парчовом, домашнем халате.

- Месье Денисофф? – выражение лица у толстячка было такое, словно он встретил живого мертвеца. – Но вы... вы...

- Что? – вздрогнув от неожиданности, грубо поинтересовался я.

Не понял, почему Денисофф, а не Аксакофф? Под чужой фамилией здесь скрывался?

- Ничего, ничего, – затараторил коротышка, зачем-то кивая мне при каждом слове. – Рад что вы пошли на поправку. Очень рад. И да… тут вами интересовались два господина...

- Это мои друзья. Я с ними уже пообщался.

- Я так и понял, – мужик еще раз кивнул и вдруг состроил скорбную рожу. – Месье Денисофф... со всем моим уважением, но вынужден напомнить вам, о некой задолженности за постой.

- Сколько?

- Пятьдесят франков, – быстро доложился толстяк. – Не могли бы вы покрыть хотя бы часть этой суммы... так как... сами понимаете...

- Держи, – я не глядя выудил из кармана купюру и сунул ему в руку.

- О! – коротышка буквально расцвел на глазах. – А может еще авансом за следующий месяц...

- Завтра, – коротко оборвал я его. – Завтра вечером. Устроит?

- Конечно, конечно! Прислать служанку для уборки комнаты? Белье сменить?

- Не сейчас. Позже.

- Позже так позже! – покладисто согласился хозяин и едва ли не вприпрыжку припустил от меня по коридору. – Удачного вам дня, месье Денисофф. Удачного...

- Черт... – этот короткий диалог забрал у меня все оставшиеся силы и, чтобы не упасть, пришлось опереться плечом об стену. – Да что со мной? Простудился? Воспаление легких? Когда успел? Впрочем, по сравнению с остальной хренью, это мелочи. Сука, быстрей бы попасть в посольство. Там и доктор должен быть. Плевать что нет документов. Есть какое-то остаточное чувство, что меня не пошлют с налета на хрен. Совсем наоборот, примут со всем уважением. Почему так? А черт его знает, но чувство есть. Видать непростым человеком был до того, как вляпался в этот дерьмо. Ладно, вперед.

Поплутав немного по коридорам, я, наконец, оказался перед дверью на улицу. Мысленно перекрестился и взялся за ручку.

«Ну, с Богом!..»

Признаюсь, в чем-то я уже был готов к тому, что увидел на улице: амнезия амнезией, а способность сопоставлять факты все-таки никуда не пропала. Но действительность оказалась куда страшней предположений. Сами посудите: запряженные ломовыми битюгами телеги, разносчики товара с лотками, старомодно наряженный народец, вместо неоновых огней вездесущей рекламы, какие-то архаичные вывески, а единственный попавшийся на глаза автомобиль, прямо олицетворяет собой первые шаги автопрома. И, черт побери, нет никаких ниггеров, уже ставших визитной карточкой Западной Европы. Хотя нет, пара промелькнула, но скрылись с глаз так быстро, как будто за ними попятам гнались орды куклуксклановцев. И выглядели соответственно; вылитые жертвы расизма.

Твою ж мать! Чувство было такое, словно я попал на съемочную площадку фильма о дореволюционном периоде. Или в хронику начала века.

Особо подчеркивал впечатление тот момент, что на улице стоял жидковатый туман, хорошо разбавленный угольным дымом из многочисленных труб на крышах домов и то, что райончик, судя по всему, был не из процветающих, если не сказать, глубоко депрессивный. Залитая помоями и лошадиным дерьмом мощеная камнем мостовая, дикая вонища, всеобщая убогость и лишенные радостного одухотворения рожи обывателей, прямо на это намекали.

Каким-то загадочным образом, не умудрившись опять хлопнуться в обморок от таких-то прекрасных впечатлений, я огляделся и побрел по улице.

Разобраться в произошедшем даже не попытался: потрясение оказалось слишком уж сильным. Тут не до анализа – не свихнуться бы. Да и организм отчаянно сбоил, заставляя в первую очередь следить за тем, чтобы оставаться по эту сторону сознания.

