Но возвращенья нет.
Нас расстреляли всласть.
Их искушает власть
Пить кровь. Теперь ничья…

Майор Денис Хмара занимался любовью. Женщина сидела на нем; ее светлые длинные волосы щекотали Дину грудь, но он не обращал на это внимания. Они двигались слаженно, с полувзгляда понимая друг друга — она вела, а он с удовольствием следовал за ней. Его руки скользили по гладкой спине женщины, время от времени опускаясь на бедра. Она упиралась ладонями ему в плечи, ее глаза были закрыты, а губа прикушена. Им было жарко, оба вспотели и подустали, но всё еще пытались продлить удовольствие.
Не получилось. Их движения стали быстрее, дыхание участилось. Женщина склонилась к самому лицу Дина, ловя его губы. Он едва ответил на поцелуй, занятый ощущением приближающегося финала. Она почувствовала это и вновь приподнялась. Так было лучше. Он глухо застонал, умоляя ее не останавливаться, не менять положения, не замедлять ритма. Она вскрикнула, он больно сжал пальцами ее ягодицы. Это был миг острого обоюдного наслаждения, короткий и бесконечный одновременно.
Но вот он закончился. Женщина упала Дину на грудь. Он обнял ее, прижал к потному телу. Несколько секунд они продолжали быть единым целым и оба, кажется, не дышали. Потом волшебство развеялось. Дин отпустил ее, и женщина мягко скатилась на кровать. Она сладко потянулась, накинула на ноги одеяло и взяла сигареты с тумбочки. Щелкнула зажигалкой, закурила. Дин приподнялся и устроился полулежа, опираясь спиной на подушку. Он смотрел на нее. Она смотрела в потолок, наблюдая, как рассеивается сигаретный дым.
Вечерело. В маленькой квартирке в самом центре Дубравы — той самой, где совсем недавно гостил разведчик и шпион из Рессии Павел Шмель — царил полумрак. Дин ввел Павла в заблуждение: это была не служебная хата для тайных свиданий с осведомителями, а квартира самого майора Хмары, его личное уютное гнездышко. Плотные шторы в спальне были задернуты, а свет выключен, но двоим в постели вполне хватало скудных остатков уходящего дня, проникавших в щель между портьерами.
Им не нужно было вставать и куда-то собираться. Не для того они встречались раз в неделю, выкраивая время из своего напряженного рабочего графика, чтобы торопливо перепихнуться и разбежаться по своим делам. Напротив, оба ценили эти часы после близости, когда можно было спокойно поваляться в постели, расслабиться и поделиться новостями прошедшей недели.
Несколько лет назад Людмила Стриж была не только помощником, но и любовницей полковника КоГБ Долидиса. Она оказалась в его вкусе — среднего роста, полнотелая, с большой грудью, округлыми бедрами и длинными прямыми волосами цвета меда, которые она предпочитала заплетать в косу или затягивать в хвост. Их связь длилась недолго. Нет, Люда ни в чем не провинилась, просто наскучила полковнику в качестве секс-игрушки и получила свободу. Она сохранила должность (у Долидиса не было ни полномочий, ни возможности менять сотрудников в угоду собственным извращенным потребностям), но надолго утратила интерес к мужчинам.
Люда и Дин познакомились на очередном межведомственном совещании по пропаганде. Людмила, как обычно, сопровождала Долидиса. Денис Хмара недавно стал майором и замом начальника столичной охранки, и полковник Красовец тут же отправил его вместо себя на это нудное мероприятие, которое, не стесняясь, называл потерей времени. Но в тот день Дин потратил время не зря.
Три часа он занимался тем, что рассеянно перебирал бумаги в папке и смотрел на Людмилу, скромно сидящую за спиной начальника. Она внимательно прислушивалась к ходу совещания, иногда наклонялась, что-то шептала на ухо Долидису и вновь возвращалась к стенографированию. Длинный «хвост» медового цвета то и дело падал на плечо девушки, и Дин наблюдал за ним, завороженный. Потом он разглядел округлое лицо, четко очерченный рот и темные брови вразлет. Потом — линию плеч, мягкость которой не скрывал даже строгий китель. Потом — круглые коленки под форменной юбкой.
Она, конечно, заметила его. Трудно не заметить, когда в тебе пытаются просверлить глазами дыру. Пару раз Дин встретился с ней взглядом, смутился и попытался посмотреть куда-то еще. Не получилось, и тогда он продолжил изучать Людмилу — нагло и откровенно, как она подумала. Позже он признался, что так оно и было. Он не мог дождаться конца совещания, а пока просто смотрел — так, что никаких сомнений в его намерениях у Люды не осталось.
Она ёрзала на стуле и больше всего переживала о том, что эту молчаливую атаку заметят другие участники совещания. Однако беспокоилась она зря: представителям спецслужб не было никакого дела до зарождающейся в душной комнате страсти. Никто ничего не заметил.
