Стоило открыть дверь, как внутрь ворвался насыщающийся алым воздух раннего утра. Ещё пахло дождём и мокрой брусчаткой, подвявшая трава умопомрачительно благоухала, а с веток и крыш срывались и падали на лицо ледяные капли. Отовсюду стучало и звенело. Растянувшиеся между бордюрами лужи напоминали мутные зеркала, поверхность которых то и дело рябила мелкими пузырями, а вода была красновато-коричневой, точно кровь.
Размытый город неприветливо мигал фонарями, крайне неохотно расставаясь с темнотой. Деревья, стены домов и ларьки всё ещё казались бесформенным скоплением фигур, однако в некоторых окнах уже зажёгся свет.
Чёрт, это плохо!
Утро было не таким уж ранним, как я надеялась.
Рэйн семенил перед нами, скользя из тени в тень и стараясь не попадать в рассветные пятна. Если мы с Тони отставали, он тормозил и терпеливо поджидал. Мы осознанно повторяли его движения, перемещаясь от одного тёмного участка к другому. Грязь чавкала под ботинками – увы, совсем избежать шума не получалось.
Людей на улице ещё не было, но мало ли кому взбредёт в голову выглянуть в окно!
Тони поддерживал меня за плечо, но и сам двигался крайне неуверенно.
Нападут священники – и нам несдобровать. Мы с Рэйном были на последнем издыхании, а Тони...
А что Тони?
Он же такой правильный, разве посмеет он выстрелить в своих соратников?
Лишь бы скорее добраться до ворот...
– И куда мы направляемся? – прерывающимся шёпотом спросил парень, его голос скакал в такт шагам.
Я вопросительно поглядела на Рэйна. Замерев в охотничьей стойке в тени хлебного ларька, он повернулся к нам острой мордочкой.
– Кто знает, – неопределённо просипел он, не раскрывая пасти. – Туда, где дыхание вашего Бога особенно сильно.
– Опять загадки, – поморщился Тони.
Я догадывалась, но не стала ничего озвучивать.
Демон же кисло усмехнулся, встопорщив усы, и выпалил:
– А мой жертвенный ягнёночек соображает шустрее. Видать, не промыли ещё последние мозги. Ты мыслишь в верном направлении, Са-а. Церковь.
– Церковь? – поражённо повторил парень, округлив глаза.
– Ну... – я пожала плечами.
– Церковные врата вполне подойдут, – продолжил «лис», и когда мы его настигли, нырнул в следующую тень. – В них полным-полно святого духа. А ещё печатей, заряженных Его словом. Чем вам не врата света, ха?
– Но я ведь сто раз через них проходила! – вырвалось у меня.
– Через них проходила девочка Сана, а не чистое сознание, – гнусаво пояснил архонт. – Я раскрою твоё сознание, и тогда взаимодействие начнётся.
Тони хмурился. Я поджала губы, терзаясь сомнениями.
Лис помолчал, а затем добавил, уже не оглядываясь на нас:
– Надеюсь, это нас не убьёт.
Глаза Тони налились белой яростью. Эта шутка была слишком жестокой, потому что в ней не было ни грамма лжи.
Теперь наш маршрут выглядел предельно ясным, и именно поэтому – вдвойне безумным. Меня настораживало, что Тони даже не заикнулся его оспорить – ведь, по сути, мы направлялись в лапы к священникам!
В городе на нас объявили охоту, а в соборе располагалось само логово врагов. Что могло быть ещё глупее, чем отправиться прямо туда?!
Господи, неужели мне одной эта затея казалась нереальной?!
Тони, ну хоть ты возрази!
Парень промолчал, хотя план ему явно пришёлся не по душе, как и всё, что касалось Рэйна. Он двигался вперёд с мрачной решимостью, словно желая во всём поставить точку.
Меня пробила какая-то глупая мысль: «Наверное, в завершение всей этой истории мы с ним уходим в закат, а затем долго и счастливо живём в какой-нибудь позабытой богом деревушке, плодя детишек и гуляя в парке с собакой...».
Я отнюдь не мечтала ни о детях, ни о собаке. И прекрасно понимала, что всё это не осуществимо. Какое ещё счастливое будущее, если мы сейчас были преступниками номер один?
Мы крались в тенях, точно самые настоящие демоны, прячась за заборами и кустами. А когда мы покинули пределы злачного района и выбрались в центр, пришлось проявить особую бдительность.
Рассвет уже раскрашивал улицы в пастельные тона, и каждый предмет был виден, словно на ладони. Теней становилось всё меньше, а голого пространства – всё больше. Через каждые два метра широкого тротуара были натыканы фонари. На огороженных газонах шахматными фигурами застыли редкие деревья, такие тощие, что за ними и не спрячешься.
