«Настоящая любовь поглощает человека целиком, одурманивает и оглупляет. Он уже не принадлежит себе полностью, связь между любящими похожа на неразрывные цепи. Вся их жизнь меняется, переходя в другое качество.

Любящий ловец не контролирует себя. И часто его способности, данные при посвящении в Орден, притупляются или вовсе исчезают. Это опасно прежде всего для него. Поэтому и высшие, и низшие ловцы обязаны следить за эмоциональным состоянием и при возникновении подобной ситуации принимать меры.

Но если от любви избавиться невозможно, ловец обязан незамедлительно покинуть Орден. Его память будет выборочно очищена, и он вернется к обычной жизни».
Из Устава Ордена ловцов

Глава первая

Склоны холмов заволакивал густой туман. Встающее слабое солнце с трудом пробивалось сквозь вязкое марево и окрашивало пространство в казавшийся зловещим красновато-сиреневый тон. Байкал был плотно укрыт этим пушистым слоем, и Виктор тщетно вглядывался в даль. Бледно-серое небо над головой, заходящая полная луна, размытые очертания вершин холмов, а все остальное – шевелящаяся зыбкая масса, рождающая в его взвинченном воображении невиданных чудовищ…

Еще вчера вечером, когда он приехал на остров Ольхон, главное святилище бурятских шаманов, ему казалось, что все происходит правильно и он на верном пути. Виктор навел справки в тайных источниках Ордена и точно знал, что этот метод поможет ему. Суть таинства заключалась в том, что посвященная вынимала часть энергетического поля и «загоняла» туда все, что приносило вред клиенту. Обычно это была какая-то болезнь, вызванная негативными программами, привнесенными извне, в простонародье называемыми – сглаз, порча, наговор, приворот. Но Виктор страдал любовью, и это для него было страшнее неизлечимого заболевания. Ловец не имел права на сильную привязанность, и тем более на настоящую любовь. Это категорически запрещалось правилами Ордена Ловцов, к которому принадлежал Виктор. Он пытался избавиться от этого чувства всеми известными ему способами, включая гипнотический транс, но ничего не помогало. Он уже решил обратиться с этой проблемой к своему начальнику Идрису, чтобы тот отправил его в специальный отель Ордена, но все тянул с признанием, надеясь избавиться от этой напасти самостоятельно. Был и еще один вариант: высший стирал те отрезки памяти, которые касались предмета любви. Но такая чистка использовалась в крайнем случае. К тому же метод был с изъяном: стоило влюбленным встретиться, и чувство вспыхивало вновь. Виктор пока оставил все как есть, он продолжал любить Лизу, но чем дольше не видел девушку, тем острее и сильнее жаждал ее. Они расстались в июне, это произошло в Венеции. Лиза просто исчезла из его жизни, ничего не захотев объяснить. Да и связь у них была странной, на серьезные отношения она не тянула, скорее это был ни к чему не обязывающий секс. Но для Виктора эта встреча оказалась роковой. Впервые в жизни он полюбил. Сейчас была середина августа, его чувство за это время окончательно окрепло и приобрело вселенские масштабы, именно так он ощущал. А ловцы с трудом справлялись с чрезмерными эмоциями, они обладали невероятной чувствительностью, и чем дольше служили Ордену, тем сильнее раскачивалась их психика. Это была «оборотная сторона медали», своеобразная плата за дающиеся при посвящении в Орден сверхспособности. Отслеживать самоубийц, уводить их от последнего шага любыми способами, оберегать от вездесущих прилипал, давать иммунитет от суицида – такие обязанности требовали постоянного напряжения и вызывали сбои в настроении: от взлетов к вершинам эйфории до глубокого падения в бездну депрессии.

Ольхон считался сакральным центром северного шаманского мира. По преданиям бурятов, там по сей день обитали грозные духи Байкала. Когда-то на этот остров спустился с небес Хан-Хото-бабай – посланник высших богов. Здесь все еще живет и его сын – Хан-Хубуу-нойон, принявший образ белоголового орла-беркута. Все шаманы поклонялись верховному божеству Хухэ Мунхэ Тэнгри (Вечное Синее Небо). Перед тем как сюда приехать, Виктор с любопытством ознакомился с этой информацией. У него давно развилось особое отношение к новым знаниям, и он впитывал их жадно и с удовольствием. И мифы уже не казались сказками, они были наполнены событиями, которые реально происходили в древние времена. Обладая определенными способностями, он мог проникнуть в параллельные миры и увидеть то, что для обычного человека было сокрыто. Это касалось и духов, ангелов, призраков и других потусторонних сущностей. Виктор при желании мог их видеть и даже общаться.