Она знала, что после совещания он обязательно подойдет к ней, этот высокий, крупный, темноглазый майор с уютными ямочками на щеках, уже тронутых тенью иссиня-черной щетины. Ждала, что он подойдет, и заранее готовилась дать отпор. Но — удивительное дело! — рядом с этим высоким и сильным мужчиной она не ощутила привычного оцепенения. Он смотрел на нее спокойно и добродушно, а его мощная фигура навевала спокойствие, а не тревогу.
Он протянул ей руку, она коснулась его пальцев — и ничего не произошло: небо не упало на землю, никаких искр не проскочило. У него были теплые руки — вот и всё, что Люда почувствовала. Он представился, она представилась в ответ, они обменялись ничего не значащими репликами о скуке и жаре. Она оглянулась, понимая, что в коридор сейчас выйдет Долидис и разговор придется закончить.
— Подождите, — Дин почуял, что она собирается попрощаться и исчезнуть. — Давайте встретимся сегодня после работы! Я заеду за вами.
— Сегодня? — Она так опешила, что вопрос вырвался сам собой вместо заранее заготовленного отказа.
— Ну да. Я сегодня как раз могу. — Он взглянул на часы, словно прикидывая, когда именно освободится. — Да, именно сегодня. Завтра будет сложнее. Так я буду вас ждать?
— Где?
— У выхода из здания КоГБ. Я буду на машине.
— Вы с ума сошли, — она понизила голос. — Только не там.
— Хорошо, а где?
Он не удивился и не стал задавать глупых вопросов. Похоже, он был согласен на свидание где угодно и на любых условиях. И от него по-прежнему исходило ощущение безопасности, уюта и какой-то неуловимой готовности повернуться и уйти, если она всё-таки скажет «нет». Это Людмилу и подкупило.
— Ну хорошо, — сказала она. — За углом направо от главного входа, чуть дальше по улице. Там будет арка, увидите. Давайте там. Я освобожусь в шесть.
— Я буду.
Она протянула ему ладонь для прощания, но вместо пожатия он неожиданно поцеловал ей руку и стремительно удалился по коридору, оставив ее в полном смятении. Она оглянулась, проверяя, не видел ли их кто, но коридор был пуст. Буквально через две секунды из кабинета вышел Долидис и взмахом руки приказал следовать за ним. Людмила глубоко вздохнула и сосредоточилась на своих обязанностях.
Вечером майор Денис Хмара дождался ее в условленном месте, возле арки, мимо которой она всегда ходила домой. Дождался, хотя она нарочно опоздала на полчаса. Увидев Людмилу, он дотянулся до пассажирской двери и распахнул ее перед девушкой. Люда села в машину и наткнулась на уже знакомый взгляд, которым он смотрел на нее во время совещания: внимательный, исследующий и вожделеющий одновременно. Ей немедленно захотелось сбежать. Она потянулась к двери, чтобы открыть ее и выскочить из машины, но тут Дин протянул руку, очень осторожно и медленно взял ее пальцы в свою широкую ладонь и так же осторожно сжал.
В этом движении было всё: и нежность, и страсть, и твердое обещание, что ничего не будет без ее воли и желания ни сейчас, ни когда-нибудь потом, и просьба, точнее, почти мольба: «Останься!» Людмила застыла, не в силах шевельнуться, и долго смотрела на его крепкую, широкую кисть и на густые темные волосы, торчащие из рукава белой рубашки. Он был в том же самом костюме, что и на совещании. У него не было времени зайти домой, чтобы переодеться.
— Давайте… поедем куда-нибудь, — наконец вымолвила она с запинкой. — Туда, где нас никто не увидит.
Дин выпустил ее руку и чуть заметно усмехнулся.
— Мы можем поехать ко мне, — предложил он. Почувствовал, как она опять застыла, и торопливо добавил. — Поужинаем, а потом я отвезу вас, куда вы скажете. Зато нас точно никто не увидит, обещаю.
Она внимательно изучила его лицо. Щетина к вечеру сделалась заметнее, под глазами легли чуть заметные круги. Он много работал, мало спал и, судя по всему, в последний раз ел рано утром. У него были карие глаза в обрамлении мимических морщин. Наверное, он привык много улыбаться. Дин мало напоминал тех мужчин, с которыми ей приходилось общаться на работе или в связи с работой. Слишком мягкий. А может, это обманчивое впечатление? Ему же хватило твердости вытащить ее на свидание. Или он выманил ее вовсе не твердостью, а как раз наоборот, исходящий от него готовностью признать поражение и отступить? Ей хотелось спросить его прямо: «Чего ты хочешь?», но она испугалась, что услышит столь же прямой и откровенный ответ. Пришлось бы как-то реагировать на этот ответ, и это могло всё испортить.
Что именно «всё» и почему «испортить», Люда в тот момент не очень понимала — ничего ведь еще не произошло. Но она оставила при себе неудобные вопросы и ответила, за фамильярностью скрывая смущение:
— Ладно, договорились. Поедем к тебе, а потом ты отвезешь меня домой. Кстати, а кто будет готовить ужин?