Воздух всё ещё был серым, но впереди небо уже алело, заливая крыши близлежащих домов предрассветной кровью и подчёркивая гранёные купола собора. Над головой сонно перекрикивались вороны, а это значило, что начинали просыпаться и прочие обитатели города.
И хотя прохожих на улице по-прежнему не было, зато появились первые патрули.
С одним из них мы чуть не столкнулись нос к носу. Тони заметил их первым и прижал меня к груди, падая на колени за газетным прилавком. Рэйн тут же растворился, словно его и не было, а я затаилась не дыша – привычки охотника так просто не искоренишь.
Мимо прилавка, буквально в паре метров от нас прошествовала боевая пятёрка в полном обмундировании и при оружии. Это была не ночная смена, идущая домой, а свеженький отряд, состоящий из закалённых крепких мужиков. Каждый держал ладонь на револьвере, глазами зорко рыская по сторонам. Они передвигались по-кошачьи бесшумно, а тёмная форма делала их почти невидимыми в сумерках.
Что-то мне подсказывало, что искали именно нас, а чутьё меня никогда не подводило.
Спустя несколько минут нам встретился ещё один патруль – охотники прочёсывали улицы с поразительным упорством, рассредоточившись «идеальным клином», благодаря которому охватывался максимум территории.
Теперь мы передвигались практически ползком, используя обходные пути. Рэйн то появлялся, то исчезал, а я вспоминала, как добиралась этими же потайными мостками в Университет, ругаясь на рычащие картаксы.
Сейчас же тишина давила на уши, да и направлялась я вовсе не на пары, а в прямом смысле – на плаху.
Почему нас так рьяно искали?
Ради Бога, я ведь не совершила ничего противозаконного! Я даже никого не убила!
Всё, что я натворила, – это слишком часто болтала о том, что запрещено. Но разве за это ставят на мушку?!

– Пришли, – Тони сжал мои пальцы и подбородком указал вперёд, где между крышами домов уже млели в рассветных лучах купола собора.
Отсюда до центральных ворот оставалось не более десяти минут ходу. Нас ожидала самая неприятная часть пути – через огромную Аллею Мира.
Где-то на территории церкви наверняка караулил целый отряд священников, но если одним рывком преодолеть этот участок, то наша миссия, считай, завершена.
«Сейчас начнётся самая веселуха!», – в мозгу защекотал хриплый голос. – «Мальчишке лучше остаться снаружи...».
Я покосилась на Тони, который и не думал сбавлять шаг, и потянула его к себе, заставляя остановиться. Недовольный задержкой, парень бросил на меня усталый взгляд, но я упрямо стояла, и ему волей-неволей пришлось подчиниться.
Рэйн тут же соткался из дымки на мусорном баке. Мне кажется, или он стал ещё меньше?
– Ну, что? – скорее прошипел, нежели прошептал Тони, измученно глядя на меня.
– Дальше тебе нельзя, – без пояснений ответила я.
– Что за бред, Сана? – вздохнул он. – Я уже сказал: одну я тебя не отпущу. Как ты планируешь в одиночку выбираться?
«Никак!», – чуть не вырвалось у меня, но вместо этого я выдавила улыбку и бодро произнесла:
– Ты будешь только мешать, честно. Тебе придётся остаться тут. Дальше мы справимся сами. Обещаю, я обязательно...
Последние слова давались с трудом. Как я могла лгать, глядя ему прямо в искренние глаза?
Поэтому вместо меня это сделал архонт.
– Ты хочешь, чтобы её сознание взорвалось? – беспощадно спросил он. – Вот и не лезь! Мне она тоже нужна живой, пацан.
Было вполне очевидно, что меньше всего на свете Тони хотелось отпускать нас вдвоём. Однако демон умел подбирать аргументы. Дальнейшее касалось только нас, а чужая помощь...
Она была чревата последствиями.
– Сана, – словно договариваясь сам с собой, парень положил мне ладони на плечи и, наклонившись, прикоснулся лбом к моему лбу. – Просто не совершай глупости, ладно? В этот раз я тебе поверю. И отпущу. Только вернись, умоляю.
– Угу, – ответила я.
Он поцеловал меня в лоб и неохотно отпустил. Теперь всё зависело только от меня.
«Лис» рысцой засеменил к собору, а я последний раз посмотрела на парня и, сглотнув тугой ком в горле, отвернулась, чтобы он не видел моих слёз.
«Сейчас не время быть слабой, Сана. Просто... Сделай уже это!», – приказала самой себе я.
Рэйн не проронил ни слова. Я не могла понять: обижен он или устал.
