Интуиция больно пнула меня, вытаскивая из сна. Что это?! Пронзило ужасом, как всегда при встрече с непонятным. Открывшиеся глаза узрели собравшихся вокруг меня учениц. Они толпились в два-три ряда, заглядывая первому ряду через головы. Первые сидели на корточках, за ними на коленях другие, привстав, чтоб лучше видеть. Им на плечи опирались непоместившиеся.
Костер догорал. Светало. На сколько я отключался – на час? Два?
Я лежал на спине. Расставив ноги, Родосским колоссом надо мной возвышалась Варвара. Орлица над добычей. Лицо оглядывало поверженный трофей, щиколотки прижимались с боков к моим голеням.
Царевна Варвара Дарьина имела перед остальными небольшое преимущество по возрасту и немалое по опыту определенного вида. С детства она вертелась при матери в школе со старшими девочками, а поступив туда, сразу сошлась с тогдашней «ночной хозяйкой школы» Аглаей, на чьи похождения даже стража закрывала глаза во избежание неприятностей. Теперь Варвара сама стала главной. Увидев, что я проснулся, она спокойно опустилась на мои коленные чашечки прохладным седалищем, бедра окружили и сжали мои. Ровный голос поинтересовался как бы в пустоту:
– Все знают, откуда берутся дети?
– Могу показать, – мурлыкнула Ярослава из второго ряда, что навалился на спины первых.
Первые сгрудились вокруг моей середины так, что меж голов едва проступал рваный кусочек неба. Задним пришлось расталкивать их, влезая лицами и давя на спины. Естественно, объект изучения под таким вниманием обрел признаки жизни.
– Ух ты! – пронесся изумленный гул.
Варвара с довольным высокомерием оглядела собравшихся. Высокая, отлично сложенная, с тонкой талией, расходящейся в крепкие плечи вверх и в широкие бедра вниз, она была красива, знала это и пользовалась этим. Ямочки на щеках, большие глаза, чувственные губы – все играло на публику, на подчинение либо соблазнение. Девушку портил только покровительственно-колючий взгляд, что становился другим лишь изредка – под действием страха, гнева или любопытства. Прячась за павлиньим хвостом женственности, распустившейся не по возрасту (впрочем, в отношении царевны школы и Грибных рощ иногда достаточно просто слова «распустившейся») Варвара не давала понять, какая она на самом деле. То, какой казалась и какой быть старалась, мне не нравилось. Меня и не спрашивали. Плохо, что обращались со мной как с игрушкой, желая то сломать и поглядеть как устроен, то выкинуть, то навсегда отобрать у законного владельца. Пока не раскушу и не найду ключика, жить рядом с этим опасным существом придется с оглядкой.
– Это, – длинный Варварин пальчик прикоснулся к причине восторженного недоумения, – приносит нам боль, болезни, детей и удовольствие.
– Боль, болезни, детей и удовольствие, – запоминая, хором повторили несколько учениц.
– Болезни? – ужаснулась Любава, и ладошка в испуге прикрыла рот вместе с чутким носиком.
Округло-крепенькая, но приземистая, царевна терялась среди сгрудившихся – в самом диком смысле этого слова – высоких и плотных соседок. В рассветных сумерках ее кожа до самого низу оказалась в мелких родинках, о чем ни за что не догадаешься ночью. Руки ежеминутно вскидывались, отправляя за уши непослушную прядь – ее глаза желали не просто смотреть, а видеть, и видеть все.
А не сплю ли я?! Может, вчера слишком много впечатлений в мозг привалило, если невообразимая чушь снится?
– Вспомни темный дом, – бросил кто-то Любаве в ответ.
– Кошмар, – покачала она головой.
Еще темный дом какой-то. Бред. Галлюцинация. Сонный морок. Сгиньте!
– Помните великую цариссу Ариадну, которая пятикратно не сдавала вотчины на забаве? – продолжила Варвара, вольготно чувствуя себя на моих ногах. – До сих пор в темном доме. Если еще жива.
– И свихнувшаяся царица тоже.
– Говорят, там долго не живут.