— Конечно, я. Что за вопрос! — Дин широко улыбнулся. — Неужели я заставлю девушку готовить на первом свидании?
— А ты умеешь? — дотошно уточнила Людмила.
— Вот и узнаешь, — Дин снова улыбнулся и взялся за руль. — Пока никто не жаловался.
Людмила не выдержала и рассмеялась.
— Звучит двусмысленно, — заметила она. — Но я, пожалуй, рискну.
В тот вечер после ужина (без капли спиртного, зато с чаем в тонких фарфоровых чашках и свежим зефиром на десерт) он отвез ее домой, как обещал. Она просила высадить ее возле арки, но он был непреклонен.
— Ты забыла, где я работаю, — сказал он негромко. — Девушка, с которой я провел вечер, не пойдет домой ночью одна, даже если ходила так тысячу раз. Я слишком хорошо знаю, чем это чревато.
— А ты забыл, где работаю я, — ответила она, скопировав его тон. — Поверь, я могу постоять за себя. Да и кто рискнет напасть на женщину в такой форме?
— Я не хочу это проверять, — стоял на своем Дин. — Скажи мне адрес. Не бойся, я этим не воспользуюсь.
— Когда мы увидимся? — спросил он, остановив машину на углу возле ее дома. Подъезжать к подъезду Людмила отказалась категорически, и Дин не стал настаивать.
— Не знаю, — ответила она. — Через неделю?
Он не стал спорить, только уточнил:
— Там же, у арки?
— Да.
— Хорошо, — он помолчал. — Если меня не будет, не жди. Значит, не срослось из-за работы. Тогда приеду на следующий день, ладно?
— Ладно. — Его упорство начинало ей нравиться. — И ты тоже не жди. Я не знаю, когда освобожусь.
— Нет, я подожду, — сказал он, и Люда поняла: уговаривать его бесполезно, он будет сидеть в машине хоть весь вечер.
— Дело твое, — сухо бросила она. Он хотел поймать ее руку, пожать или снова поцеловать, но не успел. Люда вышла из машины и пошла по тротуару, цокая каблуками. Дин проводил ее глазами до самого подъезда.
С тех пор они встречались почти каждую неделю. Порой его работа требовала круглосуточного присутствия в кабинете или на выезде. Иногда Людмила задерживалась допоздна, и Дин просто подвозил ее домой. На четвертом или пятом свидании они таки оказались в постели, и Людмила напугала Дина до смерти, разревевшись прямо в процессе. Он не стал задавать вопросов, вместо этого прижал к груди и долго баюкал, пока она не уснула в его объятиях. Больше она не плакала и с каждым разом всё увереннее откликалась на его ласки. Еще через пару недель она согласилась остаться на ночь, а утром он отвез ее на работу.
С тех пор, вот уже почти год, расписание и программа их встреч оставались неизменными: он забирал ее всё там же, возле арки по дороге с работы, они ужинали, иногда пили вино, но обычно — чай непременно с чем-нибудь сладеньким, занимались любовью, а потом долго лежали в обнимку и говорили обо всем.
Он первым начал делиться с ней служебными секретами: рассказывал о работе, о рутинных расследованиях и сложных случаях, приводил факты, просил совета. А потом с удовольствием наблюдал, как Людмила с азартом перебирает варианты и предлагает версии. Ее глаза искрились, на щеках проступал румянец, а ее идеи вполне стоили того, чтобы их использовать. Чем Дин и занимался без зазрения совести, а потом докладывал о результатах и вслух восхищался ее умом и способностью увязывать концы с концами.
— Ты невозможный человек! — сердилась она в ответ на комплименты и требовала, чтобы он прекращал так откровенно льстить.
— Помилуй, какая же это лесть? — удивлялся Дин. — Я чистую правду говорю. Твои советы всегда кстати.
— Может, ты для этого со мной и встречаешься? — однажды поинтересовалась Люда. Она вложила в этот вопрос весь свой сарказм, но Дин не поддержал пикировку. Шутливо поднял руки, показывая, что сдается, а потом сгреб ее в объятия и прошептал, глядя в глаза:
— Как ты узнала? В чем я прокололся?
Людмила фыркнула и позволила поцеловать себя. Через несколько дней всё повторилось: он принялся описывать очередное дело, поделился сомнениями и залюбовался азартом, с каким она включилась в игру. А потом опять ввернул комплимент о ее необыкновенном уме.
— Ты невозможный человек! — вновь повторила Людмила.
Она повторяла эти слова снова и снова. Но каждую ночь после близости она приникала к его плечу, чувствуя, что наконец-то обрела тихую гавань.
Она не собиралась рассказывать ему ничего о Долидисе и том, что он делал с ней в постели. Дин и сам догадывался, что стоит за ее страхом, ее холодностью и за слезами в его объятиях. Он не расспрашивал, но как-то умудрился дать понять, что он рядом и готов выслушать, если нужно.