Я не оглядывалась, зная, что Тони всё ещё смотрит нам вслед, и продолжала красться вдоль череды монументов выдающихся священников, из одной тени в другую.
Я уже явственно различала ворота – их кованые лозья были чернее ночи, и бледно-золотые утренние лучи, ударяя мне в спину, прожигали их насквозь и рисовали мою тень особенно длинной. Я обгоняла рассвет на считанные минуты, и фасад величественного собора всё ещё кутался в ночной мрак.
Ворота были так близко, что я позволила себе расслабиться, позабыв об осторожности...

Всецело поглощённая своей целью, я перестала смотреть по сторонам, и дикий окрик Тони чуть не сбил меня с ног.
– Сана!!!
С замирающим сердцем я крутанулась на каблуках и охнула, когда правую щеку что-то обожгло. Туго соображая, я провела пальцами по лицу и с недоверием уставилась на красную полоску.
Это что, кровь?
Затем подняла взгляд и увидела прижатого к брусчатке парня, которому заламывали руки двое мужчин в синей форме, а трое мчались ко мне, вскидывая револьверы. Со стороны парка неслась ещё одна пятёрка, а из-за Университета – тройка священников.
Я...
Я не понимала – здесь никогда не бывало патрулей!
Разве что они наверняка знали, что я сюда приду.
Но кто мог им донести?! Кто?!
– Беги к вратам, дура! – рявкнул Рэйн, проскочив мимо и в прыжке толкая меня лапами в живот. – Вперёд!
Я рванула к собору, не оглядываясь и ни на что не обращая внимания – ни на свист пуль, ни на бешеные крики людей. Сердце колотилось в пятках.
Вдруг спереди, из-за поворота вывалилась целая пятёрка священников во главе с Георгом, который восторженно лыбился, воплощая печать.
Я затормозила, объятая ужасом, понимая, что нужно бежать, но...
Я просто не могла сдвинуться с места!
А Георг направил на меня дуло «Отца Михаила» и нажал на спусковой крючок.
Время застыло...
Я – как в замедленной съёмке – видела несущуюся на меня пулю и стояла столбом, потому что тело, в отличие от восприятия, было неповоротливым, словно чучело, набитое камнями.
Нет, всё было не так...
Лишь одно неуловимое мгновение – то, что успел запечатлеть мой мозг. Серебряная вспышка, рассечённый надвое воздух, а в следующую секунду – тёмно-красные ошмётки, хлестнувшие из серой шерсти.
Голова Рэйна лопнула, как арбуз, по которому ударили битой, пуля прошла насквозь, через оба виска, а печать мгновенно среагировала при соприкосновении с плотью. Куски мозга, кровь и осколки черепа с прилипшей к ним шерстью полетели во все стороны, окатив и меня.
Я всё это уже видела. Только на этот раз тельце Рэйна было маленьким и тщедушным, едва восстановившимся после предыдущей смерти, а печать – ещё более смертоносной.
Я наивно полагала, что разучилась чувствовать, что болезнь убила во мне всё человеческое...
Обезглавленное тело демона ещё сделало по инерции несколько шагов ко мне, из его порванных вен лилась тёмная кровь, окрашивая обломок позвоночника приторно-розовым.
А затем в его бок врезалась новая печать – золотой двухслойный ореол – и плоть дьявола взорвалась ошмётками органов и клочьями шкуры.
«У-у-у!!!», – мозг пронзило разрядом тока, и я с воем упала на колени, сжимая голову руками.
Мой разум словно кромсали десятками ножей, и я не могла ни разогнуться, ни перестать вопить – всё заслонила эта яростная, прожигающая до самых костей боль.
«... ги...», – сквозь агонию прорвался дребезжащий вой.
Мозг сжимался и пульсировал...
Почему бы им не выстрелить в меня, чтобы прекратить эти мучения?!
Да стреляйте уже, стреляйте! Просто взорвите мою голову, как сделали это с Рэйном!
«... беги!..», – голос Рэйна, его последний импульс безжалостно ударил хлыстом по и без того кровоточащему мозгу.
Заскулив, я вжалась лицом в колени, в то время как в моей черепной коробке взрывались бомбы. Я практически слышала, как лопаются сосуды, один за другим. Из глаз лились слёзы, из носа – сопли, а рот был полон густой слюны и архонтовой крови, такой приторно-горькой.
«... совсем рядом!.. Са, врата рядом! Беги же к ним! Побори эту клятую боль, ну же! Боли не существует! Ты должна...», – всё, что от него осталось – это тающий голос.
Давление изнутри было таким мощным, что я просто не могла ему противиться. Я даже мыслить не могла!