Шаманку, которую он нашел, звали Сойжима, что значило «исцеляющая». Поначалу она пристально и молча смотрела на незваного гостя. Посвященная соглашалась на контакт не с каждым просящим и денег за свою работу не брала. У шаманов имелось нерушимое веками правило: не все болезни нужно лечить, многое дается человеку как урок, и он обязан самостоятельно изменить что-то в своей жизни. Поэтому часть просителей отправлялись восвояси, так и не получив желанной помощи.

Сойжима смотрела в глаза гостя минут пять. Он, в свою очередь, по привычке пытался сканировать ее энергетическое поле. Виктор понимал, что суицидальных наклонностей у шаманки быть не могло в принципе, но делал это из любопытства. К его изумлению, аура будто отсутствовала. Он даже зажмурился и потряс головой, но картинка не изменилась. Шаманка умело защищалась от его взгляда-рентгена.

– Ты не обычный человек, – сказала она после паузы и прищурила и без того узкие глаза.

– Да ладно, – небрежно ответил Виктор.

– Зачем так нервничать? – спросила Сойжима и неторопливо раскурила трубку.

Виктор ощутил аромат каких-то терпких трав и мгновенно поддался их расслабляющему действию. Ненужное волнение ушло, разум слегка затуманился, он начал расслабляться.

– Ты… суперчеловек, если говорить вашим языком, – продолжила шаманка. – И наделен какими-то неведомыми мне и невероятными способностями. Я это вижу. И не понимаю, зачем тебе я? Ты и сам можешь исцелять не только себя, но и других. Вижу, ты многих спас от смерти. Но ты… сильно разбалансирован. Это я могу поправить, если ты сам не в состоянии выровнять энергию и успокоить ее.

– Я люблю девушку, и мне необходимо избавиться от этого чувства, – просто сказал он и вздохнул.

Перед внутренним взором появилось нежное лицо Лизы, ее светло-пепельные волосы развевались, словно ими играл легкий ветерок, серо-голубые глаза сияли, бледно-розовые губы улыбались.

– Уйди, исчезни, – пробормотал Виктор и закрыл лицо руками.

– Любовь – это от неба, – заметила Сойжима, наблюдая за ним. – Зачем хочешь избавиться? Это не болезнь.

– Для меня это как смерть, – тихо признался он. – Ты сама увидела, что я многих спас. Но если буду любить, то больше никому не помогу. Таковы условия… моей работы.

– Первый раз за всю мою практику просят избавить от чувства, – сказала шаманка. – Люди обычно пытаются притянуть любовь.

– Помоги! – с мукой в голосе произнес Виктор. – Словами трудно объяснить всю сложность моей ситуации. Если обладаешь навыками считывать информацию с личности, то я открыт для тебя.

Виктор встал перед ней. Он смотрел прямо в глаза Сойжимы. Она отложила недокуренную трубку, взяла его правую руку и положила свою ладонь на нее, погрузив острый взгляд в глубь его все расширяющихся зрачков.

– Хорошо, я все поняла, – после очень долгой паузы сказала шаманка. – Ты служишь добру и свету, но это опасно и даже страшно для обычного человека. Поэтому ты… посвящен. И я помогу. Ты удачно приехал. Через два дня полнолуние. Это время обряда. Как только луна, после максимального наливания, пойдет на убыль, можно будет разъединять энергии.

И в нужное время, на заре, она привела его на один из склонов. Местность выглядела безлюдной, туман искажал очертания пейзажа. Заходящая луна казалась серебряной и давала размытый встающим солнцем молочный свет. Виктор стоял босиком на влажной от росы траве, он был полностью обнажен и поеживался скорее от затаенного страха, чем от утренней сырости. Шаманка разложила белую хлопчатобумажную ткань перед ним и что-то пробормотала. Он разобрал: «Ко льну прильнет любовь, и охладится кровь» и улыбнулся кажущейся наивности заклинания. Ненужное волнение начало уходить, появилось любопытство. Сойжима расправила ткань, отошла на шаг и раскрыла руки, как крылья. Она что-то невнятно бормотала, закрыв глаза. Подул легкий ветерок, с озера понеслась какая-то тень, раздался крик птицы, и над их головами пролетел огромный орел. Виктор успел разглядеть, что голова у него белая. Шаманка упала ниц, она лежала на животе возле расстеленной ткани, ее затопила золотистая энергия, и женщина казалась центром какого-то невиданного светила.

– Великий Хан-Хубуу-нойон дал мне благословение на этот обряд, – раздался ее тихий голос. – Все верно, все, как и должно быть. И я избавлю тебя от этого чувства.

Виктор лишь молча вздохнул. Дальше все пошло без заминок. Сойжима велела молодому человеку лечь на ткань и начала закатывать его, укрывая с ног до головы, словно в тугой кокон. Она снова бормотала о «льне, к которому прильнет любовь», но Виктор уже не прислушивался. Он ощущал странное воздействие прохладной ткани, окутывающей его обнаженное тело. Она будто становилась все холоднее и забирала его жар. «Выкатывание» было проведено семь раз. Затем Виктор встал, а шаманка развела костер и бросила туда ткань.