Однажды после трех бокалов вина она попыталась рассказать хоть что-то, выдала несколько коротких, путаных реплик и замолчала. Дин был хорошим следователем, наделенным чутьем слышать даже то, что не сказано. По этим нескольким репликам вкупе с прошлыми ее обмолвками он сумел восстановить почти полную картину, и спросил лишь одно:
— Почему ты до сих пор с ним работаешь?
— Потому что хочу этого! — Людмила зло сверкнула глазами. — Десять лет! Десять лет, Дин! Я пришла в контору за месяц до переворота. Я чудом не попала под чистку, меня только молодость и спасла. Молодость и полное отсутствие опыта, я ни в чем не успела замараться. Я училась этому, я туда стремилась, я знаю эту работу и люблю ее. И всё это перечеркнуть? Уйти из-за какого-то мудака?
— Но можно ведь было перевестись. В другой отдел, например, — тихо сказал Дин.
— Это не так просто. Нужна причина. И какую бы причину я назвала?
Ее голос дрогнул. Дин кивнул, принимая объяснение, и прижал Людмилу к себе, поцеловал в затылок цвета меда.
— Я справляюсь! — прошептала она. — Ты же видишь, я отлично справляюсь!
— Я знаю. — Он качал ее в объятиях, как ребенка. — Знаю.
Людмила чудом сумела не расплакаться.
С тех пор они стали больше доверять друг другу, и порой их разговоры затягивались до глубокой ночи. Но чаще, чем раз в неделю, они никогда не встречались. Дин чувствовал, что она откажется, и не предлагал. А Людмила до дрожи боялась, что он предложит.
Поделившись с Дином личными тайнами, капитан Стриж как-то незаметно начала делиться с ним и служебными секретами. Сначала скупо и коротко, потом всё подробнее, она рассказывала о делах, которые попадали к Долидису из оперативного отдела КоГБ или из внешней разведки. Отдел пропаганды осуществлял не только внешний, но и внутренний надзор, и в обязанности Долидиса входило следить за лояльностью сотрудников при ведении расследований. Людмила не участвовала в операциях безопасников «на земле» и не планировала их, но за их реализацией наблюдала в обязательном порядке и всё знала о месте, времени, обстоятельствах и целях таких операций. Ее голова была настоящим складом государственных тайн.
Дин никогда не пользовался ценными сведениями, полученными от Людмилы, прекрасно понимая, чем это может обернуться для них обоих. И хотя безопасники нередко перебегали дорожку охранке, мешали задержаниям, устраняли свидетелей или случайно засвечивали осведомителей, Дин научился слушать ее истории, будто сказки на ночь — по-детски радуясь неожиданным поворотам сюжета, никак не связанного с реальной жизнью.
Так и получилось, что майор Дин Хмара, единственный во всем КоВД, знал правду и некоторые подробности о новой сотруднице Марине Шталь (даже Красовца Долидис не счел нужным поставить в известность, просто приказал принять на работу нового сотрудника и обеспечить ресурсы для выполнения его узкой задачи). Людмила любила рассказывать о ней; капитан Шталь интересовала ее, вызывала восхищение и некоторую зависть. Они с Дином частенько гадали, действительно ли Марина настолько лояльна Комиссару, как утверждает, или искусно притворяется. Романтическая история о поисках бывшего возлюбленного тоже не осталась без внимания.
— Она ищет его, чтобы отомстить? Или спасти, как думаешь? — спрашивала Людмила.
— Разве вы, женщины, знаете о таких вещах заранее? — поддевал ее Дин.
Оба смеялись.
В последнее время они редко вспоминали о Марине Шталь — до того самого дня, когда Дин нарушил график их встреч и перехватил Людмилу возле арки на следующий день после очередного свидания. Увидев его машину, Люда застыла на месте. Первым ее порывом было повернуться и сбежать. Но Дин заметил ее, приоткрыл дверцу, и она, помедлив, всё же села в машину. Она собиралась спросить, в чем дело, но Дин заговорил первым. Он извинился и попросил ее рассказать о недавнем отъезде майора Шталь: куда, зачем, почему, на сколько.
— Зачем тебе это? — тихо спросила Люда. До сих пор Дин не позволял себе ничего подобного.
— Не спрашивай. Просто расскажи. Ты ведь знаешь, куда она уехала?
— Конечно. — Она испытующе посмотрела на него, не получила никаких пояснений и, пожав плечами, коротко поведала о последней командировке отряда на Кромку.
Дин выслушал Людмилу и совершил и вовсе вопиющий поступок: попросил ее вернуться в отдел и скопировать для него личные дела Марининых «волчат». «Хотя бы по паре первых страниц…»
— Ты с ума сошел? — вырвалось у нее.
— Прости. — Он взял ее за руку, крепко стиснул пальцы. — Мне очень нужно, поверь.
— Ты понимаешь, чем это может мне грозить? — уточнила Людмила.