Я метался в бреду полусознания, когда вроде бы слышишь, что говорится, даже как бы понимаешь сказанное, но мысли находятся в другом месте. Ощущения – расстреливаются из пушки, способной пробить лобовую броню танка. Чувства исполняют барабанную дробь в кабине разума, смертельно пикирующего и не имеющего сил выйти из штопора.
– Можно посмотреть ближе? – обратилась низенькая лучисто-жизнерадостная Феофания, затемненная копия Любавы.
Варвара бесцеремонно кивнула:
– Конечно.
– Нет! – возмутился я.
Попытку вырваться пресекли, бесконечное количество рук и несколько коленей вжали меня в лиственный ворох.
– Молчи, сейчас ты инвентарь, – прошипела Варвара. – Не мешай просвещению молодежи.
Я обратился в песочный замок, готовый рассыпаться от малейшего прикосновения. Единственным бараном в стаде овец я весь день тихо радовался нежданно свалившейся ситуации. Сейчас стало не до смеха.
– Какой инвентарь?! – Я принялся извиваться. – Думай, что говоришь!
Меня удержали. Крепкие Ярослава и Антонина оседлали мои ноги за спиной сдвинувшейся вперед Варвары. Александра, Феофания, Ефросинья и даже растерянно моргнувшая Кристина, которая, извиняясь, развела руками, навалились гурьбой, их колени восстановили мою неподвижность.
Перед лицом возникли большие глаза Клары.
– Не надо, – попросила она. – Не шевелись.
– Клара! – взмолился я. – Но ты-то...
Пока другие, спеленав ногами и сжав пальцами, держали мои вырывавшиеся руки, она успокаивающе гладила меня по голове. Самая скромная. Самая застенчивая. Как же?!
– Это урок, – объяснила она. – Согласись, лучше изучать предмет на достойном материале, чем абы как, с кем и где.
Вот так. Меня превратили в учебное пособие.
Варварины глаза странно сощурились, чуточку надменно и проказливо:
– Прошу заметить, я выполняю приказ – приказ провести урок. Приказ отдан в присутствии готовых подтвердить свидетелей, апелляция невозможна.
– Я отменяю приказ!
– Я слушаю умных, но верю только верным, в этом состоит мудрость! – напомнила Варвара недавно цитированное, неслабо подковырнув меня. – Верность слову – превыше всего. Береги честь и репутацию, потом они сберегут тебя.
Девушка улыбнулась настолько самодовольно, словно утопила противника в общественном сортире. Затем она кивнула Кларе:
– Продолжи молитву.
– Я забочусь о своем здоровье, ведь потом оно позаботится обо мне, – смущенно улыбаясь, продекламировала самая мелкая ученица потока.
– Именно, здоровье! – Варвара подняла палец, склоняясь надо мной. – Плюешь на репутацию – подумай о здоровье. Своем и чужом. Ты же командир как-никак. Пока. Кристина, дальше.
– Я помогаю окружающим, ведь потом они помогут мне, – четко выдала пунцовая Кристина, прикрывая лицо кучеряшками.
Наверное, потому, что сидела на моем запястье. Рука чувствовала, как все спрятанное счастливо открывается навстречу, расцветая и превращаясь из сплюснутой спящей красавицы в танцующую принцессу. Я пытался усилием воли прекратить мятеж не желавшего подчиняться организма. Безрезультатно.
– Помогай, и помогут! – укоризненно втолковывала мне Варвара и победно завершила: – Я так живу и примером учу детей. Алле хвала!
– Алле хвала! – хором поддержали ученицы.
Вспомнилась восточная поговорка: для побежденных спасение одно – не мечтать о спасении. А американцев с детства учат: если на вас напали, расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие.
– Делайте, что хотите, – в сердцах выдал я.
Спасение – не мечтать о спасении.
Царевны заметили перемену. Удовлетворенно поерзав, они утихомирились и заняли места в партере и на балконах согласно купленным билетам. Повеяло видимостью покоя.
Нервозность не исчезла, ее просто прикрыли ширмочкой-времянкой, чтоб зрелище не заслоняла. Варвара начала учительствовать:
– Все знают: женщина – алмаз, который при правильной огранке превращается в бриллиант.
Два пальчика подцепили краешек кожицы, словно нашкодившего пацаненка за ухо, и потянули вверх.
– Гранят вот этим, – показала она.