Отгоняя боль на второй план, я с трудом разлепила веки и прямо перед собой увидела чернеющие и дымящиеся останки «лиса». Если бы в глазах не плыло от слёз, меня бы тут же вырвало.
Боли...
Боли нет!
Невероятным усилием я отринула боль, оттолкнула её на задворки сознания, но заслон был слишком слабым, и мозг – на мгновение освобождённый – начал вновь сжиматься. Внутри всё сотрясалось от звона, так что я не слышала собственных мыслей. Слух, зрение, осязание – всё было замутнённым, как во сне.
Я почти не понимала, что происходит. Мною двигала лишь глубоко засевшая в подкорке мысль: «Идти, нет, ползти вперёд, чтобы никто не попытался мне помешать!».
«... впусти же, Са... Сними блоки. Одна... Ты не сможешь...», – затухающий голос всё-таки пробивался мне в мозг.
Впустить?
Да плевать!
Мы и без того были слишком тесно связаны, чтобы чего-то ещё бояться. Его тело уже нельзя было спасти. От Рэйна остались одни только обрывки помыслов, жалящие мой разум. Но пока в архонте теплилась хоть кроха так называемой жизни, пока голос его достигал моего сознания, нас обоих продолжала жалить печать – печать, пожирающая остатки его плоти, но нацеленная на меня.

Я впускаю его, поглощаю, убаюкиваю в себе, подобно младенцу в материнской утробе. Его сознание полностью сливается с моим. Нет больше архонта – есть лишь поток сознания. Рэйн становится энергией – кем и был изначально – и соединяется со мной. И вовсе он не тьма, и не зло... Всё происходит не так, как в наш первый раз, потому что сейчас он умер уже по-настоящему, а мой разум окончательно очистился от всего человеческого.
Боли нет...
Я ничего не чувствую...
Нет...
Её нет...
Я – камень...

В моём сознании образовалась пустота, а пламя, расползающееся по сосудам, отошло куда-то на второй план, словно я была всего лишь сторонним наблюдателем. Мои руки были белыми, как снег, а полосы на них – ярко-багряными, как сочащаяся кровь. Зрение рябило, искажалась шумами, и я с трудом узнала паутину прожилок мрамора под своими руками. Я точно знала, что видела её прежде, но мозг никак не мог наложить реальность на воспоминания.
В ушах звенело, но сквозь этот шум я отдалённо слышала чьи-то крики и выстрелы. Моё тело корчилось, а разум оставался поразительно холодным. Нужно было спешить...
Куда и зачем?
Просто нужно – это было прочно записано у меня в подсознании!
Хотя держать голову прямо было неимоверно тяжело, я подняла взгляд и в паре метров от себя увидела и пылающие пронзительным золотом кованые створки, и кресты на них, похожие на распятых комаров. Детали уже не имели значения – мне просто нужно было до них добраться. Пройти врата.
И неважно, что будет дальше...
Сзади набегали охотники, но я вновь получила контроль над собственным телом и поползла к воротам. Поползла прямо так, на четвереньках, не сводя взгляда с пылающих крестов, и когда гладкая поверхность под ладонями внезапно сменилась горячей липкой жижей, я не сразу сообразила, в чём дело. Не останавливаясь, не смея задерживаться ни на секунду, я глянула вниз и бездумно констатировала, что под моими пальцами пузырится почти чёрная комковатая кровь с ошмётками чего-то губчатого, мясистого, покрытого вздувшимися капиллярами...
Ах, да...
Рэйн...
Хотя из этого уже невозможно было собрать Рэйна, даже при всём моем богатом воображении. Вся эта бурда из внутренностей густо дымилась, обволакивая меня горькими миазмами.
Но из этого тёмно-красного моря вздымались ажурные золотые створки, кованые так изящно, так мастерски, словно их сплели из ювелирной проволоки. Я уже различала прелестные резные листочки, заляпанные кровью, херувимов и виноградные лозья, а за ними – расфокусированные белые стены собора.
До ворот оставалось не больше метра, и я вполне могла дотянуться до них рукой, что и показалось мне наилучшим решением. Поскальзываясь в жиже, я свободной рукой потянулась к вратам, пытаясь достать их хотя бы кончиком пальца...
Нашим единым, последним порывом...
На меня навалились, заламывая руки и прижимая лицом к земле. Щека утонула в вязкой жиже, а в рот и нос хлынула кровь. Сзади к шее что-то прижали, но я этого почти не почувствовала. Передо мной расстилалось бесконечное мёртвое море останков и где-то высоко над ним, невидимый с этого положения, пылал крест над воротами, заставляя глаза слезиться и кровоточить.
Это было последнее, что я увидела в этом мире.
А потом наступила серость...