— Мне очень нужно, — повторил Дин и посмотрел на нее тем самым пронизывающим взглядом, который она так не любила и которому не умела противостоять. — Пожалуйста…
«Я никогда ни о чем тебя не просил» — повисли в воздухе несказанные слова. Людмила молча смотрела на Дина Хмару и вспоминала, как он отогревал ее день за днем, как заново учил ее доверять: себе, миру, ему. Вспоминала его заботу, его нежность, его ласки. Неужели всё это было ради сегодняшнего дня? Ради того, чтобы однажды воспользоваться ее сведениями, ее возможностями? Думать об этом было больно.
— Хорошо. Жди меня здесь, — уронила она.
Через час она принесла то, что он просил. Долидис уже ушел, и никто не обратил внимание на ее возвращение. «Забыла кое-что доделать» — объяснение было наготове, но не понадобилось, по крайней мере, пока.
Отдавая Дину папку, она тихо спросила:
— Расскажешь?
Он наклонился и поцеловал ее в губы, и у нее не хватило духу уточнить, «да» это значит или «нет». Она хотела верить ему, но ей было страшно.
Сегодня Дин и Людмила впервые с того дня встретились по графику, ровно через неделю, и первое, что они сказали друг другу, было:
— Ты слышала?
— Ты слышал?
Все силовые ведомства Дубравы стояли на ушах: вчера вечером с Кромки пришло экстренное сообщение по спецпочте: отряд Марины Шталь разгромлен, а трактир, в котором она организовала засаду, сгорел. Четверо отборных бойцов и офицер КоВД погибли при исполнении на одиннадцатом году новой законности! Это было неслыханно и немыслимо.
Безопасники немедленно взяли расследование под свой контроль и отправили на место происшествия опергруппу, а охранке было велено не путаться под ногами. За целый день на работе Дин наслушался по этому поводу возмущенного шепота — до возмущенных воплей, естественно, дело не доходило. Все, от девочек в канцелярии до полковника Красовца, терялись в догадках, и Дин был вынужден «теряться» вместе с ними. Он кивал, поддакивал, а сам думал лишь об одном: придет ли Людмила Стриж вечером на свидание? Вдруг ее задержит Долидис в связи с форс-мажорными обстоятельствам? Или она сама не захочет его видеть? В том, что в голове у Людмилы уже вертятся варианты, каким образом его недавняя просьба связана с вчерашними событиями, Дин не сомневался ни секунды. Как и в том, что она обязательно об этом спросит.
Он не знал, что ей ответить. Во-первых, это была не его тайна. А во-вторых, эта тайна была опаснее гранаты с выдернутой чекой.
Дин и сам боялся. Он был там, на Кромке, он разговаривал с начальником участка. Что если это всплывет? Может, разумнее ему самому отказаться от свидания, не подвергать Людмилу опасности и забыть о том, что они вообще когда-либо были близки?..
И всё-таки он приехал. Он хотел видеть ее, хотел быть с ней. И хотел знать подробности того, что произошло.
Но прежде чем заговорить о делах, и вопреки обыкновению, прежде ужина они легли в постель и любили друг друга долго, неторопливо и нежно, как и всегда. Как будто ничего не случилось и им нечего бояться. Как будто между ними ничего не изменилось.
Они лежали рядом, взмокшие и опустошенные. Люда курила, пуская дым в потолок. Дин любовался ее грудью и округлым мягким животом. Каждый ждал, что другой начнет первым.
— Так что тебе известно? — не выдержав, спросила Людмила. Она затушила сигарету и натянула одеяло на грудь. Дин разочарованно вздохнул и ответил:
— Практически ничего. Только то, что было в рапорте Ждана. Нам даже опергруппу отправить не дали.
Людмила кивнула.
— Ничего странного. Долидис поехал сам. Вместе с экспертами и оперативниками.
— Сам? — поразился Дин.
— А ты как думал? Если она не погибла там, а скрылась…
— Ему конец?
Снова кивок.
— А ты? Тебе это ничем не грозит?
— Понятия не имею, — преувеличенно ровно отозвалась Людмила. — Но знаешь… Мне наплевать. Это того стоит.
Дин заглянул в ее серые глаза и только сейчас до конца осознал, насколько она ненавидела своего шефа. До дрожи. До готовности пожертвовать собой, чтобы увидеть его крах. Он вдруг понял: скажи он тогда, зачем ему досье на парней, она скопировала бы их с радостью, и подвергла бы себя удвоенной опасности. Он опустил взгляд и, перегнувшись через Люду, потянулся за сигаретами на тумбочке.
— Ты же бросил, — удивилась она.
— Бросишь с тобой.
Он щелкнул зажигалкой, закуривая. Людмила пристально наблюдала за ним, но убедилась лишь в его безупречной выдержке. Беспокоило что-то майора Хмару или нет, догадаться об этом было нельзя: его пальцы двигались так же спокойно, как и всегда.
— А тебе что известно? — спросил он, выпустив изо рта несколько аккуратных колечек.
Люда фыркнула, оценив его небрежный тон.