Все посмотрели. Вскинутый клюв пеликана имел кожистый зоб, привлекший внимание «преподавательницы». Впрочем, можно без кавычек – сейчас она ею являлась.
– Здесь производится семя.
Ее собранная горсткой ладонь коснулась предмета исследования. Кошелечек с драгоценностями съежился, внутренности слились воедино и испуганно спрятались.
– Ждем, – объявила Варвара.
Мир замер в ожидании чуда. От остатков костра тянуло дымком. Листья и трава подо мной смялись в тонюсенький коврик, придавленный распластанным телом и еще многими, прижимавшими сверху. В земле постепенно появлялась удобная выемка.
Через некоторое время обидевшееся на незваное вторжение пособие опасливо расслабилось.
– Похоже на мячик, сшитый из двух кусков, – рассказала Варвара тем, кто не мог разглядеть подробностей.
За это время успокоенное пособие приняло предложенную дружбу. Распустившись весенней почкой, оно под восторженные возгласы доверчиво опустилось в принявшую руку.
– Самое нежное место. И самое болевое. Удар по нему… – Варвара задумчиво замерла и поправилась, – по ним, причиняет мужчине дикие страдания и мгновенно выводит из строя. Это необходимо запомнить. Повторите.
– Самое нежное место… – начала Кристина и поперхнулась, получив локтем в бок.
– Удар по ним причиняет мужчине дикие страдания и мгновенно выводит из строя, – уже нормально отрапортовали ученицы.
Преподавательский перст прогулялся по рубцу шва:
– Видите, словно грубыми стежками сверху вниз зашивали.
– У Чапы было ранение? – Ладошка Майи с сочувствием погладила мою грудь.
Ярослава прыснула. Нос Ефросиньи презрительно сморщился, поджатые губки словно плюнули:
– У нас разрез, у них на этом месте шов.
Купол голов заволновался, свисавшие локоны всех цветов и размеров колыхнулись, словно я отдыхал под кроной плакучей ивы и попал под порыв ветра. Только ива оказалась странная: плодоносила кокосами, вывернутыми наизнанку.
Собственно, в этом мире все наизнанку.
– Сросшийся шов напоминает о первом человеке, ибо, как известно, сначала была женщина, – провела Варвара ликбез для непосвященных. – С тех пор любой родившийся мужчиной изначально задумывается как женщина, и лишь во время вынашивания Алла-непознаваемая, да простит Она нас и примет, определяет ему незавидную судьбу самца. Доказательства перед глазами. Шов и… кто назовет второе?
Пока большинство недоуменно хлопало глазами, из второго ряда высказалась Амалия:
– Грудь.
– Правильно, соски на груди. Для чего они нужны мужчине?
– Мужские соски могут пригодиться женщине, – нежданно выдала Ярослава. Интрига удалась. Тишина позволила слушать полет облаков. – Их можно покусывать в момент …
– Мужчину много куда можно покусывать, – перебила Варвара.
– Согласна, не довод, – не стала спорить ухмыльнувшаяся блондинка. – Но и не повод не покусывать.
– Вернемся к уроку. Все посмотрели природные доказательства женского первородства?
– Нет!!!
Дюжина любопытных мордашек ринулась изучать самое для меня дорогое. Множество опирающихся ладошек наползали одна на другую, занимая все доступное пространство на бедрах, животе и грудной клетке. Маленькие, большие, прямые, вздернутые и приплюснутые носы внюхивались в терпкий мужской аромат, лица отшатывались в изумлении и вновь приближались: на антресолях памяти новый запах не находил соответствующей полочки. Невероятный и мощный, он вновь и вновь манил их, как электросварка ребенка.
– Не пойму. – Майя в задумчивости потерла курносый прибор, только что дважды побывавший на другой планете: проведенный опыт дал больше вопросов, чем ответов. – Как охарактеризовать то, что одновременно отталкивает и притягивает?
– Иначе говоря, пахнет сразу хорошо и плохо, – перевела Антонина, благодаря расположению и могучему торсу совершившая уже несколько весьма долгих «поклонений» наворочанному клубку странностей. Остальные теснили и отталкивали друг друга, но не ее: кому охота бороться с горой, готовой уронить или подмять, а потом извращенной логикой еще сделать тебя же виноватой?