«Для начала надо отвалить подальше от трупов... – вяло размышлял я, шлепая по жидкой грязи. – Все остальное потом. Потом...»

Так и тащился куда глаза глядят. Силы иссякали с каждым шагом. Как физические, так и душевные. Вдобавок, наступили сумерки, сильно похолодало и меня стал пробирать дикий озноб. Стуча зубами словно припадочный, в надежде обнаружить место, где можно хоть немного согреться, я огляделся по сторонам и направился к какому-то заведению, где на обшарпанной вывеске пара пышных девок зачем-то задирала на себе кружевные юбки. Что-то глубоко внутри подсказывало, что именно туда мне и надо.

Швейцар на входе, могучий пожилой бородач в полинялой ливрее с облезлыми галунами и протезом вместо левой ноги, как-то странно покосился на меня, но останавливать не стал и даже открыл дверь.

Отчаянно надеясь, что это гостиница, я прошел по коридору и в холле наткнулся на представительную дамочку, очень похожую... на... на... бордель-маман, что ли?

- Алекс? – дама подслеповато щурясь уставилась на меня. – Ты?

- Наверное, – честно признался я.

И вырубился.

Глава 2

Франция. Марсель. Публичный дом «У веселой вдовушки»

3 ноября 1919 года

- Ну что могу сказать, мадам Минаж... – солидно и обстоятельно басил чей-то мужской голос. – Судя по всему кризис миновал, осложнений я не наблюдаю...

Надо сказать, пробуждение оказалось не в пример приятней чем в прошлый раз. Тело все еще переполняла слабость, но голова уже не раскалывалась, а боль в груди стала гораздо слабее. Вдобавок, в помещении где я находился было очен тепло и вкусно пахло: женскими духами, хорошим табаком, съестным, и едва уловимым, но, увы, каким-то неопознанным запахом.

Я пришел в себя как раз от аромата еды, но открывать глаза не спешил, решив сначала проанализировать обстановку на слух. Да и страшновато было сталкиваться с действительностью, так как все недавние странности никуда из памяти не исчезли.

- Значит он выживет? – с истеричными нотками в голосе задал вопрос женский голос. Приятный, с легкой очаровательной хрипотцой.

- Мадам Минаж, не беспокойтесь, – снисходительно ответил мужчина. – Ваш друг отменно развит физически, но, к сожалению, сильно истощен, так как, скорее всего, переносил пневмонию на ногах. Должное лечение, хорошее питание и правильный уход очень быстро поставят его на ноги.

- Но Алекс до сих пор не пришел в себя, месье Дюруа, – посетовала женщина.

- Это легко исправимо, – небрежно хохотнул мужик. 

Что-то звякнуло, тут же мне в нос шибанул ядовитый запах нашатыря.

«Зараза!!!» – волей-неволей пришлось открывать глаза и приступить к визуальному восприятию.

Комната, в которой я лежал, была очень похожа на женский будуар, оформленный с претензией на роскошь, хотя и в несколько фривольной тематике. И это, мягко говоря. Одна громадная картина на стене, где могучий, козлоногий сатир пылко натягивал пышнотелую пейзанку, чего стоила. Но вся эта роскошь носила слегка потрепанный характер. То есть, видала лучшие времена.

Доктор – необъятный румяный толстяк в пенсне, с буйной курчавой шевелюрой, несколько смахивающий на Александра Дюма, сидел на стуле рядом с постелью, а вот мадам Люсьен, как я и подозревал, оказалась той самой женщиной, с которой произошла встреча в коридоре. Она стояла у меня в ногах и экспрессивно прижимала руки к груди. Правда, несколько картинно. При первой встрече я толком не рассмотрел ее, а сейчас неожиданно выяснилось, что дамочка неимоверно хороша. Слегка за тридцать возрастом, стройная, фигуристая, с громадными глазищами и буйной гривой волнистых волос. Немного скуластенькая, со вздернутым носиком, ярко очерченными выразительными губами – мадам далеко не являлась образцом женской красоты, но в ней было столько шарма, что я невольно почувствовал некое напряжение в чреслах.