– Лен забрал, лен гори, вместе с ним любовь умри, – бормотала Сойжима, вороша палкой горящие остатки ткани. – Хухэ Мунхэ Тэнгри, прости! Не болезнь, любовь я жгу, но не мне изменить судьбу…

Виктор молча наблюдал за окончанием обряда и пока не понимал, что чувствует. Однозначно ему было холодно, но ведь, оставаясь сырым утром без одежды, другого ожидать не приходилось.

Но вдруг что-то изменилось. Сойжима застыла, глядя в небо, на ее непроницаемом лице появился ужас. Виктор невольно проследил за ее взглядом. Туман сгустился над ними, и в его мутном мареве появились черные очертания, словно нарисованные дымом от костра. Виктор увидел поникшую розу и вздрогнул от дурного предчувствия.

– Смерть! – вскрикнула шаманка и упала, закрыв голову руками.

Внутри очертаний розы возникло женское лицо. Виктор не сомневался, что видит Соланж. Она смотрела на него в упор, ее губы кривила усмешка, глаза сверкали, словно сквозь туман искрили утренние звезды. Из миража потянулась вниз бледная рука, она собрала остатки дыма от угасающего костра и будто запечатала их в очертания черной розы, плотно сомкнув ее лепестки.

– Забираю твою любовь себе, – глухо проговорила Соланж.

В этот момент возле черной розы, словно ниоткуда, возник белоголовый орел.

– Великий Хан-Хубуу-нойон, помоги! – воззвала к нему шаманка.

Орел, издавая грозный клекот, бросился на мираж, но пролетел сквозь него. Воздушный рисунок заколыхался, затем сгустился, сжался в точку, «расцвел» взлетевшими легкими серыми хлопьями пепла. И исчез. Хлопья плавно опустились на Виктора. Он нервно стряхнул их и глянул на шаманку.

Сойжима смотрела сурово.

– Ты таскаешь за собой нечто и не предупреждаешь об этом, – с упреком произнесла она. – Такая форма существования нам неведома. Но это из самой преисподней.

– Прости, но я и сам не знаю, кем или чем является Соланж, – ответил он. – Мы принадлежим к одной организации, и определенные догадки на ее счет у меня имеются.

– На верхних позвонках у тебя два клейма, – продолжила шаманка. – Это знаки твоей организации?

– Да, – тихо подтвердил Виктор.

– Это розы… И в небе появилась черная роза. Но это… Пахло смертью.

– Я могу объяснить, – торопливо прогово-рил он.

У Виктора вдруг возникло непреодолимое желание поделиться, рассказать все о Соланж. Она была высшей Ордена, и сообщать об этом запрещалось кому бы то ни было, но он точно знал, что дальше шаманки информация не пойдет.

– Не надо ничего говорить! Лишние знания засоряют разум, – резко ответила Сойжима. – Это ваши дела. А я свое обещание выполнила, обряд провела, любовь изъяла.

– Это так, – еле слышно ответил Виктор. – Но, судя по всему, ее забрала Соланж.

– Не моя вина, – сказала Сойжима.

– Это так, – повторил он.

Виктору захотелось уйти, он ощущал холод и опустошение, вызвавшие жуткий упадок сил. Он оделся и остановился напротив Сойжимы. Она смотрела внимательно. Выражение ее лица изменилось: вместо недовольства появились нескрываемые жалость и сочувствие.

– Тебе не позавидуешь, – после паузы заявила шаманка. – И вот что… Признаю, все же это моя вина, – добавила она. – Я должна была почувствовать неладное, но словно кто-то или что-то затмило мой разум. И мы сейчас же отправимся к моему другу Анжилу. Я так решила!

И Сойжима, не дожидаясь ответа, начала спускаться с холма. Виктор пожал плечами, но ничего выяснять не стал и последовал за ней. Его силы все еще не восстановились до конца. Слабость вызывала сильное потоотделение, он начал задыхаться, со лба капало, по спине текли струйки. Шаманка глянула на его покрасневшее лицо и замедлила шаг. Виктор пристроился рядом и старался не отставать.

– Анжил – дархан, белый кузнец, – решила она пояснить, хотя Виктор ни о чем не спрашивал. – Это священное ремесло, оно передается по роду, а произошло от небесного кузнеца по имени Божинтой.

– Белый кузнец, ну-ну! А что, есть и черные? – ехидно поинтересовался Виктор.

Он ощутил, как накатывает неизвестно откуда взявшаяся злость.

– Есть, – подтвердила Сойжима. – Но это не означает, что дарханы делятся по принципу добра и зла. Черные поначалу работали с железом, а белые – с серебром. Их так и называют: мунгэн дархан – серебряный мастер.

– И зачем ты ведешь меня к этому дархану? – уточнил он, пытаясь справиться с сильным раздражением.