— Мало, — ответила она. — Сегодня рано утром привезли тела. Они сильно обгорели, сходу опознать невозможно. Одно ясно: никаких детей среди них нет.
О том, что вместе с агентом Вагантом разыскивают ребенка десяти-одиннадцати лет, Людмила рассказывала и раньше, не уточняя, что это за ребенок и зачем нужен Комиссару. Эти подробности Дин выяснил всего несколько дней назад от Павла Шмеля, и теперь ему приходилось быть внимательнее, чтобы ненароком не выдать излишнюю осведомленность.
— И сколько их там? — уточнил он.
— Восемь.
— Вот как? — Дин сжал зубы на сигарете, но тут же заставил себя расслабиться. — Интересно…
Восемь тел. Минус мальчик. Одно из тел наверняка принадлежит трактирщику. Четверо — бойцы. Остается трое.
Люда легко проследила ход его рассуждений.
— Без мальчишки восемь — многовато, — резюмировала она.
«В самый раз с учетом обоих Шмелей», — мысленно возразил Дин, а вслух сказал:
— Там могли быть случайные люди. Постояльцы, например.
— Само собой, — согласилась Люда. — Это выяснят. Допросят всех кого можно. Тела по косточкам разберут, проведут идентификацию. Кстати, нашли жетоны всех погибших парней, и жетон Шталь тоже. Но не на телах. Они лежали отдельно.
— Значит, кто-то выжил. Тот, кто снял с них жетоны и поджег трактир.
— Верно мыслишь, — Люда усмехнулась. — А еще забрал всё оружие, один из рюкзаков и «Зубр».
— Вряд ли это был пацан, — констатировал Дин.
Люда не выдержала и улыбнулась во весь рот. У нее были прекрасные ровные зубы.
— Очень вряд ли, — подтвердила она. — Даже если Марина осталась в том трактире, но упустила Ваганта и мальчика, Долидису не жить.
— Один из «волчат» уцелел, — напомнил Дин. — Он что, ничего не рассказал?
— Не знаю. В рапорте Ждана этого не было, а новые данные будут завтра с утра. И результаты экспертизы, скорее всего, тоже.
Она глянула на Дина: «Попросит или нет?»
Он попросил.
— Можно я подъеду за тобой завтра? Туда же, к арке?
— Хорошо. — Она помолчала. — Ты ничего не хочешь мне рассказать?
Он вздрогнул и покачал головой.
— Может быть, но не сейчас. Забудь об этом, прошу тебя. Забудь, и всё.
Она помрачнела и отвернулась. Повисла тягостная пауза.
— Не хочешь поужинать? — предложил Дин.
— А у тебя что-то есть?
— Не помню. Кажется, нет. Но могу сделать бутерброды. С сыром. И чай.
— Ну сделай.
Через десять минут Дин вернулся с подносом, забрался в постель, и они принялись за еду.
— О, кстати, — встрепенулась Людмила, прожевав бутерброд. — Забыла рассказать. Ваш Красовец-то что отмочил.
— Что?
— Подал рапорт сегодня утром. С просьбой предоставить ему полный допуск и разрешить участвовать в расследовании. «Как гражданин своей страны, как офицер КоВД и как мужчина я не могу оставаться в стороне, когда убиты мои сотрудники», — процитировала она и сделала глоток из чашки. Чай был крепкий и сладкий, как Дин любил.
— Красиво завернул, — присвистнул Хмара. — Я бы так не смог.
— Да, в умении вертеть словами ему не откажешь, — согласилась Людмила.
— И как ты думаешь, удовлетворят?
— Трудно сказать. Возможно всё. У вас много хороших следаков. Правда, и наши не лыком шиты.
— Особенно Долидис, — пошутил Дин.
Люда стрельнула в него глазами.
— Кроме Долидиса, там есть и другие люди, — заметила она. — Но Комиссар может привлечь и ваших, для объективности. Он это любит. Проделывал и раньше.
Оба замолчали, вспоминая старые дела, о которых она рассказывала в этой постели. Дин допил чай и аккуратно поставил чашку на поднос, а поднос — на тумбочку. Людмила последовала его примеру.
— Давай спать, — потянувшись, он привлек женщину к себе. Не для секса, просто обнять. Она покорно притянулась, устроилась щекой на его плече, закрыла глаза.
— Тебе ведь ничего не грозит? — едва слышно спросила она. — Ты никуда не впутался, Дин?
— Спи, — прошептал он, крепче прижимая ее к себе. — Спи. Всё будет хорошо.
В этот момент в дверь позвонили.
Люда отпрянула от Дина. В ее глазах был ужас. Перед ее мысленным взором стоял рулончик из бледных копий досье на каждого из «волчат». Нашли. Узнали. Проследили. Не надо было…
Дин поднялся с постели и набросил халат на голое тело. Он побледнел, но сохранял спокойствие. Ему тоже было что вспомнить: начальника участка Ждана с бегающими испуганными глазами и объятия с Павлом Шмелем в коридоре КоВД. Один из мальчишек выжил. Про Шмеля уже знают. Ждан рассказал о его визите, а дежурный может вспомнить ту встречу…
— Кто? — громко спросил он, подойдя к двери.