- Ну вот! – доктор жизнерадостно осклабился и несколько раз щелкнул пальцами перед моими глазами. – Как вы себя чувствуете, молодой человек?

Я нехотя отвел взгляд от француженки и прохрипел:

- Лучше, чем вчера.

- Очень хорошо, – довольно кивнул эскулап и достав из саквояжа слуховую медицинскую трубку, скомандовал. – Еще раз послушаем вас, молодой человек. Дышите как можно глубже...

Во время процедуры выяснилось, что одежка куда-то исчезла, сам я лежу в постели в чем мать родила, а мерзкое амбре застарелого пота, которым вовсю благоухала моя тушка, сменилось приятным запахом цветочного мыла.

«Здрасьте... С какого, спрашивается, вдруг такое шикарное обращение? – немедленно озадачился я. – Подобрали, обогрели, вымыли, да еще доктора вызвали. И она меня вчера явно узнала. Все бы ничего, но вот я ее в упор не опознаю. Впрочем, это вполне объясняется амнезией. Черт побери, может я на самом деле Александр Аксаков? Или Алексей. И знал эту шикарную бабу в прошлом? Вполне может быть. Но вот досада, никакой потерей памяти не объяснишь окружающий антураж начала двадцатого века. Ведь я точно знаю, что моим временем было двадцать первое столетие. И что такое мобильная связь с интернетом – тоже помню. И много чего еще. А здесь подобными вещами даже не пахнет. Вон у дохтура вместо стетоскопа какая-то допотопная труба. Такую, наверное, еще Антон Палыч Чехов пользовал, в свою бытность земским врачом. И так все вокруг. Япона мать... Не нравится мне это. Ой, не нравится. А если...

Но развить мысль помешал лекарь.

- Я выпишу кое-какие лекарства, мадам Минаж, – месье Дюруа с треском захлопнул саквояж. – Микстуру и порошки заберете у Франсуа сегодня вечером. Принимать строго по рецепту. Ничего непоправимого пока не вижу. А сейчас, пожалуй, я осмотрю вагины ваших цыпочек...

Доктор весело хрюкнул, удивительно легко для такой туши встал и проследовал на выход из комнаты.

- Да-да, конечно, месье Дюруа, девочки уже приготовились, – мадам Минаж проводила врача, закрыла за ним дверь, после чего резко обернулась ко мне и довольно угрожающе процедила:

- А теперь, изволь объясниться, Алекс!

«К лепиле она обращалась на «вы», хотя явно с ним хорошо знакома, – не спеша отвечать, отметил я. – А ко мне сразу на «ты». Опять же, швейцар на входе пропустил в бордель, хотя, по логике вещей, должен был такого оборванца пинками спустить с крыльца. Что сие, значит? А сие означает, что меня и эту женщину связывали не только дружеские отношения. Н-да... очень оригинальное открытие; с хозяйкой борделя я еще шашни не водил. Или водил?..»

Француженка при виде моего молчания, сразу же сменила гнев на милость.

- Я же переживала! – жалобно всхлипнула она и картинно заламывая руки бросилась ко мне на грудь. – Как ты мог?!! Целых полгода ни одной весточки! Я уже думала, думала...

- Мадам Минаж... – я осторожно провел рукой по ее иссиня-черным волнистым локонам.

- С каких пор, я стала для тебя мадам? – возмутилась француженка. – Ты меня всегда называл Люсьен и Люси. Иногда... Льюська... если я правильно выговорила.

- Люси... Тут такое дело... Я... я все забыл...

- Что? – оскорбленно вскинулась женщина, но тут же взяла себя в руки и совершенно бесстрастно заявила: – Ну что же, этого и следовало ожидать. Ты не давал мне никаких обязательств, так что...

Ругнувшись про себя, я поспешил исправлять положение:

– Ты не так поняла. Я просто потерял память! Напрочь! Даже не помню, как меня зовут. Что-то внутри подсказывало, что надо прийти именно сюда – вот я и пришел.