– Тебе необходим мощный амулет, – пояснила шаманка.

Виктор недоверчиво усмехнулся, но от комментариев воздержался. Она остановилась и пристально на него посмотрела.

– Чего уставилась? – ядовито спросил он.

– Я так и знала! – ответила шаманка. – Изъяв часть счастливой энергии, я нарушила равновесие. Хотя ты и так был сильно разбалансирован.

– Без тебя знаю! – резко проговорил Виктор. – Работа у меня такая, что никаких нервов не хватит.

– Постарайся добавить в жизнь удовольствия, – мягко посоветовала она. – Развлекайся, делай то, что приносит радость. Хотя бы так восстановишь баланс. Иначе быстро превратишься в нелюдя и злыдня.

– Извини, – пришел в себя Виктор. – Я буду контролировать эмоции.

Через полчаса они оказались возле какого-то небольшого селения, раскинувшегося у подножия холма и окруженного древними кряжистыми лиственницами. Сойжима привела Виктора к крайнему, обычному на вид деревенскому дому. Она обогнула его и зашла на задний двор. Виктор увидел невысокое, в один этаж, добротное строение. Шаманка направилась туда.

– Что-то не похоже на кузницу, – пробормотал Виктор, прислушиваясь. – А где звук бьющего молота, шипение раскаленного металла, опущенного в воду?

– Я же сказала: белый кузнец! Кует серебро и другие подобные металлы, а не делает топоры, ножи, подковы и прочее. Чем ты слушал? Хотя в таком состоянии мои слова мимо ушей…

– Значит, серебряные поделки, – пробормотал Виктор, – практически местный ювелир.

– Ты снова напряжен и даже раздражен. Не поддавайся разрушающим эмоциям, – посоветовала она и стукнула в закрытую дверь кузницы.

– Стараюсь, но это чертовски трудно, – признался он. – Злоба так и распирает изнутри, ненавижу весь мир.

– Скоро пройдет, – уверенно ответила шаманка. – А пока твоя психика пытается приспособиться.

– Я должен любить людей, иначе не смогу работать, но в эту минуту я законченный мизантроп, – нервно проговорил Виктор.

– Не волнуйся, я вынула только одну часть энергии, обращенную на конкретную девушку, – сказала Сойжима. – А любовь многообразна. Скоро твое состояние выровняется.

– А вдруг ты забрала все? – испуганно предположил Виктор. – Как ты могла точно определить, где любовь к Лизе, а где – к человечеству?

– Это легко, – с улыбкой ответила шаманка. – Я взяла лишь ту часть, где имелся сексуальный окрас. Вряд ли ты хотел заняться сексом со всем человечеством.

Виктор улыбнулся в ответ и почувствовал облегчение.

Когда они оказались внутри, он увидел что-то типа холла. Дверь в мастерскую раскрылась, появился низкорослый, крепко сбитый бурят неопределенного возраста. Сойжима быстро представила мужчин и изложила свою просьбу. Анжил остро глянул на гостя и помрачнел. Виктор снова ощутил накатывающее вместе с приливом сил раздражение. Он подумал, что никакие амулеты ему по жизни помочь не могут, и шаманка зря все это затеяла. Хотелось уйти, но это выглядело бы невежливо. Виктор, правда, по привычке, отсканировал поле кузнеца. Его цвет радовал, он был насыщенным зелено-золотистым. И это говорило ловцу о здоровье и благополучии. Виктор давно для себя определил, что у каждого человека имеется четыре тела: физическое, ментальное, астральное и эмоциональное. И если они были в гармонии, то аура светилась чистыми насыщенными цветами. Обычно это были зеленые тона.

– Пойдемте со мной, – пригласил Анжил и толкнул соседнюю с мастерской дверь.

Они оказались в небольшой гостиной, превращенной в выставочный зал. Виктор с любопытством разглядывал разложенные на витринах работы кузнеца. Здесь были традиционные бурятские украшения: височно-нагрудные, накосные и даже наспинные, всевозможные кольца, браслеты, серьги. Виктор склонился к одной из витрин и залюбовался туйбой, состоящей из «моор» (золотая монета в оправе) и прикрепленными к ней мелкими бусинами коралла.

«Если бы у меня была близкая женщина, я бы с удовольствием преподнес ей такое украшение», – мелькнули непрошеные мысли.

Но они тут же вызвали острую боль. У Виктора никого не было, мать умерла, последняя его сердечная привязанность, «девочка по вызову» Лолита, убита пару месяцев назад. И виновницей являлась Соланж. Виктор закрыл глаза. О Лизе он даже не вспомнил, а ведь еще несколько часов назад все его мысли были только о ней.

– Выбери сам, – услышал он голос и очнулся.