— Вас вызывает полковник Красовец, — раздалось снаружи. — Откройте, гражданин майор. Это срочно.
Дин сдержал облегченный вздох и ответил:
— Секунду. Я оденусь.
Он вернулся в спальню. Люда сидела на краю кровати, кутаясь в одеяло. Увидев его, она встала. Он обнял ее, крепко прижал к груди и не отпускал целую вечность.
— Прости меня, — прошептал он. — Всё хорошо. Это с работы. Меня зачем-то хочет видеть Красовец.
Люда высвободилась из его рук.
— Правда? Наверное, получил допуск и собирает опергруппу.
— Не может быть, — возразил Дин. — Для этого рановато, не находишь? Скорее всего, что-то еще случилось. Я вернусь поздно, если вообще вернусь… в смысле, до утра.
— Я поняла. — Людмила передернула плечами и потянулась к одежде, висящей на спинке стула.
— Нет-нет! — торопливо воскликнул Дин. — Я не это имел в виду! Прошу тебя, останься. Вот ключи. Не беспокойся, у меня есть запасные. И приходи завтра вечером сюда. Договорились?
Людмила прекратила расправлять форменную блузку, бросила ее обратно на стул и вдруг резко шагнула к Дину.
— Кому ты отдал те копии? — прошептала она. — Кому? Скажи. Скажи, что мне ничего не грозит, и я останусь.
Голос у нее дрожал. Дину сделалось стыдно и жутко одновременно. Людмиле было не занимать ни храбрости, ни силы воли, но сейчас ее колотило.
— Успокойся, — он взял ее за плечи и легонько встряхнул. — Я никому их не отдавал. Я показал их… кое-кому. И сразу сжег. Их больше нет, клянусь. Никто ничего не узнает. Обещаю. А я тебя не выдам.
Он говорил и сам верил в это. Он мог когда-то предать Императора и страну, но предать эту сероглазую женщину казалось немыслимым.
Дин обнял ее, дождался, пока она расслабится и перестанет дрожать, и лишь после этого отпустил и начал одеваться. Натянул брюки, рубашку, застегнул наплечную кобуру, пренебрег галстуком и повесил пиджак на сгиб локтя. Ему было жарко, но не от воспоминаний о постельных утехах, а от липкого ужаса, охватившего его у двери и до конца не развеявшегося.
Людмила сидела на кровати, завернувшись в одеяло, и смотрела, как он одевается. Дин наклонился и поцеловал ее в губы. Задержался, в который раз исследуя их податливость и мягкость.
— Иди, — прошептала Люда, отстраняя его. — Удачной охоты.
Он хотел сказать, что любит ее, но наткнулся на тень пережитого страха в ее серых глазах и молча вышел из комнаты.
Щелкнул замок входной двери. Людмила осталась одна.
 
2.

И запах и часы.
И тени без ветвей.
Романтика камней –
В ручье спит пистолет.

В тот вечер Дин домой не вернулся, и на следующий день — тоже. Интуиция в очередной раз не подвела Людмилу: в кабинете Красовца майора Хмару ждала пачка документов о неразглашении, которые требовалось срочно подписать, и новое назначение.
— Нас допустили к расследованию, — не тратя времени на приветствия, сказал полковник. — Вот, читай.
Дин сел в кресло и углубился в бумаги. Сверху лежала копия рапорта майора Ждана о гибели спецгруппы и поджоге трактира. Дальше шли бланки о неразглашении.
— Мне разрешили собрать опергруппу, но я решил, что хватит одного следователя. И выбрал тебя, — пояснил Красовец. — Поезжай. Ты человек опытный, работал на Кромке. Сам разберешься, как действовать. Я хочу знать из первых рук, что там случилось.
Дин кивнул. Он понимал, почему полковник не спешит отправиться на Кромку лично. Дело было не только в служебных обязанностях. Когда начальник едет на место подобного происшествия сам, это наводит на подозрения, что в его ведомстве серьезные проблемы и он хочет замести их под ковер. Когда он отправляет доверенное лицо, он стремится выяснить правду и ничего более.
Красовец пожевал губами, разглядывая Дина. Думает, всю информацию выдать по Марине или кое-что придержать, догадался Хмара и от души понадеялся, что полковник примет верное решение. Заниматься расследованием и при этом делать вид, что он не в курсе, кто такая капитан Шталь, будет непросто.
Но Красовец был профессионалом и прекрасно осознавал: без этих сведений Хмара не сможет составить полной картины.
— Прочти еще это, — он выложил на стол перед Дином тонкую картонную папку. — Но учти: это совершенно секретно. За разглашение — расстрел.
— Я так и понял, — Дин поежился. Он вспомнил о Людмиле.