- Правда? – Люсьен изумленно уставилась на меня.

- С какой стати мне тебя обманывать? – ответив, я невольно поежился. Заявлять о своей потере памяти женщине, с которой ты когда-то имел любовную связь, по крайней мере неразумно. Почти наверняка, сразу же проявится множество фактов, о которых ты не подозревал даже перед амнезией. Впрочем, другого выхода пока не вижу. В моем положении не до привередливости. Надо будет, подыграю. Тем более, мамзель неплоха собой. Главное, стать на ноги и связаться со своими.

- Прям ничегошеньки не помнишь? – озадаченно переспросила Люсьен. – А нашу свадьбу? Детей? – И тут же весело прыснула, заметив оторопь в моих глазах. – Шучу, милый, шучу. Хотя признаюсь, меня просто распирает от желания прояснить твою память исходя из своих интересов. Слушай, может обратиться к месье Симону? Он врач очень знающий. А гинеколог, так вообще великолепный.

- Очень сомневаюсь, что смотритель лохматых... г-м... – я замялся, подыскивая нужные слова. – В общем, сильно сомневаюсь, что женский врач сможет мне чем-то помочь. Пускай это останется между нами. Пока. А потом посмотрим. Память как пропадает, так и возвращается. А теперь рассказывай.

- Как скажешь, милый, – охотно согласилась Люси. – С чего бы начать? Ты русский, тебя зовут Александр Аксаков...

- Какой сейчас год?

- Третье декабря тысяча девятьсот девятнадцатого года, – несколько ошарашено ответила Люси. – Ты даже этого не помнишь?

- Это как раз помню, – быстро соврал я. – На всякий случай спрашиваю. А город?

- Марсель.

«Приехали... – ошарашенно подумал я. – Но как? Каким, черт побери, таким загадочным образом, меня сюда принесло? Зараза, так ведь не бывает. Галлюцинации? Сумасшествие? Вряд ли, слишком уж все реальное. Ага, в посольство один собрался... В какое? Российской империи или... как там в это время называлось первое в мире пролетарское государство? РСФСР? РСДРП?.. Нет, это совсем не из той оперы... Увы, не помню. Да и без разницы, все равно дипломатических отношений с красными у французов вроде еще нет. А с белыми уже нет...»

- Алекс, тебе плохо? – встревожилась Люсьен.

- Все хорошо, все хорошо, Люси... – я покрутил головой, решительно спустил ноги с постели, после чего, ведомый неясной догадкой, шагнул к большому зеркалу в потертой раме из резного дерева. Глянул и едва не заорал во весь голос: – Какого черта?!!

Других слов не нашлось. Почему? Да потому что из зеркала на меня смотрел совсем другой человек.

Совсем другой!

Не я, черт побери!

Этой напасти еще не хватало...

- Не вижу повода огорчаться, – Люсьен, к счастью, не поняла настоящей причины моего замешательства. – Ты по-прежнему сложен как Ахилл и красив как Феб. Ну, немного отощал, так это вполне поправимо.

«Действительно, хорошо сложен... – машинально отметил я. – Худющий, но словно соткан из жгутов мускулов. Спортсмен? Правда рожа приторно смазлива, но вполне укладывается в рамки мужской красоты. Не выходя за грань пристойности. Как ни крути, неплохая тушка. Вот только не моя. Я не так выглядел. Совсем не так. И старше был, лет эдак на двадцать. Если не больше...»

- В постельку, в постельку, мой жеребенок, – Люси обняла меня за плечи и настойчиво увлекла к кровати. – Рано тебе еще гарцевать. Рано...