Анжил выдвинул ящик стола, находящийся в углу зала. Виктор подошел и увидел амулеты, лежащие в отдельных ячейках. Он бездумно смотрел на замысловатые формы, непонятные ему знаки, странные узоры. Рука словно сама потянулась к одному изделию из черненого серебра. Оно имело вид восьмиконечного креста. Центральный круг окаймляли зубцы, между четырьмя крупными – четыре более мелких; те и другие располагались крест-накрест, вписываясь в квадрат с чуть выгнутыми сторонами. Виктор вынул амулет, он приятно грел ладонь.

– Хоолобши? – явно удивился кузнец. – Оберег для невесты, символизирует солнечный диск и восемь направлений – четыре главных и четыре промежуточных.

– Мне нравится этот! – уверенно сказал Виктор.

– Дайте руку, нужно его привязать к вам и заставить оберегать.

Виктор без колебаний протянул правую руку. Анжил уколол его палец, выдавил каплю крови на амулет и позвал шаманку. Они вдвоем провели какой-то обряд, в суть которого Виктор не вникал. Он снова ощутил странный упадок сил, перед глазами отчего-то появилось бледное лицо Соланж. Ее губы улыбались.

– Носи, старайся не снимать, – услышал он и вздрогнул.

Сойжима надела амулет на его шею, видение Соланж тут же пропало, и Виктор снова ощутил облегчение.

– Хоолобши будет не только оберегать тебя, – сказала шаманка, – но и поможет выровнять энергию. А тебе сейчас это необходимо.

– Что я вам должен? – деловито уточнил он.

– Ничего, – ответил Анжил и улыбнулся. – Будь здоров!

Они вернулись к дому шаманки через несколько часов. Виктор практически пришел в себя, приступы немотивированной злобы пропали. От амулета шло приятное тепло и, казалось, оно проникало ему прямо в солнечное сплетение. Он попрощался с Сойжимой, искренне поблагодарил за все, но она смотрела с затаенной грустью.

– Может… – неуверенно начал он, глядя в ее узкие глаза, – что-то пожелаешь? Какие-то рекомендации? Ведь ты все знаешь обо мне.

– Не имею права вмешиваться, – ответила она. – Я пыталась помочь, ты сам видел, что из этого вышло. Но любви к той девушке в тебе больше нет.

– Спасибо, – тихо произнес он.

– Не благодари. Ведь твоим чувством… завладела смерть.

– Что ты видишь? Скажи! – умоляюще проговорил Виктор.

– Ничего! – твердо ответила Сойжима. – Не вижу, потому что не хочу. Разбирайся сам. Но амулет носи, не пренебрегай этим. Я дала тебе защиту… Считай, это мое извинение за то, что обряд прошел не так, как должен был.

– Принято, – коротко ответил Виктор и пошел прочь.
Из записной книжки:

«Хурал (значение) – молебен.

Чойжил-сахюусан.

Ритуал подношения торма Держателю самай Дхармарадже, включающий умилостивление, покаяние, восхваление и просьбу.

Чойжил (санскр. – «Яма Дхармараджа», тиб. – «Щиндже Чойгьял») – владыка смерти, он защищает от злых духов. Также является судьей мертвых, вершителем закона воздаяния и могущественным заступником всех несправедливо обиженных людей.

Хурал Лхого намщей (бур. – «hуга намши») выполняется для избавления умершего от страданий – страха, голода, жажды. Он помогает усопшему осознать свою смерть, не быть в смятении и беспрепятственно обрести новое счастливое рождение».

С момента обряда на Ольхоне прошло две недели. Все это время Соланж не давала о себе знать. Виктор окончательно пришел в себя, внутренняя гармония практически восстановилась. Но его сердце освободилось, и это тут же сказалось на работе ловца. Ничто более не затуманивало его разум, не мешало полностью отдаться поиску клиентов. Он снова ощущал драйв, все его существо было нацелено лишь на одно: опознать в толпе нужного человека, приблизиться к нему, моментально войти в доверие и сделать все, чтобы суицид не был совершен. Все его сверхспособности, данные при посвящении в Орден, вернулись и будто заиграли новыми красками, Виктор ощущал дикий подъем и радовался этому. Он съездил в Москву и за неделю пополнил свой послужной список на пятнадцать спасенных клиентов. Данные этих людей, как обычно, он отправил Идрису, чтобы тот внес их в базу. Высший в это время находился во Франции, но внимательно следил за работой своей пятерки. И был необычайно доволен преображением Виктора.

– В Венеции ты был словно не в себе, – говорил Идрис по скайпу во время сеанса связи. – И я уже всерьез подумывал, что тебе необходимо уединиться на какое-то время в одном из наших отелей.

Виктор смотрел в монитор и улыбался. Идрис выглядел, как всегда, значительно и внушительно: темнокожий, накачанный, с красивым мужественным лицом. Обычно он умело скрывал эмоции, но сейчас Виктор видел, как он доволен, его выразительные раскосые глаза сияли, крупные губы морщила едва сдерживаемая улыбка.