– То, что одновременно благоухает и наоборот, называется «благовоние», – не замедлила подколоть Ярослава.
Ее прямой носик только раз ткнулся в доселе неведомое. Зелень сошедшихся глаз проявила недолгий интерес, ноздри вздулись. Не найдя для себя ничего нового, царевна не стала мешать суетившимся неофиткам.
– Привыкнете – понравится, – философски завершила Варвара парфюмную дискуссию.
– А если не понравится? – донеслось из-за моей головы.
Клара. Оказывается, в мельтешении носов в районе былой недоступности эта царевна участия не принимала. Немудрено не заметить, когда вокруг такое.
Кларе ответила Ярослава, поскольку преподавательница занялась наведением порядка в очереди, грозившей дойти до драки.
– Это не может не понравиться.
– Может, – категорическим тоном объявила Ефросинья. – Но это не важно.
– А если все-таки? По-моему, это все-таки важно.
Кларин носик лишь немного высовывался, участвуя в общем оживлении на правах бедного родственника – она просто стеснялась вылезти на первый план. Если стеснялась меня, то поступала глупо: и без ее невеликих радостей взору хватало объектов приложения. Возглавляла фестиваль плоти, устроенный для одного отдельно взятого пособия, возвышавшаяся над этим морем преподавательница.
– Если не понравится, придется заставлять мужей мыться по десять раз на дню и использовать травяные кремы, – сообщила Кларе Варвара. – Но если мужья будут любимыми, то понравится, запах любимого человека не может не нравиться.
– Даже вонь? – ядовито сощурилась Ефросинья.
Вопрос заинтересовал еще нескольких, головы замерли в разных странных положениях, символизирующих весь спектр эмоций от испуга до плотоядной жажды каннибала, склонившегося для пожрать.
– Вонючку вы не полюбите, – успокоила Варвара.
Ярослава ехидно добавила:
– А если полюбите, то либо он не такой уж вонючка, либо вы этого вонючки достойны.
– Либо у него есть другие достоинства, на фоне которых запах потеряется, – вбросила Ефросинья.
– Какие?! – Произошло торжественное и непроизвольное открытие сразу нескольких ртов.
– Позже узнаете, – в стиле «пути Господни неисповедимы» закрыла тему преподавательница.
Ее направленные на меня глаза хитро поблескивали, словно весь бедлам устроен исключительно ради попробовать мою скромную персону на прочность.
Когда покрытые пупырышками бархатные морщинки были исследованы вдоль и поперек, а выступающий шов опробован нескончаемой очередью пальцев, взгляд Варвары поднялся к подпиравшей небо мрачной колонне.
– Еще до ложных пророков существовал дикий обычай. Вот это, – ее пальчики вновь приподняли сморщенный краешек, потянувшийся вверх будто жвачка, – отрезали еще в детстве, чтоб у мальчиков не скапливалась под ней выделявшаяся природная смазка.
– Что за смазка? – недоверчиво взметнулась левая бровь Антонины. – Как у нас? Что в ней плохого?
– В самой смазке ничего, но когда она долго скапливается, начинается раздражение. Затем воспаление. Кончается все очень плохо как для самого обладателя заразы, так и его жены, если имеется.
– Кошмар, – ужаснулась Майя. – А как сейчас борются с этим злом?
– Моют.
Царевны не знали, плакать или смеяться. Варвара весело продолжила:
– Да, все так просто.
– А они, значит, не догадывались? – привычно съехидничала Антонина. – Непроходимо тупые были? Или мы теперь настолько поумнели?
– Этим занимались до того, как наши предки нашли и вывели наружу ключи, обустроили озерную сеть. Нет воды – не помоешься. Проблему решали радикально.
– Жуткие были времена. – Кристина передернула плечами.
Видимо, живое воображение не отпускало.
– Бывали времена еще хуже. В некоторых племенах женщинам удаляли лампаду счастья над райской дверцей. Иногда вырезали дверные створочки и даже внешние ворота.
– Кто вырезал?!
– Мужчины.
Взгляды недобро и задумчиво сошлись на мне. Ненадолго. Любопытство пересилило. Очень вовремя последовало продолжение:
– Напоминаю четыре составляющие ловиласки: боль, болезни, дети, удовольствие.