Я не стал сопротивляться, потому что, на самом деле все еще чувствовал себя скверно. Да и чего ерепенится? Никогда не отличался особой впечатлительностью, и не собираюсь меняться в обратную сторону. Тем более, скорее всего, приговор окончательный и пересмотру не подлежит. А если подлежит, то я даже не подозреваю куда подавать апелляцию. Тело молодое, руки, ноги при мне, голова тоже присутствует, словом, как говаривал один киношный царь: так чего тебе еще надо, хороняка? А память... Память дело такое, абстрактное. Не вернется прежняя, больше места будет в черепушке для новой. В общем, минусов не нахожу. А если они есть, то их гораздо меньше чем плюсов. Спору нет, время смутное, в карманах не гроша, зато всякими ГМО даже и не пахнет, а воздух чище. И бабы натуральней. Хотя да... страшновато, ядрена вошь. Аж до печенок пробирает, так боязно...

- Револьвер верни, – потребовал я, едва угнездившись на перине.

- Зачем он тебе здесь? – очень ненатурально удивилась Люси.

- Надо. На душе спокойней будет. Не переживай, никуда бежать не собираюсь.

- Я и не переживаю, – фыркнула как кошка Люсьен. – Никогда не держалась за мужчин... – потом достала из верхнего ящика комода «наган» и сунула мне его в руки. – Держи.

«Так-то лучше будет...» – я быстро проверил патроны в барабане и поместил оружие под подушку, затем потребовал:

- Еда есть? И какое-нибудь бельишко мне найди. Несподручно голым задом светить.

Да, именно потребовал, интуитивно нащупав нужный тон для общения с хозяйкой борделя. Нет, я всей душой благодарен ей за спасение, при первом же случае отдарюсь по полной, но с такой только дай слабину, живо в подчиненном положении окажешься. Опять же, дамы пониженной социальной ответственности – контингент специфический, склонный к мазохизму, простую доброту могут принять за слабость. Да, не исключаю, что в данном случае могу тут же оказаться на улице в чем мать родила, но предпочту рискнуть.

И к счастью, угадал с тоном. Люсьен заполошно пискнула и вымелась из комнаты. А через десять минут уже вернулась, притащив стопочку новенького белья и поднос с исходящим ароматным парком полумиском.

После того как я переоделся в кальсоны и нательную рубаху из добротной тонкой байки, Люси уж было совсем вознамерилась кормить меня с ложечки, но получила отпор и уселась на краешек кровати, смиренно сложив руки на коленках. И прямо потребовала взглядом: ешь, а я посмотрю!

Н-да... сей нюанс нам известен. Уж не знаю почему, но очень многие женщины обожают смотреть, как едят их мужчины. Может таким образом они проверяют их

на пригодность по типу: хорошо ест – значит годный самец, либо по каким еще таинственным причинам, но факт есть факт. И француженки, видать, не исключение. Ну что же, разочаровывать не собираюсь...

Я набрал полную ложку наваристого рыбного супчика и решительно отправил ее в рот. Затем рванул зубами ломоть белого хлеба и скомандовал:

- А теперь раффкафыфай!

При виде моих подвигов на почве потребления кулинарных изысков, Люси вспыхнула от удовольствия и начала доклад:

- Ты, Алекс, из старинного русского дворянского рода. Но побочной ветви. Хотя на эту тему не очень любил говорить. Встретились мы с тобой...

К тому времени, как миска опустела, я уже обладал некоторым багажом знаний про себя. А точнее – про демобилизованного поручика{[4]} Александра Александровича Аксакова. 

Если вкратце, в Марсель я попал в шестнадцатом году, вместе с Русским экспедиционным корпусом{[5]}, еще в чине прапорщика, начальника пулеметной команды. Сразу по прибытию, находясь в формировочном лагере недалеко от Марселя, познакомился с Люсьен Минаж, как и сотни патриотичных француженок, прибывшей для того, чтобы воздать должное гостям, с какого-то хрена вознамерившимся умирать за Францию. Впрочем, подозреваю, что помимо патриотичности, Люси преследовала более банальную цель, цель наполнения своего заведения клиентурой, но не суть, так как она стала моей «крестной матерью». Ну... не в общеупотребительном смысле, а в переносном. Так назывался созданный женщинами институт опеки и патронажа, призванный скрасить суровые армейские будни на чужбине русским солдатам. 