– Я справился с проблемами, – ответил Виктор. – И в монастырь мне пока рано! – весело добавил он.

Все ловцы боялись отелей Ордена, негласно считалось, что это своего рода тюрьма, из которой самовольно никто не может выйти. Ослабленных ловцов помещали туда и оставляли до тех пор, пока их энергетическое поле полностью не восстанавливалось. И хотя отели были роскошными, добровольно туда никто не стремился. Ловцы любили свободу и импровизацию в деятельности. Малейшее принуждение выводило их из себя и рождало протест. А чем дольше ловец служил Ордену, тем все более чувствительным и нервным он становился. И высшие пятерок берегли членов, как свою семью. Но в крайних случаях заточения в отель было не миновать. Виктор, полностью погрузившись в любовь к Лизе, почти утерял свои навыки и сильно ослабил способности. Он упустил потенциального клиента, это была девушка-модель по имени Анна-Кристина, в которой он не распознал суицидника, хотя видел ее за несколько часов до совершения акта. Затем были и другие непростительные промахи. Идрис несколько раз встречался с ним, но Виктор обещал, что в скором времени все исправит и начнет полноценно работать. В начале августа, когда он снова просмотрел клиента, пройдя в двух шагах от него и ничего не ощутив, он понял, что пора принимать кардинальные меры, и нашел шаманку. И был доволен результатом. Его, конечно, очень тревожило то, что произошло во время обряда, но пока Соланж никак себя не проявляла, а он не стремился ее найти. Виктор в первую очередь хотел реабилитироваться как ловец, а потом уже разбираться с тем, что сотворила Соланж.

Из Москвы он отправился в Санкт-Петербург и там славно «поохотился». Две столицы были и оставались благодатной почвой для ловли. Чаще всего самоубийства там совершались в состоянии глубокой и затяжной депрессии. Люди мегаполисов живут в неестественной для природы урбанистической среде, их психика подвергается постоянному стрессу, связанному с непрекращающимся потоком негативной информации, новым укладом бытия, в котором жизнь человека все меньше зависит от его действий. Огромная часть населения мегаполисов – это приезжие, и зачастую они не уверены в завтрашнем дне и сильно подвержены фатальным депрессиям.
Из сети:

«В 2015 году от самоубийств погибло больше граждан России, чем от дорожных аварий, говорится в ежемесячном докладе Федеральной службы государственной статистики о социально-экономическом положении в стране.

Как сообщается на сайте Росстата, с января по октябрь покончили с собой 21,3 тыс. человек. Для сравнения: за тот же период жертвами несчастных случаев на транспорте стали 20,1 тыс. человек».

После такой успешной работы Виктор решил съездить в родной Ковров. Он планировал остаться там на неделю. Но заселился в гостиницу, хотя на окраине города имелся особняк, который он когда-то приобрел для матери. Дом был закрыт, в нем никто не жил. Виктор приехал утром, а ближе к вечеру ноги словно сами привели его туда. Он платил определенную сумму сторожу, и порадовался, что тот на месте. Как только он подошел к воротам, дверь небольшого строения слева от входа раскрылась. Показался высокий подтянутый мужчина лет сорока и строго проговорил:

– Нечего тут таскаться, это частное владение. Идите с богом!

– Петр Иванович, вечер добрый! – ответил Виктор, подходя к нему. – Это я. Не узнали?

– Ой, Виктор Викторович, здравствуйте! Не признал хозяина! Что ж вы пешком-то? И не пре-дупредили. Давно ли приехали? А багаж где?

Сторож метнулся за ключами и открыл боковую калитку. Виктор вошел на территорию и огляделся. Газоны были аккуратно подстрижены, дорожки выметены.

«Надо бы прибавить зарплату, – подумал он, направляясь к дому. – Повезло, что сторож оказался таким ответственным!»

Мужчины приблизились ко входу в особняк. И тут Петр Иванович замялся. Он явно не хотел идти дальше. Виктору слова были не нужны. Иногда ему казалось, что он легко читает мысли находящихся рядом людей. Рисунок движений, позы, мимика, а особенно глаза рассказывали ему то, что у человека творилось внутри.

– Ключи у вас есть? – стараясь говорить непринужденно, уточнил сторож.

– Конечно, – ответил Виктор и вынул из сумки небольшую связку.

– Ну, тогда я пошел, – сказал Петр Иванович. – Не буду мешать.

– А вы и не мешаете, – с улыбкой ответил Виктор и остановился, глядя ему в глаза. – В чем дело? Что-то не так? – напрямую спросил он.

Петр Иванович покраснел и отвел взгляд. Виктор ждал. Он понимал натуру этого человека. Сторож был прямодушным, честным и открытым и точно не смог бы лгать ему. Он нанял Петра Ивановича всего полгода назад. До него дом охраняли еще несколько человек, но все они увольнялись, не объясняя причин.