– Слышали уже! – недовольно выпрямилась статная Ярослава.
– Мало слышать, нужно, чтоб на носу зарубилось. Чтоб ночью разбудили – и без запинки! Усекли? Продолжаю. Так вот, четыре составляющих могут приходить в любом сочетании.
Ученицы вытаращили глаза:
– Как это?!
– Бывают поодиночке, попарно, втроем или все вместе.
– Объясни, – задумчиво потребовала Антонина.
– Разберем по очереди, – сказала Варвара, мелко поерзывая на моих коленях. – Первое. Боль.
– Это когда в первый раз, – выдала умненькая Клара, обведя всех торжествующим взором: типа, вот что я знаю!
– И когда не хочешь, – скривила губы Ярослава.
Множество лиц создало сквозняк, разом хлопнув ресницами:
– Так бывает?!
До Клары даже не дошло:
– Не хочешь боли? Кто же ее хочет?
– Когда не хочешь этого, – Варвара потрясла плененным пособием, – а надо.
– Зачем же, если не хочешь? – не успокаивалась Клара.
Удивленная застенчивая улыбка блуждала по наивно-благостному личику совершеннейшего ребенка, который случайно оказался в теле повзрослевшей девушки.
– Мама говорит: поживи с мое одновременно с тремя любимыми мужчинами, узнаешь, – вставила мудрая Амалия.
– Еще – когда тебя не спрашивают, – дополнила Ефросинья, чьи худоба и впалые щеки могли быть как результатом плена, так и особенностью сложения конкретного организма. – Например, разбойники. Убирая в формуле «живой и невредимой» вторую часть.
Она с намеком покосилась на меня. К моему ужасу, так сделали еще несколько человек. Повод задуматься.
Варвара быстро продолжила:
– Или когда слишком много и долго.
– Или когда слишком мало и коротко, – цинично хохотнула Ярослава.
– И от удовольствия, – закончила перечень самопровозглашенная преподавательница.
Повисла недоуменная тишина.
– К этому еще вернемся, – успокоила Варвара. – Теперь второе. Болезни.
Из-за ее спины выглядывала вечно хмурая Антонина. Рослая, широкая в груди и плечах, она казалась еще выше из-за пышности форм и величины выросших как на дрожжах выпуклостей. Рядом сидела на корточках плотненькая Майя, крепко сжимая ноги и выдерживая вес прятавшейся позади Любавы. Заигрывала с моей рукой Кристина, обнимая собой и мечтательно наматывая на палец черный локон. Мелкая Клара стыдливо прикрывалась руками за моей головой – тихая и маленькая, словно куколка, но с совсем не кукольными формами. Точнее, формочками. Предсказывать – неблагодарное дело, но что-то мне говорит, что в ближайшую пару лет она составит конкуренцию нынешним звездам царственного пантеона – сочно-выпуклой Варваре и отточенно-изящной Ярославе. Рядом с Кларой расположилась Феофания – невысокая темненькая хохотушка, овалом лица, сложением и интересом к жизни дублировавшая светло-русую Любаву. Плотные плечи Феофании притерлись к хлипким локтям чуть более высокой, вечно настороженной Ефросиньи, оседлавшей мою вторую руку. Ее жидкие волосы отдавали рыжиной, но в сумраке этот момент терялся, превращая их просто в темные. Зато рядом, коленями к моим ребрам, восседала обладательница самых длинных и самых красивых волос в этой компании, стройная и строгая Александра. Тонкие плечи переходили в узкую грудную клетку, обрисованную мелко, но невероятно грациозно. Блестящая светлая завеса укрывала ее от чужих взоров не хуже отсутствовавшей одежды. Почему-то это волновало. Будучи выше соседствовавшей Ефросиньи, ростом Александра все же не дотягивала до завершавшей первый круг Ярославы, которая придерживала своим весом мою ногу с другой стороны от Варвары. Между их голов в разных местах периодически появлялись и вновь исчезали лица Амалии и еще одной ученицы, все время путаю ее имя.
Обхватив мои бедра своими, Варвара вещала:
– Основная часть болезней передается внесением внутрь вот этим органом после связи с зараженной соперницей, – она снова потрясла пособием, как первоклашка звоночком первого сентября.