В ровных строках отпечатанного на машинке отчета, лежащего в папке первым, не было для Хмары почти ничего нового. Перебежчица, бывший майор разведки, аналитик, пошла на добровольное сотрудничество, объяснила личными мотивами. Лояльность доказала, предоставив ценные сведения. Задание — найти пропавшего шесть лет назад имперского агента и мальчика, предположительно внебрачного сына княжны Аглаи.
— Ничего себе, — пробормотал он, чтобы хоть что-то сказать.
— Ты дальше читай, — велел Красовец.
Дин просмотрел оставшиеся документы. Тут были стенограммы первых допросов Шталь в госбезопасности и краткая выжимка из отчетов о ее поисках. Дин читал по диагонали: многое он помнил по рассказам Людмилы, и сейчас ему требовалось лишь упорядочить в голове информацию и разложить ее по степени важности.
Пока Дин знакомился с материалами, Красовец несколько раз прошелся туда-сюда по кабинету и замер у приоткрытого окна, выходящего во двор. Весь Комиссариат внутренних дел знал об этой привычке полковника: стоять у окна и смотреть на входящих и выходящих из здания людей. Дин тоже помнил о ней, а также о цепкой памяти и феноменальной наблюдательности начальника, и это не добавляло спокойствия. Дежурный мог забыть Павла Шмеля, мимо него таких посетителей в день проходят десятки. Но Красовец замечал всё и, по слухам, ничего не забывал.
Рано полысевший сухопарый мужчина, он предпочитал любой одежде форменный китель, хотя по статусу мог этим пренебречь. Дин, его зам, ходил на работу в костюме, и это не вызывало вопросов. Но полковника Красовца в штатском не видел никто и никогда.
Его назначили начальником КоВД Дубравы через два года после переворота — за эффективную работу по расследованию «преступлений кровавого режима». Вступив в должность, полковник немедленно устранился от любой политики, продолжая везде и всюду подчеркивать свою лояльность новой власти. Многие, кто тогда продвинулся по службе, за эти годы разделили участь своих противников и сгинули в подвалах, в Промзоне или в исправительных лагерях на западной границе. Красовец удержался на своем месте, а его ведомство работало как часы, выдавая невиданные для послереволюционной столицы результаты.
На словах он всегда выражал готовность подчиниться любым указаниям сверху, а на деле следовал исключительно принципам новой законности — в своем собственном понимании. Гибкий и скользкий подчиненный, он умудрялся быть твердым и справедливым начальником, и в этом неожиданном сочетании во многом и заключался секрет его профессионального «долгожительства».
Просмотрев последнюю страницу, Дин закрыл папку.
— Не очень-то ты удивлен, — констатировал полковник, подходя к столу. Папку он небрежно швырнул в сейф.
— Вокруг этой Шталь что-то такое было. В воздухе, — Дин неопределенно пошевелил пальцами. — Так что удивляться нечему. Но игра велась по-крупному. Что же там случилось?
— Это и нужно выяснить. Комиссара прежде всего интересует судьба мальчишки. И, конечно, роль Шталь во всем произошедшем, а также степень… — Красовец замялся, подбирая слова, — ее лояльности. Если она виновна в предательстве, нашему ведомству это в плюс не пойдет.
— Тому, кто этим занимался в КоГБ, тоже не поздоровится, — хмыкнул Дин.
— Ее курировал полковник Долидис, — сообщил Красовец. — Он там, на Кромке. И очень заинтересован в том, чтобы труп Шталь нашли среди обгоревших останков. Но расследование должно быть объективным. Тебе ясно?
Дин кивнул. Он продолжал думать о том, что среди обгоревших останков могут найтись и братья Шмели, и ему было жутко. К тому же, он боялся сболтнуть лишнее и выдать свою осведомленность о вещах, которых ему знать не полагалось. Всё это не способствовало разговорчивости.
— В рапорте сказано, что рядовой Иван Май выжил… — осторожно произнес он.
— Да. Он под стражей, но никакой информации о нем или от него нет. Поговори с ним, Хмара. Мальчишка не должен пострадать. Я уверен: если Шталь и предала, парни в этом не участвовали.
— Их использовали, — согласился Дин.
— Точно. В общем, поезжай и выясни всё, что можно.
— Прямо отсюда?
— А чего тянуть? К рассвету будешь там. Я вызвал шофера, он ждет.
— Я за рулем.
— Не надо. Возьми служебную, выспишься по дороге.
Дин вновь ограничился кивком.
Красовец не ошибся: к рассвету серая «Лань» с увеличенным дорожным просветом, не очень комфортная, но проходимая, запрыгала по ухабам лесной дороги. Дин проснулся от тряски и опустил стекло. В кабину ворвался бодрящий утренний воздух вперемешку с капельками тумана. День обещал быть ясным. В чаще куковала кукушка, пророча кому-то долгую жизнь. Дин понадеялся, что ему.
Машина въехала в деревню и остановилась во дворе участка. Здание выглядело пустым, но Дин знал: это впечатление обманчиво.