– Нехорошее это место, – после паузы сообщил Петр Иванович. – Тяжело мне тут. Даже хотел уходить. Хотя платите вы много, да и нет вас месяцами… так-то легкая это работенка, но уж очень бывает жутко.

– Да в чем дело? – начиная раздражаться, повторил Виктор. – Говорите яснее.

– Матушка ваша… царствие ей небесное… тут померла-то. Соседский садовник как-то упомянул, что несчастный случай это, упала со стула, сломала шею, – торопливо проговорил Петр Иванович.

– Это так, – глухо подтвердил Виктор.

– Да видно не упокоилась ее душа, – переходя отчего-то на шепот, сообщил сторож.

– А вы не злоупотребляете крепкими напитками? – резко поинтересовался Виктор.

– Да что вы! – замахал руками Петр Иванович. – Я вообще не пью, да и мяса не ем вот уж с десяток лет. Веган полный, как говорится. Или вы забыли? Я же подробно вам все о себе докладывал, когда на работу нанимался.

– Простите, – ответил Виктор. – Но вы мне такое заявляете!

– Понимаю, матушка ваша…

– А можно подробнее? – зачем-то попросил Виктор, хотя почувствовал, что, обладая особой восприимчивостью, вызванной определенным образом жизни, Петр Иванович вполне мог видеть призраков.

– Что ж, воля ваша, – после паузы сказал сторож, трижды перекрестился и зачем-то отошел от крыльца на несколько шагов.

Виктор последовал за ним. Он сканировал поле собеседника, но ничего опасного не видел. Все выглядело гармонично. Петр Иванович был здоров и физически, и психически. Сторож тяжко вздохнул, опустил глаза и быстро продолжил:

– Тени тут непонятные, сам видел. Даже святую воду принес, все время у меня в сторожке баклажки с ней стоят. Ходил как-то ночью, стены дома вашего кропил. Но появляется она… женщина… неясный силуэт, как в тумане образ. Слыхал, что часто неупокоенные души возвращаются на место своей смерти, будто привязанные к нему. Надо бы батюшку вызвать, пусть обряд какой проведет. Да и молебен вы бы заказали, не помешает… А еще мужчину видел, и тоже будто призрак.

– Почудилось вам, – сказал Виктор. – Всякое бывает. Было еще что-то более конкретное?

– Вы уж извините, – смущенно продолжил сторож, – но однажды проглядел я, и какая-то деваха сюда забралась. Уж как мимо меня проскочила, не понимаю!

– Что за деваха? – насторожился Виктор.

– Смазливая, молоденькая, волосы черные, длинные, юбчонка едва зад прикрывает… Ну понимаете, какого сорта мамзель. И как она тут оказалась? Я территорию обходил, а она спокойнехонько себе сидит в беседке, что позади дома. Нога на ногу, кофтенка с вырезом и сиськи наголо, как говорится. Ой, простите, но выражение это в точку. Курит и на пол сплевывает. Я погнал ее, полицией пригрозил, а она давай мне глазки строить, да авансы раздавать. И так мне голову заморочила, что я сам чуть ли не закурил с ней за компанию… И это после стольких лет воздержания от табака!

– Она не представилась? – поинтересовался Виктор и нахмурился.

Он практически был уверен, что это его давняя подружка-прилипала.

– Чудное у нее имя, заморское, такое сразу запоминаешь, – ответил Петр Иванович. – Моника!

«Так и есть! – подумал Виктор. – Кто бы сомневался! Она пасет Николая и наверняка таскает его на место преступления, чтобы выжимать из аморфа как можно больше негативных эмоций. Ничего-то не меняется в этом мире!»

– Ты ее выгнал? – сухо уточнил он.

– С трудом. Навязчивая такая девица, всякие глупости мне предлагала, – признался Петр Иванович. – Но я кремень, меня такими штучками, как красивые глазки и выпяченная грудь, не возьмешь. Но эта Моника, скажу я вам, гипнотическая личность.

– Больше она не появлялась? – спросил Виктор.

– Нет, не видал. Заезжая какая-то девка, так мне показалось. На местных не очень похожа. Сказала, что любит достопримечательности и типа зашла сюда в боковую калитку заднего двора, дом понравился. А чего в нем особенного? Обычный загородный, таких тут много. Кокетничала, мне льстила, не понять зачем, кое-как выпроводил. А калитка-то и правда оказалась открытой, за это простите, хозяин. А ближе к ночи мне будто показалось, что снова эта Моника тут шляется. Запах ее духов я почувствовал. Сладкие они у нее, аж приторные. Я ж давно не курю, вот обоняние полностью восстановилось и даже обострилось. Запахи отлично нос мой чует. Я обошел вокруг дома, но ее не было. А вот… призраков увидел. – Сторож перешел на шепот. – Будто мужчина какой-то, но не стоит, а ползет как бы на коленях, а ползет он к привидению… Женщина во всем белом, чисто ангел, глаза светятся небесным огнем… протянула она руку к мужчине и будто волосы его гладит, а он весь трясется в беззвучных рыданиях. Такое вот я увидел, чуть с ума не сошел от страха. А потом раздался мерзкий смех, но я отчего-то узнал голос Моники, начал креститься и «Отче наш» читать. Тут-то все и пропало.