Кстати, Люси, к проституции имела весьма опосредованное отношение, так как бордель наследовала от матери и продолжила фамильное ремесло, прямо в нем не участвуя. Но это по ее версии, а что было на самом деле – бог весь. Да и плевать.

В общем. вспыхнул бурный роман и продолжался ровно до того момента, как Аксаков отбыл на фронт. Впоследствии, они виделись еще несколько раз: когда прапорщик лежал в марсельском госпитале с ранением и приезжал два раза в отпуск. Уже подпоручиком и поручиком, соответственно. После того, как в России вспыхнула революция и экспедиционный корпус расформировали, поручик Аксаков продолжил службу в Русском легионе чести{[6]} с контрактом «до окончания военных действий», где покрыл себя славой, стал кавалером ордена Почетного Легиона{[7]} и еще каких-то местных наград. Еще тот герой, словом. Ну а после завершения войны благополучно демобилизовался, опять вернулся в Марсель и неожиданно исчез. Почему он не отправился в Россию с остальными легионерами, Люси не знала.

Как-то так. Немного, но и не мало. Вполне достаточно, чтобы составить поверхностное представление о настоящем хозяине моего нынешнего тела. Хотя, со временем, надо будет все разузнать поосновательней. Почему остался во Франции, чем занимался после демобилизации, где документы и главное, что не поделил с месье Неро. Но Люське об этом загадочном персонаже, пока говорить не стоит. Может статься, что как только она о нем узнает, я пулей вылечу из борделя. Или еще хуже, поручика Аксакова сдадут ему с потрохами. Любовь очень быстро проходит, когда появляется угроза собственной шкурке.

- Что-нибудь вспомнил? – с надеждой поинтересовалась Люси.

- Пока нет. Какие-то проблески мелькают, но ничего ясного.

- А меня? – Люсьен дразнящее приблизила свои губы к моим.

Я внимательно прислушался к себе и решил, что смогу.

- Сейчас вспомню... – не спеша встал, развернул француженку к себе тылом, упер ее руки на постель, задрал расшитый серебром халат и удовлетворенно рыкнул, обнаружив полное отсутствие каких-либо предметов женского туалета под ним.

- Алекс! – заполошно пискнула Люси. – Но ты же еще болен...

- Болен, но еще не мертв, – по-хозяйски огладив мраморно-белый гладкий зад, я решительно приступил к действию.

- Ох! Милый...

Но как быстро выяснилось, силы были сильно переоценены. К концу процедуры, я уже хрипел как загнанная лошадь, но процесс все-таки завершил. Правда, едва опять не вырубился. Ей-ей, чуть не сдох. Действительно, рановато гарцевать. Но зато убедился, новый аппарат работает как надо. Выше всяких похвал.

- Мой жеребчик, – раскрасневшаяся Люси, довольно чмокнула меня в щеку. – Ты был как всегда великолепен!

- Скоро продолжим... – машинально пообещал я ей. А сам был занят совершенно другими мыслями. Верней, одной мыслью: что делать дальше? Увы, карьера «бордельного кота» никогда не являлась пределом моих мечтаний. Для того, чтобы стать на ноги вполне сгодится, а затем... Черт его знает. Наверное, буду выбираться домой на Родину. Чужбина – это не мое. Уже чувствую. Пускай даже здесь будет медом намазано. Впрочем, не стоит забегать слишком далеко. Пока задача максимум – стать на ноги. Затем – как-нибудь легализоваться. А дальше... Дальше будет видно...

Мы еще немного потискались с Люсьен, после чего она отправилась заниматься делами, а я благополучно заснул и проспал до самого утра.

Глава 3

Франция. Марсель. Район Старого Порта. Публичный дом «У веселой вдовушки»

7 ноября 1919 года

Последующие дни я только и делал, что спал, жрал как не в себя и всеми доступными способами познавал окружающую меня действительность с особенностями этого времени. Того времени, в котором так неожиданно оказался. Газеты, книги, общение с хроноаборигенами, городские сплетни, все шло в ход.