«Черт бы побрал прилипалу! – про себя выругался Виктор. – Это ее проделки. Назло мне решила поиздеваться над сторожем, возможно, свести его с ума».

Моника принадлежала к особому клану. Это были существа неясной для Виктора природы, их главная цель – найти человека, подверженного суициду, и довести его до последней черты. Мир устроен так, что после физической смерти самоубийца превращается в аморфа, некий сгусток энергии, которым и питается прилипала. И в таком качестве он остается столько лет, сколько ему отпущено по судьбе земной жизни. Именно Моника в свое время подталкивала его к последнему шагу. И если бы вовремя не вмешался Идрис, то и Виктор сейчас служил бы кормом для этих существ.

– Я завтра же закажу молебен в соборе Рождества Христова, – сказал он.

– Хорошая церковь! – оживился Петр Иванович.

– А что, есть и плохие? – съязвил Виктор.

– Да как сказать, – замялся сторож. – Ну вот хоть церковь Иоанна Воина… ну вы знаете, это возле сквера Пушкина.

– Припоминаю, – ответил Виктор, с любопытством глядя на собеседника. – И что же с ней не так?

– Я родился в Коврове, все мои предки отсюда, наверное, поэтому всегда интересовался историей. Так доложу я вам, что раньше там находилась Покровская церковь при кладбище села Рождественское. Именно на нем хоронили местную знать. Еще моя бабушка называла его «кладбище князей Ковровых». При советской власти часовню и некрополь князей снесли, кладбище разорили. И плитами-то могильными даже мостили улицы, вот Абельмана, к примеру. И еще часть плит уехала в Москву, использовали для облицовки стен метро, это я в одном историческом журнале вычитал. А на месте кладбища разбили городской сквер. Ноги-то топчут могилки, а душам это не нравится. Ночью я туда даже соваться бы не стал.

– А мы подростками там спокойно гуляли, – сказал Виктор. – Но какой вы чувствительный, – заметил он.

– Это я мясо убиенных животных перестал есть, вот что-то в организме и меняется, – сообщил Петр Иванович. – Поэтому и опасаюсь тут находиться. Призраков-то видеть совсем неохота.

Они замолчали. Пауза показалась Виктору неприятной. Сторож мялся, опуская глаза, и словно не мог на что-то решиться.

– Виктор Викторович, – наконец проговорил он, – я, по правде говоря, и заявление уже вам написал «по собственному желанию». Увольте меня от этого дела! Боюсь, и все тут! Платите вы, конечно, щедро, но уж лучше я на завод вернусь.

– Давайте не будем торопиться, – мягко произнес Виктор, глядя в глаза окончательно смутившегося сторожа. – Я верю, что существуют неупокоенные души. И завтра же с утра закажу молебен по рабе Божией Людмиле. Так звали мою мать.

– Всем привет! – раздался веселый голосок, и из-за дома появилась девушка.

Это была эффектная брюнетка в обтягивающем ее аппетитную фигуру красном брючном костюме. Загорелая гладкая кожа, янтарно-золотистые глаза придавали ей особую пикантность.

– Матерь Божия! – нервно проговорил сторож. – Снова она! Опять, что ли, калитка не заперта на заднем дворе? Но я проверял!

– Здравствуй, Моника, – спокойно поприветствовал ее Виктор.

– Рада снова тебя видеть, дружочек! – сказала она и широко улыбнулась, демонстрируя неестественно белые и ровные зубы.

– Так вы знакомы? – изумился Петр Иванович, во все глаза глядя на незваную гостью.

– А то! – задорно ответила девушка. – Причем узнали друг друга… во всех смыслах именно в этом городишке. Помнишь, милый?

И Моника кокетливо повела плечами и зажмурилась, словно кошка, поглощающая жирные сливки.

– Не буду вам мешать, – спохватился сторож и быстро направился в сторону ворот.

– Наш разговор не окончен, – громко сказал ему вслед Виктор.

Но Петр Иванович лишь махнул рукой и даже не обернулся.

– Чего приперлась? – грубо спросил Виктор, глядя на девушку с затаенной угрозой.

– А ты не рад? – ласково поинтересовалась прилипала и прижалась к нему всем телом.

Но он резко отстранился и поднялся на крыльцо. Открыв двери, вошел внутрь, но гостью не пригласил. Монику это не смутило, она неотступно следовала за ним.